Николай Сурков о новых угрозах для Сирии после свержения президента Асада

Сирийский кризис давно превратился в еще один гордиев узел Ближнего Востока. Кто бы ни брался за его урегулирование, было невозможно найти компромисс. После свержения Башара Асада может показаться, что этот узел наконец разрубили, но реальность намного сложнее.

Происходящее в Сирии больше похоже на начало нового витка вооруженного противостояния. Теперь сирийцам предстоит пережить период передела собственности и борьбы за власть между антиасадовскими группировками. Одновременно высока вероятность столкновения протурецких исламистов с курдами, усиление которых неприемлемо для Анкары.

Эскалация может продлиться от трех месяцев до года, в зависимости от готовности внешних игроков поддерживать своих партнеров. Один из сценариев предполагает войну всех против всех с последующим замораживанием конфликта и дроблением страны по этноконфессиональному или племенному признаку на несколько квазигосударственных образований.

Нечто подобное произошло в Сомали и в Ливии.

При благоприятном стечении обстоятельств период нестабильности будет относительно недолгим, а противоборствующие стороны окажутся за столом переговоров, чтобы договориться о разделе власти и экономических ресурсов.

Итогом такого обсуждения может стать создание правительства национального согласия и созыв учредительного собрания для выработки новой конституции.

Если удастся провести конституционный референдум и выборы нового руководства страны, то обновленная Сирия, вероятнее всего, превратится в федерацию наподобие современного Ирака. То есть это будет формально единое государство, частью которого станет курдская автономия с вооруженными формированиями, полуавтономной экономикой и собственным языком. В Центральной и Западной Сирии может возникнуть парламентская республика, где основную роль будут играть партии и коалиции, сформированные по религиозному признаку. При этом для новой Сирии будет характерно активное вмешательство внешних сил в политику и поддержка ими разных этноконфессиональных групп, что не добавит стабильности.

Говорить об активной самостоятельной роли страны в региональных делах можно будет в лучшем случае через 20 лет, когда немного затянутся раны, нанесенные войной.

Отдельный вопрос: смогут ли бывшие повстанцы эффективно управлять разоренной страной? Ведь для восстановления Сирии нужны десятки миллиардов долларов, которые никто из зарубежных спонсоров антиасадовской оппозиции выделить не в состоянии. Опыт исламистских правительств в Тунисе и Египте показал, что зачастую начавшееся с выборов и красивых обещаний правление заканчивается экономическим кризисом и вмешательством военных в политику.

Если говорить о роли России, то, несмотря на сигналы из Дамаска о нежелании портить отношения с Кремлем, поводов для оптимизма мало. Люди, пришедшие к власти, вряд ли забудут удары российских ВКС. Покупать дружбу за счет щедрой помощи на восстановление страны Москва вряд ли захочет.

Пожалуй, главное, что Россия могла бы сейчас сделать для бывшего союзника,— поспособствовать максимально гладкому политическому транзиту и предоставить убежище тем сирийцам, которые оказались тесно связаны с нашей страной.

Николай Сурков, руководитель Группы общих проблем региона Центра ближневосточных исследований ИМЭМО РАН