Как культура осмысляла историю одной женщины, ушедшей из семьи

145 лет назад, 21 декабря 1879 года, в Королевском театре Дании в Копенгагене состоялась премьера пьесы Генрика Ибсена «Кукольный дом». История о том, как Нора, идеальная женщина своей эпохи — красавица-жена преуспевающего юриста и нежная мать троих детей,— приняла решение бросить мужа, сразу стала хитом в европейских театрах и предметом горячих споров. Ульяна Волохова рассказывает, как культура осмысляла историю об уходе одной женщины из семьи и почему этот процесс оказался таким сложным.

Нора и женский вопрос

Упоминания замысла «Кукольного дома» впервые встречаются в бумагах Генрика Ибсена в 1878 году в «Заметках к современной трагедии». К этому моменту норвежский драматург успел разочароваться в национальном романтизме, уехать в эмиграцию и написать там несколько пьес, обличающих характер норвежской нации. Однако национальная проблематика интересовала его все меньше, Ибсен хотел обратиться к общечеловеческим вопросам. Одним из них было положение женщины: «Есть два рода нравственных законов, два рода совести, один в мужчине и совершенно другой в женщине. Они не понимают друг друга; но в вопросах практической жизни женщина судится по мужскому закону, как будто она не женщина, а мужчина». Образ Норы — героини, которая должна была проиллюстрировать эти размышления,— родился благодаря истории, примерно в это же время произошедшей со старой знакомой Ибсена — писательницей Лаурой Килер. Не получив разрешения мужа (то есть формально нарушив закон), она взяла заем на его лечение от туберкулеза, а когда пришло время платить, подделала банковский чек. Выздоровевший муж пришел в ярость от подлога, потребовал развода и запретил жене видеться с детьми, впрочем, в конце концов супруги примирились. Нору из «Кукольного дома», также с помощью подлога спасшую своего мужа и также разоблаченную, ждал другой финал: муж сообщал ей, что ради общественного приличия и благополучия детей он оставит ее в доме, но отношения их впредь будут исключительно формальными.

Нора и семья

В конце лета 1879 года «Кукольный дом» был окончен. Ибсен, следуя установившейся традиции, прочитал его первым слушателям — жене Сюзанне и сыну Сигурду. Пьесу они одобрили, но финал Сюзанна яростно раскритиковала. В первой редакции Нора хотя и разочаровывалась в муже, но не решалась переступить нормы морали и оставалась в семье. Прогрессивной Сюзанне такое поведение казалось устаревшим. Согласно семейному преданию, около двух недель Ибсены спорили о финале: «Нора уходит!» — кричала Сюзанна, «Нора остается!» — кричал в ответ Генрик. В конце концов Сюзанна поставила мужу ультиматум: «Либо Нора уходит, либо уйду я». Зная принципиальность и твердость жены, Ибсен сдался и написал новый финал: Нора объявляет мужу, что больше не желает быть игрушкой ни в чьих руках, и уходит от него. Именно этот финал во многом обеспечил пьесе и небывалую популярность, и жаркое обсуждение.

Нора и материнство

Сам по себе уход Норы от мужа современниками воспринимался как неодобряемый, но допустимый итог этой истории. Однако тот факт, что героиня бросала также и своих детей, понимания не получил: «Так не поступила бы ни одна женщина, которая дышит»,— писали, например, в британской газете The Daily Telegraph. Помимо возмущения критиков Ибсен получил и недовольные комментарии из театров. В 1880 году «Кукольным домом» заинтересовались в Германской империи — пьесу перевели на немецкий и стали ставить в нескольких театрах. В берлинском Немецком театре главная роль была отдана актрисе Гедвиге Раабе. Прочитав текст, Раабе, тоже, как и ее героиня, мать троих детей, отказалась играть написанный Ибсеном финал, заявив: «Я бы никогда не бросила своих детей!» Закон об авторских правах не запрещал вносить в произведения изменения, и, чтобы не допустить постороннего вмешательства в пьесу, Ибсен сам написал альтернативную концовку. В тех же «Заметках к современной трагедии» он размышлял и о материнстве: «Мать в современном обществе действует будто какое-то насекомое, отползает в сторону и умирает, выполнив свой долг по продолжению рода». Неудивительно, что, вынужденно переписывая финал, он ввел в него отчетливый мотив приносимой Норой жертвы во имя детей: муж отводил ее к ним в спальню, она восклицала: «Это преступление против меня, но я не могу их бросить» — и падала на пол.

В 1884 году шведский писатель Август Стриндберг выпустил сборник рассказов «Супружеские идиллии». В рассказе, повторяющем название пьесы Ибсена, Стриндберг прямо осуждал Нору и напоминал о ее материнском долге. Ее разочарование в муже он принимал, но писал: «Менее всего она имеет право доверить воспитание своих детей отцу, которого она презирает. У Норы есть все причины остаться со своими детьми, после того как она обнаруживает, какой идиот ее муж».

Нора и критика патриархата

Жаворонок, белочка, птичка, пташка, лакомка, певунья — вот неполный список прозвищ, которыми Нору называет ее муж Торвальд Хельмер. Нора принимает правила этой, как она полагает, брачной игры и, подыгрывая мужу, лаской добивается своего: получает больше денег на расходы, уговаривает мужа взять на работу подругу и убеждает не увольнять человека, который ее шантажирует. Но отказ Торвальда после ее разоблачения признать, что у нее было право самостоятельно принять решение, чтобы спасти его, открывает Норе глаза на их брак: «Наш дом был только большой детской. Я была здесь твоей куколкой-женой. <...> Мне стало ясно, что я все эти восемь лет жила с чужим человеком и прижила с ним троих детей». Остаться в таких отношениях для Норы — все равно что торговать собой. Критический взгляд Ибсена на фундамент традиционного брака как на приобретение мужского покровительства в обмен на покорность нашел сторонника в лице Бернарда Шоу. В 1880-х годах он сблизился с социалистами, выступавшими за реформу брака и эмансипацию женщин. На этом фоне «Кукольный дом» оказался для Шоу настоящим откровением: «Наше общество, господствуют в котором мужчины, рассматривает женщину, в отличие от мужчины, не как самоцель, а как средство удовлетворения его аппетита. <...> Быть средством для достижения такой цели, как половая связь, невыносимо для любого. Женщина, если она осмеливается признать тот факт, что с ней так обращаются, должна либо возненавидеть себя, либо восстать». Нора выбирает последнее. Своим уходом от мужа она не просто заканчивает драматическое действие пьесы, но начинает разрушение института традиционного брака: «Бунт Норы — это конец главы человеческой истории, хлопок двери за ней важнее, чем последний выстрел пушек при Ватерлоо. Когда она вернется в дом, ничего не будет, как прежде, патриарх потеряет власть, а "добытчик" признает свою зависимость, наступит конец старого порядка. Институт, в который было вложено столько человеческой любви и страдания, вокруг которого накопилось столько знаний о самом святом праве и самом горьком зле, падет».

Нора и закрепощение женщины

В 1890 году американская писательница и суфражистка Эдна Ченей опубликовала роман-сиквел «Возвращение Норы». В нем Нора после ухода из семьи становится сестрой милосердия, но во время эпидемии холеры одним из ее пациентов оказывается бывший муж, она спасает его, после чего происходит примирение. Во второй раз заставив Нору пойти на все, чтобы спасти мужа, Ченей подсветила проблематичность ее образа — она несостоятельна без мужчины рядом. В 1901 году литературный критик Елена Колтоновская опубликовала статью «Женщины в драмах Ибсена». Образом Норы она была недовольна: «Если бы Ибсен и захотел показать нам дальнейшую судьбу "освободившейся" Норы, то не дал бы нам ничего нового. Героини его — смелые поэтические независимые создания, но лишенные всякого самостоятельного содержания. Независимость и свобода нужны им лишь для того, чтобы воздвигнуть алтарь своему избраннику <...> она делает себе из служения ему цель жизни». В том, что образом Норы он не освобождает женщину, а закрепляет ее роль в служении мужчине и детям, Ибсена обвиняли и теоретики русского социализма. В своем решении освободиться Нора не преследует никакой конкретной цели, а это, считал Георгий Плеханов, приводит к совершенно противоположному результату: «У Ибсена дело было в том, что и нечего было делать людям, занимающимся самоочищением ради самоочищения. Гора рождает мышь». Нора отказывается остаться в семье ради детей, но напоминание мужа, что она в первую очередь мать, звучит убедительней, чем ее абстрактные рассуждения о свободе личности. Анатолий Луначарский в свою очередь считал, что весь пафос освобождения Норы был уничтожен конформизмом автора: «Принцип индивидуализма шепчет ему: "Женщина тоже должна стать самостоятельной". А мещанский домовой шепчет в другое ухо: "Ой, не разрушай домашнего очага!"». Тот факт, что Ибсен согласился пойти на уступку нравам современников и написать альтернативный финал, доказывал, по Луначарскому, тщетность любых попыток освобождения женщины в буржуазном обществе.

Нора и освобождение женщины

Публикация «Кукольного дома» принесла Ибсену славу борца за права женщин и одновременно сделала объектом критики за то, что он недостаточно четко проговаривает эти права. Действительно, о тех правах, за которые боролись суфражистки — избирательное и имущественное,— в «Кукольном доме» речи практически не идет. Бунт Норы лишен политической конкретики — она ищет другой свободы. В последнем диалоге с мужем героиня говорит, что ни одно жизненное правило и ни один закон она не сформулировала самостоятельно, принимая все на веру от авторитетов. Поэтому главной причиной своего ухода из семьи она называет необходимость узнать себя: «Я не могу больше удовлетворяться тем, что говорит большинство и что говорится в книгах. Мне надо самой подумать об этих вещах и попробовать разобраться в них». В 1949 году была опубликована программная книга Симоны де Бовуар «Второй пол», ставшая манифестом второй волны феминизма, целью которой была борьба не только за равноправие на законодательном уровне, но и за личностные права женщин. Главная героиня «Кукольного дома», утверждала Бовуар, отказывается от семьи, потому что понимает, что еще не успела стать личностью: «Брак должен быть соединением двух независимых людей, а не тихим пристанищем, насильственным захватом, бегством от действительности или чудодейственным бальзамом». Так, спустя 70 лет после своего появления, Нора наконец обрела личностное измерение.

Нора и вопрос о женском вопросе

Обсуждение «Кукольного дома» не сводилось исключительно к правам женщин — более того, находились исследователи, которые утверждали, что тот факт, что Нора — женщина, вообще не ключевой. Американский философ Роберт Адамс в статье «Пятьдесят первая годовщина» (1957) писал, что Нора — своего рода бесполый ангел, просто любой человек: «Ибсен изображает женщину, решившую стать личностью, но ничего специфичного в том, как именно женщина становится личностью, он не показал. Конфликт в пьесе ни имеет ничего общего с темой пола. Это просто неразрешимая борьба двух разных личностей, у которых радикально различается оценка реальности». Ибсен, впрочем, едва ли согласился бы с такой трактовкой: для него двигателем сюжета была сама попытка женщины, привыкшей смотреть на себя глазами мужчины, отказаться от этого взгляда. «В современном обществе женщина не может быть собой. Оно исключительно мужское, с законами, принятыми мужчинами, с обвинителями и судьями, которые оценивают поведение женщины с мужской точки зрения»,— писал он в «Заметках к современной трагедии».

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram