Умер Леонид Бажанов

11 января в Москве на 80-м году жизни скончался искусствовед и куратор Леонид Бажанов. В официальных некрологах первые места в характеристике ушедшего занимают почтенные «член-корреспондент РАХ (2011)» и «заслуженный работник культуры Российской Федерации (2012)», однако весь мир российского современного искусства знает Бажанова как одного из наиболее последовательных создателей этого самого мира, тихого человека, без которого нас всех могло бы не быть.

Умный мальчик из профессорской технической семьи. Любил картинки больше, чем физику, но на то, чтобы выбрать искусство в качестве профессии, ушло немало времени. «Учился я много — в семи институтах. Поступил сначала в авиационный, а рядом, дверь в дверь, была Строгановка. Поскольку между двумя вузами был какой-то договор о сотрудничестве, то я пошел в Строгановку заниматься живописью. Потом из авиационного института меня благополучно выгнали, и я уехал к отцу в Горький. Там учился в Политехническом институте, параллельно посещая занятия Горьковского художественного училища. Но ни о каком искусствоведении я тогда не думал — мечтал поступить в Московский архитектурный институт. Поскольку без блата меня туда по переводу не брали, я перевелся в Москву в Строительный институт, чтобы таким образом сократить дорогу к архитектурному. Сдал все экзамены, разницу в курсах, вступительный экзамен по рисунку, ходил уже на лекции, но меня все равно не взяли».

Почти случайно Леонид Бажанов узнал об отделении истории искусства в МГУ, куда и поступил, по-прежнему держа в уме главное, что его интересовало,— современное искусство, живопись. И лучше бы даже не столько говорить о ней, сколько создавать ее самому. Университет он окончил в 1973 году с дипломом по формообразованию в новейшей западной живописи. Вообще-то говоря, такие темы нигде в СССР не принимались, не могло быть такого, профессора Бажанова до конца не верили, что у него получится «пробить» этот диплом. Получилось — уж очень хотел.

Через такое вот «нельзя, но очень хочется» прорывался Бажанов еще много раз. И будь он ярким, громким, харизматичным лидером, было бы понятнее.

Но был он спокойным, вежливым, даже учтивым, с идеальными манерами и умением вести беседы в любых кабинетах. Таких людей в бурные времена легче отодвинуть, а Бажанова, наоборот, выдвигали на передовую с завидным постоянством. В 1986 году любительским объединениям разрешили вести финансовую деятельность. Первым в художественной сфере в Москве зарегистрировали объединение «Эрмитаж», руководителем которого стал Бажанов. Уже в 1990-м выставочных площадок становится мало, нужны многофункциональные центры. Леонид Бажанов открывает первый Центр современного искусства (ЦСИ) в трех расселенных малоэтажных зданиях на Якиманке.

ЦСИ зажил бурной и плохо организуемой жизнью то ли галерейного, то ли товарищеского сообщества, через пару лет Бажанов уходит в Минкульт, чтобы возглавить только что появившийся отдел изобразительного искусства. Тут же возникает идея московской биеннале (делать ее будут позже и другие люди), тут же всплывает уже имеющийся российский павильон в Венеции, который надо оживлять (будет оживлять сам, потом отдаст другим).

К 1994 году Бажанову удастся выбить из Минкульта то, что ему обещал министр Евгений Сидоров, когда звал на работу,— первый в России Государственный центр современного искусства. Всего пара комнат чуть ли не в мансарде, но государственный статус и наполеоновские планы, согласно которым филиалы ГЦСИ должны быть открыты в разных точках в провинции.

Со стороны эти передвижения могут показаться чуть ли не маниловщиной: Бажанов все время строит что-то важное из ничего, потом быстро уходит в другое место и опять начинает строить с нуля.

И так все 1990–2010-е — годы стремительного роста современного искусства как институции.

В институции Бажанов верил — недаром, ничуть не стесняясь, всегда говорил, что хочет построить свой Центр Помпиду. Он мог бы получиться на Якиманке и мог бы вырасти из ГЦСИ. Главной идеей, которой Леонид Бажанов посвятил свою жизнь, ради которой отказался быть художником, было выстроить систему поддержки и развития современного искусства, которая работала бы сама на себя, была защищена уставами, правилами и ритуалами премий, биеннале, СМИ. Иногда казалось, что у него может получиться.

Увы, это не вышло. В 2016 году планы строительства огромного здания в Москве провалились, ГЦСИ был объединен с «РОСИЗО», команда Бажанова с ним во главе уволена, а в 2019-м сеть филиалов ГЦСИ из восьми отделений была передана в управление ГМИИ им. Пушкина. Русскому Помпиду развернуться так и не дали. Но ни один даже самый злоязыкий критик не скажет, что провалился Бажанов. Все, за что он брался, накрепко осталось в истории отечественного искусства. По его институциям пишутся диссертации и монографии. Без его тихого правления (а начальствовать он не любил, все пытался на место директора поставить кого-нибудь из «более подходящих») эта история была бы иной. Где-то он готов был быть рабсилой (сколько их было, ранних неофициальных выставок, где он таскал чужие работы), где-то тихим голосом в высоких кабинетах пробивал нужные всем участникам процесса разрешения, где-то позволял себе мечтать и носиться с архитектурными конкурсами и большими сметами ради того, чтобы Институция за своей очевидной величавостью не могла быть снесена по мановению руки чиновника.

Он, конечно, был визионером. И очень талантливым. Он выуживал художников, галеристов и менеджеров из людей, которые себя в таком качестве и не представляли.

Марат Гельман (внесен в реестр иноагентов) вспоминает, что «фактически Леня придумал Галерею Гельмана. Пришел ко мне после успешной выставки Украинского Трансавангарда и говорит (35 лет тому назад): ты должен открыть галерею. Я ему — какую галерею, это не Нью-Йорк, здесь коллекционеров нет. А он мне: твое дело делать выставки и возиться с художниками, как ты любишь, а я буду тебе клиентов приводить. Я поверил. Открыл галерею. За все время ни одного коллекционера он не привел. Но зато этот обман сделал мою жизнь».

Многие могут под этим подписаться — он «сделал жизнь» огромной части современного ему искусства. Сам же такой свою роль не видел. Тихо объяснял, зачем ему все это нужно: «Хочу здесь обустроить свой мир — для этого и занимался объединениями, отсюда и Эрмитаж, и ГЦСИ, и все это…» «Его мир» ему бесконечно благодарен. И провожает его редчайшим способом: ни одного плохого слова в день смерти Леонида Бажанова сказано не было. Это и понятно, ушел самый светлый человек московской художественной сцены.

Кира Долинина