В этом году Парижской опере исполняется 150 лет

Юбилейным для Опера Гарнье, как называют ее французы, а вслед за ними и весь мир, считается весь 2025-й. Потом историческую сцену ждет обновление. А пока «Ъ-Weekend» собрал вековые легенды Парижской оперы в либретто — с юбиляром в главной роли. Тут и эпизод про архитектора Шарля Гарнье, который покупал билет на открытие построенного им театра, и рассказ о Призраке Оперы, а также о человеке, который его придумал, и об историке, который нашел в этом вымысле долю правды.

Посвящение

150-летие Опера Гарнье отметили 24 января торжественным гала. Участие в нем принимали все артистические силы театра. От оперной сборной выступали мировые звезды — Леа Десандр, Тома Данфор, Хуан Диего Флорес, Лизетт Оропеса и Людовик Тезье, а на красный стол в балетном хите «Болеро» Равеля в хореографии Бежара поднялся любимец светской публики красавец-этуаль Уго Маршан. 

Светскую планку, как и 150 лет назад, торжественному вечеру задавали гости. Присутствовала даже королева Испании София. Вероятно, памятуя о том, как на инаугурации Palais Garnier 5 января 1875 году променад прапрабабки ее мужа Хуана Карлоса в Grand Foyer стал одним из главных событий вечера и вошел в историю Парижской оперы. 

Пролог

Театры в разных странах и городах встречаются Большие и Малые, Императорские, названные в честь государя, деятеля культуры или по месту расположения. Но тут дело редкое: театр носит имя архитектора — Palais Garnier, то есть по-русски «Дворец Гарнье». История его создания достойна отдельного романа. До Palais Garnier у Парижа был любимый театр — Опера на улице Ле Пелетье (1821–1873). Там состоялись многие большие премьеры, вошедшие в «золотой фонд» французского музыкального и балетного репертуара XIX века. Красоту старой Оперы в словах расписал Теофиль Готье, в красках — Эдгар Дега. Любили ее и Наполеон III с императрицей Евгенией. В рамках государственных визитов там бывали все высокие гости, включая Александра II. Но в январе 1858 года Опера Ле Пелетье стала сценой страшного спектакля: на подъезде к театру на кортеж Наполеона III было совершено покушение. Три взрыва, более сотни раненых, несколько убитых. Императорская чета, цела и невредима, проследовала в театр — провожать на пенсию оперного певца.

Однако после Наполеон III не церемонился: заговорщиков — на гильотину, театр — на замену. Главное требование монарха заключалось в том, что у новой Оперы должно быть два отдельных безопасных входа. Один, с возможностью въезжать на экипаже прямиком в вестибюль, для императора и всех, кого он сочтет нужным туда пригласить. Другой для «абонентов» — влиятельных зрителей, определявших жизнь Оперы на протяжении многих лет. Также монарх потребовал зал на 2000 мест — вдвое больше, чем в старой Опере, и рекордный для тогдашней Европы,— и современную увеличенную сцену. 

Действие первое

В срочном порядке объявляют архитектурный конкурс. 171 заявка подана, ставки делаются на уважаемого архитектора Виолле-ле-Дюка, фаворита императрицы Евгении, но не тут-то было. «Император и императрица желали бы видеть победителем Виолле-ле-Дюка, который пользовался их полным благоволением, но он представил на конкурс такой посредственный проект, что его имя не оказалось даже среди финалистов»,— констатирует редактор газеты Liberte. В мае 1861 года конкурс выигрывает «темная лошадка» — 35-летний Шарль Гарнье, малоизвестный служащий парижской мэрии, в качестве архитектора участвовал в рабочей группе при реставрации башни Сен-Жак. Правда, за плечами у него солидная академическая карьера, престижная Римская премия (1848), богатые артистические связи, включающие одноклассников по Beaux Arts и «пенсионеров» Виллы Медичи, но ни одного самостоятельно реализованного проекта. 

Место строительства за Шарля Гарнье выбирал Жорж-Эжен Осман — тот самый префект-реформатор, который по воле Наполеона III затеял грандиозную перепланировку Парижа. (Современный Париж до сих пор именуют «османовским».) Колебались между Вандомской площадью, площадью Конкорд и отрезком земли чуть ниже по нынешней авеню Опера. Но остановились на участке на пересечении с бульваром Капуцинок. Под землей — грунтовые воды, на земле — впадина, а вокруг — громоздкие конструкции и несимметричные здания… Сколько яда высоким французским штилем пролил в адрес префекта в своих мемуарах уязвленный архитектор! «Я утешаю себя мыслью, что через несколько сотен лет в Париж приедет префект… и освободит оперу, стерев с лица земли весь район». 

В 1861 году начинают работы. Летом 1862-го закладывают первый камень. Новую Оперу планировали открыть ко Всемирной выставке 1867 года, но поспели только с фасадом, который, как водится во Франции, кто только не ругал. Легенда гласит, что именно тогда Шарль Гарнье объявил императрице Евгении, ахнувшей от громоздкой архитектурной какофонии, что это, ваше величество, «стиль Наполеона III». Дальше грянет война с Пруссией, падение Наполеона и Парижская коммуна. Не до театров, тем более во славу рухнувшего режима. Заказчик так никогда и не увидит своего объекта, а императорские ложи — ни одного французского императора. Наполеон III умрет в самом начале 1873 года, а в том же году осенью сгорит и Опера Ле Пелетье, что заставит строителей ускориться. Январь 1875 года и ни годом больше — таков был дедлайн нового правительства. Гарнье рассчитывал поработать на год дольше, но молодой Третьей республике срочно требовалось поднимать политический престиж, а в те времена было не сыскать для этого более подходящего места, чем театр. 

Действие второе

И вот спустя 14 лет, 5 января 1875 года (холод в Париже совсем как этой зимой!),— долгожданная инаугурация новой Оперы. Тринадцатый театр с момента основания в 1699 году Национальной академии музыки и танца открывали незаконченным. 180 лампочек на люстре в тот вечер так и не зажглись, ложи тоже были погружены в полумрак, занавес едва успели наладить к шести часам — отделочные работы полностью завершат только к 1880 году. Но блеск высшего света компенсировал все огрехи с освещением. «Почти все, кто должен был почтить Оперу своим присутствием, уже неоднократно ее посещали, но в тот вечер каждый задался высшей целью — сказать “и я там был!”»,— рапортует светский хроникер Le Figaro.

Кабинет изможденного директора Оливье Аланзье в преддверии гала три дня и две ночи брали штурмом люди разного толка. И всем он отвечал одно и то же: мест нет, я никого больше не приму и ничем помочь не могу! Ложа графу Парижскому, герцогу Шартрскому, герцогу Немурскому, по ложе потомственным аристократическим фамилиям: Брольи, Ротшильды, Клермон-Тоннеры. 250 кресел для парламентариев, 150 для прессы, 80 муниципальным советникам… И одно — архитектору Шарлю Гарнье. За 120 франков! Этот анекдот пересказывают экскурсоводы на всех языках. Но если верить Жан-Филиппу Сен-Жоржу и Кристофу Тардье (а верить им можно, так как оба, пусть и век спустя, но были директорами Оперы), то в тот вечер все места в зале были платными. «Можно ли помыслить о такой смелости в наши дни?» — иронизируют авторы книги «Парижская Опера: кулисы и секреты Palais Garnier». 

Есть и продолжение этой истории. Министр изящных искусств, с которым Гарнье к концу строительства был, мягко скажем, на ножах, действительно отправил архитектору письмо с приглашением… в кассы. В своих мемуарах Гарнье заготовил ядовитую шпильку и для него. «Месье де Кюмон казался больше озабочен тем, чтобы я заплатил за свое место в день инаугурации, чем тем, чтобы выяснить, разрешает ли контракт директору действовать так, как он поступил!» — речь здесь об откидных сиденьях, которые появились вопреки воле Шарля Гарнье: он до последнего бился против, но экономика взяла верх над архитектурой. Так вот недоразумение с треклятым билетом уладил министр, ответственный за стройки и прочее благоустройство, то есть прямой начальник Шарля Гарнье. Тот наказал архитектору записать расходы в смету агентства. Итого: счет на 36 млн за стройку плюс 120 франков за билет. К слову, строительство еще одного знакового проекта Османа и Наполеона III, центрального рынка Les Halles — «чрева Парижа» из одноименного романа Эмиля Золя, обошлось государству дороже, чем новая Опера. Но шумели только про расточителя Шарля Гарнье: «Слишком много золота! Этот архитектор нас разорил и разбазарил государственные деньги!» Он же отчаянно отбивался на страницах своих мемуаров — ни грамма золота, копеечная желтая охра в три слоя! Очнитесь, слепцы! 

Действие третье

Программа вечера была составлена на скорую руку: то дива взбрыкнет (Кристин Нильсон морочила директору голову до последнего), то протокол забракует. Остановились на увертюрах из опер «Немая из Портичи» Обера и «Вильгельм Телль» Россини, ариях для солистов из «Иудейки» Галеви, хоре — из «Гугенотов» Мейербера и — аксессуаром — танцах из балета Сен-Леона «Ручей». Политическую торжественность задавали хозяин вечера — президент Франции маршал Мак-Магон с супругой и его высокие приглашенные — достопочтенный лорд-мэр Лондона с многочисленной свитой, где нашлось место даже «мастеру птицеводства», король Испании, бургомистр Амстердама… Могли ли все эти важные люди должным образом оценить революционные ноты Обера или божественную балетную грацию без клаки? А на клаку мест никак не было — откуда тут взяться овациям? 

Зато роскошные интерьеры новой Оперы оказались на первом плане без подсказок. Нарядные процессии, сверкающие бриллиантами, шелками, мехами и оголенными плечами, поднимались по Большой мраморной лестнице под восхищенные взгляды гостей на балконах. Поднялся по ней и Шарль Гарнье c женой. Восторг и восхищение! «Веронезе от архитектуры!» — пресса не скупилась на восторженные эпитеты. Президент вручил ему в антракте орден Почетного Легиона.

За внешней пестротой стилей и нагромождениями Дворца Гарнье на самом деле стоит предельно ясный и четкий план, который, к слову, и сыграл едва ли не решающую роль в пользу проекта Шарля Гарнье. Огромный театр разделен на три большие и прекрасно связанные между собой части. Фойе, зал и сцена, которая продолжается административным зданием. 

В эклектике тоже все раскладывается по полочкам. На богатстве декоративных элементов архитектор настаивал особенно: «Если в будуарах стаи амуров, в садах — в изобилии цветы, то в храме музыки не может быть мало лир». И их в театре действительно не счесть! 

Мешанина стилей — ода его путешествиям по Италии и Греции и впечатлениям, там полученным. Все-все он накапливал для главного проекта своей жизни. Мозаикой, столько поразившей его в итальянском вояже, он желал покрыть даже плафон в зале, но бюджета хватило только на аван-фойе.

Большое фойе — оммаж традиционным французским галереям, Версалю, барочным залам и в целом эпохе барокко, которая еще недавно считалась безвкусицей, а тут заблистала. Роспись потолка Гарнье заказал своему доброму приятелю, художнику-академисту Полю Бодри. Тот себя не сдерживал. Каких только мифологических сюжетов и персонажей нет на этом потолке! А венчают китчевый ансамбль фойе скульптуры самого Гарнье в виде Гермеса и его жены в виде Амфитриты.

Стройка уже вовсю шла, а Шарль Гарнье с женой и коллегами предпринял европейский тур в поисках вдохновения для идеального зала. Они объехали театры Англии, Дании, Швеции, Германии, Австрии, Италии и Испании. Изучали акустику, а попутно искали материалы. Парадную лестницу Гарнье подсмотрел в Большом театре Бордо, который до сих пор считается одним из самых красивых в мире. Свою Гарнье сделал еще масштабнее, богаче (мрамор везли со всех регионов Италии!). Зал Гарнье практически идентичен залу Оперы Ле Пелетье. Для него архитекторы Виктор Луи и Франсуа Дебре были путеводными звездами, и он об этом неоднократно пишет в мемуарах. «Опера — это богатое искусство — синтез всех искусств — и место, куда люди приходят его отведать, должно подготавливать, сопровождать и дополнять их удовольствие. Здание должно звучать в унисон, в архитектурном плане оно должно быть эквивалентом лирического искусства в плане зрелищ»,— поясняет свое стилистически богатейшее решение Шарль Гарнье.

Как и задумывал архитектор, лестница стала «театром в театре», главной сценой светского спектакля. Но то, какая громкая премьера ждала гостей вечера в Большом фойе, даже он не мог предположить. Да что там премьера: настоящая женская революция! При этом импровизированная. Среди гостей особый интерес вызывали экс-королева Испании Изабелла II, после отречения красиво живущая в Париже, и ее сын Альфонс XII, неделю назад провозглашенный королем, так что это был его едва ли не первый выход в новом статусе. В первом же антракте Изабелла II поспешила в Большое фойе полюбоваться картинами Поля Бодри. Королева-мать, поклонница искусств, крестная Королевского театра в Мадриде, дама либеральных взглядов, она и помыслить не могла, что куда-то ей запрещен вход! Хотя нравы времени не позволяли дамам покидать свои ложи во время антракта и уж тем более фланировать по фойе. Другие зрительницы последовали королевскому примеру. Мужчинам оставалось только развести руками и пойти курить на балкон. 

Звонок звенел — гости не спешили в зал. Времени антракта решительно не хватало, чтобы рассмотреть все детали интерьеров невероятной новой Оперы Гарнье. Так было в тот вечер 5 января 1875 года, так продолжалось и в ближайшие после открытия годы, а теперь уже понятно, что и века.

Действие четвертое

Во время Всемирной выставки 1878 года новую Оперу открыли для туристов, а с 1881 года заложили новую традицию, которая живет и по сей день,— давать бесплатный спектакль 14 июля, в государственный праздник Франции. 

Первым директорам новой Оперы потребовалось немало времени, чтобы запустить артистическую машину на полную мощность: значительно прибавившая в размерах сцена требовала иных декораций, иных голосов… Но интерьеры Шарля Гарнье заработали с первых дней. Публика — местная и уж тем более заезжая — стремилась увидеть золотой диковинный шедевр османовского Парижа. И спустя 150 лет поток зрителей, которые мечтают лично оценить театр Шарля Гарнье, не иссякает. Palais Garnier и по сей день остается одним из самых популярных туристических аттракционов французской столицы, который в 2023 году посетили рекордные 1,2 млн человек, пополнившие театральную кассу на 12 млн евро. 

И вот уже век часть из их любопытных визитеров в Парижскую Оперу приводит роман Гастона Леру «Призрак Оперы» (1910). Даже жаль, что автор при жизни не озаботился комиссионными за его мистическую историю о призраке с изуродованным лицом, который живет в подземелье Дворца Гарнье и страдает от безответной любви к оперной диве. Пигмалион, Франкенштейн, Шерлок Холмс, Спящая красавица и Нотр-Дам-де-Пари — в одной большой книге, которая началась с газетных фельетонов, а потом разлетелась по миру переводами, мюзиклами, экранизациями, комиксами и видеоиграми. 

Во времена Гастона Леру (1868–1927) писали все. Будущие президенты, министры, адвокаты, журналисты, само собой. Театры были полны журналистами, редакции — драматургами. Драматург из Леру не получился. Его первая пьеса провалилась: спектакль не продержался на сцене и двух недель. Тогда он решил сделать театр своим главным героем. Вероятнее всего, Palais Garnier появился не сразу. Сначала родилась интрига, и только потом Гастон Леру подыскал ей место действия. Почему именно там? На этот вопрос нет однозначного ответа. Легенды множатся, совсем как в романе. Мол, был несчастный пианист Эрнест, влюбленный в юную балерину. Когда она сгорела в Опере Ле Пелетье, он от горя поселился в подземелье стройки новой Оперы, там умер и превратился в призрака. Другая, менее романтическая, которую Леру якобы услышал во время одного из визитов в Оперу, гласит, что у Шарля Гарнье был ассистент Эрик. Однажды он попросился пожить в оперном подземелье — и больше никто и никогда его не видел. Третья рассказывает, что Леру познакомился в Довиле с «крыской» Оперы и так она его вдохновила, что он написал роман… с певицей в главной роли. Ведь в отличие от большинства книг, посвященных Опере до «Призрака», Гастона Леру интересует мир музыки, а не танца. Балетные артистки болтаются в Танцевальном фойе. Одна-единственная этуаль, кажется, так за весь роман и ни разу не выйдет на сцену.

Скорее всего, выбор Дворца Гарнье был гораздо прозаичнее. Леру был с юности завсегдатаем Оперы, ее спектаклей и балов. Об этом он рассказывает в своем незаконченном романе «Твой учитель». Приятельствовал с артистами, дружил с директором. По редакционным заданиям вел в этих стенах расследования о пожарной безопасности. В самом начале века театры были в прямом смысле горячей темой: пожары вспыхивали то в одном, то в другом. 

«Большую часть своего успеха я приписываю в первую очередь своему воображению, а затем сочетанию этого воображения со всем, чему я научился за свою журналистскую жизнь… Точные, а не выдуманные детали и события, небрежно отброшенные в область невероятного, захватывают читателя»,— формулирует свой писательский рецепт Гастон Леру. И действительно, театр и его нравы он знает досконально. И закулисные интриги смены директоров, и под какой из четырех картин Гюстава Буланже был установлен буфет в Танцевальном фойе, и кто из артистов и балерин кому мил в правительстве, и кто чья протеже, и по каким коридорам, доставшимся театру от Парижской коммуны, прятал Призрак Кристину, и на какую почту на бульвар Капуцинок носил письма. А почему именно туда? Да потому, что по контракту директора обязаны были жить в двух шагах от места работы. А что, консьержка — единственная жертва люстры? И как она, бедняга, оказалась в тот вечер в театре?! Массу мельчайших подробностей — фактуры, говоря журналистским языком,— вшивает в свой роман Гастон Леру. Из его личных записей известно, что он искал продолжения: «Сделать с Дворцом правосудия и с Бурбонским дворцом то, что я сделал с Оперой и Призраком». Вот уж где сюжетов для мистификаций не счесть. 

Эпилог

Гала открывает цикл юбилейных мероприятий, которые продлятся весь 2025 год. Концерты, выставки, книги, тематические визиты и конференции… Но вот торжества отгремят и почтенный юбиляр, проводив дорогих гостей и сбросив нарядный блеск, обнаружит у себя на пороге строителей. 

Получив продление контракта аж до 2032 года, генеральный директор Александр Неф объявил о глобальной реконструкции всех зданий, принадлежащих Парижской опере (Palais Garnier, Opera Bastille, костюмные ателье Berthier, балетная школа в Нантере). И начнут с самого старшего. 

Впрочем, в Palais Garnier плановая чистка главного — южного — фасада идет уже с октября 2022-го, тогда были установлены первые строительные леса. Выводят свинец, убирают пыль, отмывают граффити, возвращают былой блеск золоту, мрамору и мозаичным облицовкам, устанавливают системы, отпугивающие голубей. Рассчитывали уложиться в 27 месяцев и поспеть к 150-летию, чтобы блеснуть свежим лицом. Но, как водится, не успели. 

Дальше работы поползут по всему восточному фасаду и доберутся до северной части театра, где находится служебный вход для артистов и персонала. Следующий шаг — интерьеры, включая зал и сцену, которая давно требует современного оборудования. Поэтапная реконструкция запланирована на лето 2027 года. Таким образом, как минимум на два сезона (2027/28 и 2028/29) Парижская опера останется без своей исторической сцены Palais Garnier. Ну а пока — Libiamo ne’ lieti calici! 

Послесловие

«Призрак Оперы» — лучший путеводитель по Palais Garnier

Историк и куратор Мартин Каан проработала в Парижской опере с 1972 по 2004 годы: возглавляла библиотеку, формировала культурный департамент, писала книги про Шарля Гарнье и его театр. Последняя называется «Призрак Оперы» Гастона Леру — расследование» («Enquete sur le Fantome de l’Opera de Gaston Leroux». Изд. Classique Garnier, 2024). Для работы над ней 79-летняя неутомимая исследовательница переквалифицировалась в настоящего сыщика: скрупулезно собрала и проанализировала все улики (один только перечень ссылок, источников, хронологий и дополнений занимает 60 страниц), «опросила» свидетелей того времени (библиография писем, дневников, газетных статей впечатляет) и, изучив огромный пласт информации, мастерски разложила «Призрака» на вымысел и реальность. 

«Призрак Оперы» как захватывающий детектив, фантастический триллер, любовная интрига… Вы же предлагаете читать произведение Гастона Леру еще и как документальный роман. Почему?

Успех романов Леру о Жозефе Рультабийи — «Тайна желтой комнаты» и «Аромат дамы в черном» — немного затмил тот факт, что он был великолепным журналистом, об этом стали забывать. А «Призрак Оперы» важно рассматривать именно с точки зрения журналистики. На происходящее вокруг Гастон Леру реагировал как репортер, и в этом его стиль — актуальность всегда рядом. Но ее нужно выискивать, потому что он все совпадения и события маскировал: изменял имена, факты и т. д. 

Почему вы считаете роман «Призрак Оперы» — лучшим путеводителем по Palais Garnier?

Потому что он действительно замечательный. Гастон Леру проводит нас по зданию, по самым ярким его местам — по Большому фойе, по парадной лестнице, заводит за кулисы в Танцевальное фойе… И делает это так, словно мы действительно находимся внутри и рядом с ним. Он прекрасно знал театр. 

Как знаете его и вы. Но все-таки что-то в ходе расследования стало открытием и для вас?

Открытия коснулись не здания, а повествования и событий. Особенно самых, казалось бы, известных, которые теперь стали для меня понятнее. Например, истории падения люстры, которая породила знаменитую фразу «она поет так, что люстра падает». Это было реальное происшествие 20 мая 1896 года, подробно описанное во всех газетах. Около девяти вечера, когда первый акт оперы «Helle» вот-вот должен был закончиться, раздался громкий звук, зал озарился яркой вспышкой, под потолком повисло облако дыма… в зале началась паника. Публика, как и сотрудники театра, сначала подумали, что это взрыв или террористический акт, столь часто происходившие в то время. Из текста романа следует, что люстра рухнула прямо на партер, и все так привыкли думать. Но на самом деле никуда она не падала. Оторвался один из противовесов, который ее держал, и пострадали зрители в четвертой ложе. Еще одна «реальная легенда» связана с таинственной комнатой Призрака, которая на самом деле повторяет точь-в-точь зал из музея восковых фигур Musee Grevin, который тогда только-только открылся в Париже. Естественно, в своем романе Леру многое драматизирует, но интересно узнавать за этим реальные события. 

И реальных героев. Что вам удалось разузнать о прототипах персонажей романа?

Кристина Даае, вероятнее всего, собирательный портрет двух самых известных оперных скандинавских див того времени: Кристины Нильсон, которую называли «шведским соловьем», и финской певицы Аино Акте. Нильсон и Даае связывают не только общее имя и профессиональные качества, но и семейная история, внешность, манера исполнения, коронные партии — очень много у них пересечений! И интересно, что изначально Гастон Леру видел свою главную героиню южной женщиной — страстной шатенкой Полин Беллини, но в итоге сделал ее блондинкой с голубыми глазами из Швеции. 

Почему? Решил пойти против моды? Ведь на рубеже веков в Парижской Опере — и в лирической труппе, и в балете — было очень много итальянок…

Я до конца так и не смогла понять, чем Леру руководствовался, сделав такой выбор. Возможно, действительно решил, что так будет оригинальнее. Не южанка — итальянка или испанка, которых тоже было очень много, а менее популярный типаж — девушка с севера. Почему бы и нет? В то время он был близок к Швеции. Есть версии, что в неудачной сделке со шведскими промышленниками он потерял отцовское наследство, другие источники утверждают, что он его проиграл. Но доподлинно известно, что в 1900 году Леру отправляется в путешествие в Швецию, а с 1904 года посвящает серию статей шведскому полярнику Отто Норденшёльду, вернувшемуся из экспедиции в Антарктику.

Практически у всех персонажей есть реальные прототипы, только, кажется, Призрак остается без оригинала. Иногда он выглядит этаким собирательным образом «абонента» того времени со всеми характерными повадками — «мой театр», «моя ложа», «моя певица»…

Нет, мне не кажется, что за образом Призрака стоит какой-то реальный «абонент» (держатель абонемента.— Прим. М.С.). Это полностью вымышленный персонаж, которого никто не видел. Разве что начальник машинного цеха сцены, но и тот за это поплатился жизнью — его нашли повешенным. В Опере тоже был такой эпизод, но не в Гарнье, а в Ле Пелетье. Так вот его описание Призрака в романе очень напоминает дьявольский образ скрипача Паганини — худой, черные волосы, всегда в черном, с мертвецки бледным лицом… Но это только признаки внешности, в остальном же — это фантастический герой. 

Но ложа-то его реальная, на ней даже табличку повесили. Кстати, существуют ли какие-то специальные условия ее аренды?

Конечно, нет. Никакой архитектурной реальности она не имеет, но действительно стала частью мифа о Призраке, и руководство Оперы приняло решение установить табличку на двери пятой ложи. В остальном же — это обычная ложа в Palais Garnier, и билет в нее покупается точно так же, как на любое другое место в зале. Это раньше ложи сдавались по абонементам. Одна семья могла держать одну и ту же ложу на протяжении нескольких поколений, ведь тогда в театр приходили всей семьей. Сейчас все совершенно иначе: совсем другие абоненты и совсем другая практика. 

Сильно ли изменился театр с тех пор?

Нет, потому что Palais Garnier в 1923 году был объявлен памятником исторического и культурного наследия, и это означает, что вносить изменения нельзя. 

Сегодня, когда Palais Garnier празднует 150 лет, кого можно назвать Призраком Оперы?

Нет одного Призрака, их очень много. Это призраки всех великих людей — кто работал здесь, выступал на этой сцене, бывал в этом зале. Им всем принадлежит история Palais Garnier.

Текст: Мария Сидельникова