«Голиаф» Саши Золотовицкого в театре «Шалом»

В театре «Шалом» вышла премьера Саши Золотовицкого «Голиаф», выросшая из лаборатории по текстам Танаха. «Небиблейскую историю», переосмысляющую ветхозаветную легенду о победе и героизме, посмотрела Марина Шимадина.

«И стали Филистимляне на горе с одной стороны, и Израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина. И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он — шести локтей и пяди»,— сообщает нам Книга Самуила. Что было дальше, всем известно: юный пастух Давид вышел на поединок с великаном, сразил его камнем из пращи, отрубил голову и обеспечил своему народу победу, став со временем царем Иудеи. Позже его подвиг возвеличили в масле и мраморе мастера от Караваджо до Микеланджело, а кем был поверженный Голиаф, что он ел на завтрак и носил в карманах, никого раньше особенно не интересовало.

Режиссер Саша Золотовицкий задается именно этими вопросами. Его спектакль основан на комиксе известного британского художника Тома Голда, где Голиаф не свирепое чудовище, а миролюбивое существо, предпочитающее службе в дозоре работу в штабе. Но из-за высокого роста и богатырского сложения его делают «пугалом» для устрашения врагов, а вместе с тем и мишенью.

Главная удача спектакля — приглашение на роль Голиафа Ивана Орлова, бывшего актера Школы драматического искусства, игравшего в спектаклях Дмитрия Крымова. Он на 100% попал в образ мягкотелого, добродушного великана, который ходит в вязаной кофте, кормит рыбок и не расстается с зеленым растением в банке. Под песню Лу Рида «Perfect Day» он с буддистским спокойствием строит пирамидки из гальки и любуется пейзажем.

А тут, действительно, есть чем любоваться: художница Маруся Павлова создала лаконичное пространство, похожее на японский сад камней, ночью оно освещается тысячью звезд (изумительно красивая работа художника по свету Александра Краснодеда). Ночная сцена с одиноким бодрствующим Голиафом вызывает ассоциации с другой судьбоносной ночью — в Гефсиманском саду. Только вместо «чашу эту мимо пронеси» в спектакле неожиданно звучит стихотворение Льва Рубинштейна «И вот я здесь» с тем же мотивом предопределения: «Но ход вещей не может быть нарушен... Уходим врозь, не забывай меня». И это предчувствие скорой разлуки сейчас, спустя год после гибели поэта, звучит особенно пронзительно.

Голиаф в исполнении Ивана Орлова — тоже отчасти поэт, умеющий видеть красоту этого мира, в отличие от прочих, увлеченных его завоеванием. Важно, что почти все они (за исключением суетливого капитана Сергея Шадрина) еще дети: и солдат Федора Бычкова, бравирующий своей удалью, и мальчик-оруженосец Александры Ахметзяновой, строящий из себя смелого вояку, и такой же испуганный Давид Константина Фридовского. Он тоже никакой не герой, но в его удивительно синих глазах помимо страха и сомнения горит и огонь фанатизма. Решившись сразить врага, он шепчет молитвы и, видимо, считает себя орудием в руках Господа, но все-таки роковой камень в лоб великану бросает он сам. Это к слову о свободе выбора.

И пока камень летит, как в замедленной съемке, в голове у Голиафа проносится не вся прошлая жизнь, а вся будущая — и победа Израиля, и его слава, и его падение, и новые войны во имя разных богов, в которых будут гибнуть ни в чем не повинные мирные люди, любители рыбок и комнатных растений.

Сама история простая и короткая, текста в ней очень мало, как, собственно, и в комиксе Тома Голда. Но видно, что спектакль родился из лабораторного эскиза и для полноценной премьеры его пришлось слегка растянуть. И в середине образовались лакуны, которые заполняются актерскими репризами, обаятельными, но не обязательными. Зато в целом неторопливая манера игры и некая разреженность сценического действия наполняют спектакль воздухом, делают его прозрачным и создают нужную атмосферу притчи, где каждое слово и каждый жест значимы и весомы, а посыл предельно понятен: «Я не хочу никого убивать».

Марина Шимадина