Италийская диалектология Ивана Цветаева

О заслуженном профессоре Московского и Болонского университетов и члене-корреспонденте Санкт-Петербургской Императорской академии наук Иване Владимировиче Цветаеве сейчас вспоминают как об отце поэтессы Марины Цветаевой, реже как об основателе московского Музея изобразительных искусств и совсем редко как о специалисте по античной лингвистике. А ведь он был весьма авторитетным и уважаемым в Европе ученым в области древнеримской диалектологии.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Наука о надписях

После распада Римской империи латинский язык еще очень долгое время был средством межнационального общения в богословии и секулярных науках, так что вполне естественным был интерес ученых Нового времени к самому языку, его происхождению и эволюции. Интересовались этим и древние римляне, например, Цицерон отзывался о койне Вечного Города (городском диалекте плебса) как о деградации латинского языка. Но только с началом археологических раскопок в Италии, которое условно датируется началом раскопок Помпей в 1748 году (и круглые юбилеи античной археологии отсчитываются от этой даты), у ученых появился объективный источник изучения языков народностей Древнего Рима — всевозможные надписи на камне, керамике, металле.

Так родилась наука эпиграфика, благо римляне не скупились ставить такие «QR-коды» на свои изделия, а публичные надписи сообщали народу о важных событиях, декретах, привилегиях и т. п. К началу XX века в поле зрения ученых попало уже более 100 тыс. надписей. Историкам они с самого начала помогали с датировкой и реконструкцией быта римлян, а лингвисты вплотную занялись изучением надписей в начале XIX века, и к его середине у них сложилась такая картина.

Италийцы, то есть народы, населявшие Апеннинский полуостров в древности, говорили и,

соответственно, писали на родственных языках, которые можно было разделить на пять групп (ветвей): 1) этрусский язык (его поначалу относили вообще к другой языковой группе, но потом все-таки сочли родственником, хотя и дальним, других италийских диалектов, в том числе и латинского); 2) умбрийский; 3) фаллиский; 4) осский и 5) латинский. При этом латиняне довольно рано начали писать слева направо, а в этрусском и осско-умбрийском письме продолжали писать справа налево. Особняком долго стояло фалисское письмо, потому что надписей на нем было найдено мало. Но после расшифровки в 1860 году самой поздней на то время бронзовой таблички стало понятно, что фалисский диалект был ближе остальных к латинскому.

Как раз эта табличка из раскопок древнеримского города Falerii Novi в долине реки Тибр в 50 км севернее Рима была предметом одного из первых исследований Ивана Цветаева в италийской диалектологии, которое принесло ему известность в Европе, а его монография «Италийские надписи» 1883 года окончательно сделала его авторитетом в этой области науки.

Варшавский доцент

Иван Цветаев был сыном деревенского батюшки, правда, приход его отца в селе Новые Талицы близ Иваново-Вознесенска был довольно большой. Иван, как и его трое братьев, шесть лет проучился в Шуйском духовном училище, а потом еще шесть лет во Владимирской семинарии. Учеба сыновей обходилась их отцу от 20 до 50 руб. в год за каждого, и самым стойким их воспоминаем об отрочестве было «постоянное чувство голода». Старший из них Петр, отучившись, занял место отца в Ново-Талицком погосте (сейчас Ново-Талицкий район города Иваново), младшие выбрали светскую карьеру. Федор стал учителем-словесником, Дмитрий стал ученым-историком и дослужился до директора архива Министерства юстиции и статского советника. Иван же поступил в Медико-хирургическую академию, но не проучился в ней и полгода, и, по его словам, «из-за болезни глаз и из-за склонности к изучению предметов историко-филологического факультета» он перешел в Петербургский университет.

В университетском архиве сохранились его «покорнейшие прошения о вспоможении», он не мог вносить плату за обучение, потому что его отец «окладного жалования не получает, средства к содержанию семейства имеет недостаточные, недвижимой собственности не имеет», что подтверждалось письмами в университет Владимирской духовной консистории. В числе других таких же бедных студентов он был освобожден от платы за обучение на все четыре года и время от времени получал от университета денежную поддержку. Окончил университет он в 1870 году со степенью кандидата и золотой медалью за работу о «Германии» Таците и был оставлен в университете для приготовления к профессорскому знанию.

Готовясь к нему, он с сентября 1871 года преподавал древнегреческий язык в гимназии, но на следующий год «по вызову поступил на службу в Царство Польское и был определен исправляющим должность доцента Императорского Варшавского университета по кафедре римской словесности». Варшавский университет с преподаванием на русском языке был создан в 1862 году по указу Александра II и постоянно испытывал дефицит русскоязычных преподавателей. Здесь Цветаев в 1873-м защитил магистерскую диссертацию «Критическое обозрение “Германии” Тацита», которая продолжала его студенческую работу, и в 1874 году поехал в свою первую заграничную «командировку с ученой целью» в Германию и Италию.

Не пустая бравада

За границей он познакомился с работами по италийской эпиграфике, не входившей в круг русского университетского преподавания и научного исследования. И чем больше он читал публикации немецких и итальянских ученых по этой теме, тем сильнее ему хотелось попробовать себя в данной области «археологии» (тогда это понятие было гораздо шире, чем сейчас). Он писал: «Занятия латинской филологией привели меня к сознанию включить в круг своего изучения и языки народов, издревле населявших Италию, каковы сабиняне, самниты, умбры, вольски, фалиски и др. Народы эти — родные братья латинов, и потому, чтобы яснее понять природу языка последних, необходимо брать в расчет и лингвистические особенности первых».

Он попробовал себя в копировании, расшифровке и лингвистическом анализе древних надписей в Южной Италии и на Сицилии и в 1875 году опубликовал на итальянском языке свои первые работы «Osservazioni sopra una iscrizione osca» и «Un iscrizione osca in Pompei». Два года спустя они вышли по-русски в виде «Сборника осских надписей с очерком фонетики, морфологии и глоссарием» (Киев, 1877). Итальянские публикации молодого русского ученого были замечены и получили лестные отзывы в кругу европейских ученых, занимавшихся италийской эпиграфикой и лингвистикой, за тщательность и аккуратность анализа материалов, редкие даже для ведущей в этой области науки немецкой школы.

В Варшаву он не вернулся, послав туда из-за границы прошение об отставке. Годы спустя Цветаев писал о своем настроении в то время: «Неожиданный успех, естественно, вскружил голову молодого человека; …он смело, не взвесив последствий своего поступка, оставил свою доцентскую службу в одном из окраинных университетов и остался за границей. Такой поступок начинающего ученого, не имевшего никаких личных материальных средств, возбудил неодобрение и в официальном мире, увидевшем в этом пустую браваду, и в большинстве его друзей и знакомых».

Тем не менее предложения ему поступили сразу из трех российских университетов — новороссийского в Одессе, киевского и казанского, особенно настойчивое из последнего. Но он выбрал Киев и в марте 1876 года стал доцентом Киевского университета Святого Владимира. Впрочем, долго он там не задержался. В 1877 году на кафедре словесности Московского университета открылась вакансия, и Цветаева пригласили туда «как более чем желательного сподвижника», как писал ему профессор Московского университета Корш, добавляя при этом: «Вы знаете хорошо именно ту отрасль латинской филологии, в которой мы... слабоваты: история латинского языка. ...Вы явились бы к нам во всеоружии современной науки».

Цветаева избрали доцентом Московского университета, и в том же 1877 году после защиты докторской диссертации он стал экстраординарным профессором. В письме своему товарищу Цветаев писал: «В жизни бывают какие-то странные полосы: то судьба угощает тебя непрерывными пинками, то вдруг осыпает такими милостями, что не знаешь, куда скрываться от них».

От слов к вещам

В Московском университете Цветаев продолжал заниматься эпиграфикой и италийской диалектологией, ездил в заграничные командировки, в основном в Италию, и много публиковался по этой теме. В 1885 году он был избран ординарным профессором Московского университета по кафедре классической филологии. А в 1888 году после поездки в Болонью на празднование 800-летнего юбилея старейшего в Европе университета он вернулся оттуда почетным профессором Болонского университета.

В 1889 году Иван Цветаев переходит на кафедру теории и истории искусств. До сих пор можно прочитать, что перейти «от слов к вещам» его уговорила первая жена Варвара Дмитриевны (в девичестве Иловайская): мол, жены профессоров более практично смотрят на жизнь, чем их ученые мужья. Она посоветовала мужу перейти «от древней литературы к античной вещи», указав ему на «Кабинет изящных искусств и древностей» при кафедре теории и истории искусств, а тот на его основе создал Музей изящных искусств имени императора Александра III (ныне Пушкинский музей).

Возможно, так и было, но это не так уж важно. Факт состоял в том, что Цветаев заведовал Кабинетом изящных искусств и древностей Московского университета с 1882 года, и, судя по хронологии его научных публикаций, именно тогда фокус его научных интересов начал смещаться от диалектологии к археологии в современном ее понимании и истории античного искусства, а точнее ваяния.

Но едва ли чистый научный интерес мог стать причиной его без преувеличения титанических административно-бюрократических усилий по созданию музея. Скорее дело было в скрытом постоянном соперничестве Москвы и Петербурга. Москва хотела иметь свой «Эрмитаж», и профессор

Иван Цветаев в силу своего упорного характера оказался именно тем человеком, который в отличие от всех остальных смог его дать Москве. Сначала в виде Румянцевского музея, где он директорствовал десять лет, а потом Музея изобразительных искусств, который три его дочери называли своим «большим младшим братом». Впрочем, об истории создания Пушкинского музея написано много, и это другая история.

Ася Петухова