Александр Дейнека в Русском музее

В Петербурге, в Корпусе Бенуа Русского музея, открылась выставка, посвященная 125-летию со дня рождения Александра Дейнеки (1899–1969). Михаил Трофименков был почти по-детски зачарован скромной экспозицией, открывшей творчество советского гения в его неожиданном и тонком разнообразии.

Единственное, в чем можно упрекнуть выставку, так это в ее названии: «Певец новой жизни». Впрочем, Дейнека — не единственный мастер, чей гений утонул в глазах современников под тяжестью орденов.

Название провоцирует на набившие оскомину клише. Ну как же, как же, Дейнека, знаем-знаем. «Оборона Петрограда» (1928) и «Оборона Севастополя» (1942). Все эти полуобнаженные, а то и вовсе обнаженные атлеты и атлетки. Пацаны, мечтающие стать «Будущими летчиками» (1937), и матросы, чеканящие «Левый марш» (1940). Тоталитарист, одним словом, этот ваш Дейнека, певец брутальной телесности, зубр соцреализма, что бы под этим мутным определением ни подразумевалось. Да, конечно, в 1950-х годах Дейнека изменил своему дару, исполнив несколько серо-буро-зеленых композиций вроде «Тракториста» (1956), но речь не об этом. Выставка получилась о чем угодно, только не об официозном воспевании «новой жизни».

Оставим за скобками то, что Дейнека был во ВХУТЕМАСе начала 1920-х годов лучшим учеником великих Владимира Фаворского и Игнатия Нивинского. От них он усвоил графическую, экспрессивную, противоречащую общепринятым представлениям о «живописности» манеру. Дейнека — не импрессионист и не фовист, а просто Дейнека. Остроугольное мастерство парадоксальной композиции, пристрастие к фронтальным планам. Навязчивый мотив иногда взлетающего, а иногда и рушащегося с небес «Икара». Будь то футбольный вратарь, прыгунья с вышки или, да-да, нацистский «Сбитый ас» (1943).

«Сбитый ас», наряду с «Текстильщицами» (1927), «Полднем» (1932), «Бегом» (1933) и «Раздольем» (1944),— один из немногих живописных шедевров Дейнеки, представленных в Корпусе Бенуа. Дело в том, что экспозиция включает лишь работы из фондов музея. Но видимая скупость выставки, если угодно, ограниченность придает теме новую мелодию.

Главное на выставке — скромная, даже поденная работа Дейнеки. Как все или почти что все художники 1920-х годов, он оттачивал свое мастерство в журнальном рисовании, плакате, карикатуре, книжной иллюстрации. Тогда все они рисовали одинаково или примерно одинаково — память моего деда Валентина Бродского, далеко не последнего из участников петроградского Пролеткульта и мастера фотомонтажа, тому порукой. Но, при всем почтении к деду, его знакомец Дейнека исключителен и великолепен.

Работая именно что в низменных, поденных жанрах, Дейнека оттачивал и к 1930-м отточил, как бритву, свое мастерство. Его графика 1930-х годов в технике туши, гуаши и черной акварели, представленная на выставке,— залитые тушью силуэты дам с собачками или пляжных бездельников — безупречная визуальная поэзия. Как и рисунки для журналов 1920-х годов, изображающие дегенеративных представителей «золотой молодежи», фокстротирующих завсегдатаев Дома литераторов (привет Михаилу Булгакову) или «Тоскующих по изящной жизни» дамочек в остроумном черно-розовом «фельетоне».

Еще один неожиданный Дейнека — это Дейнека-путешественник. Вторая половина 1930-х годов — эпоха пылкой любви между советскими и американскими художниками: единый фронт против фашизма, все дела. В рамках этого культурного обмена Дейнека в январе—марте 1935 года проехался по США со своей персональной выставкой и даже нарисовал обложку престижного журнала «Vanity Fair» (январь 1936 года).

Его в общем-то скромные наброски и картины американской жизни, как и зарисовки Рима и Парижа, выдают случайный, удачливый, но искренне заинтересованный взгляд на чужую и в чем-то родственную цивилизацию. Придорожные забегаловки и автостоянки, эксцентрические джазовые клубы со стриптизом, завораживающая тоска автострад.

Лучшее, что привез из Америки Дейнека, и лучшее, чем из его коллекции может похвастаться Русский музей, это картина «Ночь» (1935). Почти что монохромный, почти что моментальный снимок полуобнаженной женщины перед зеркалом. Ее фигура двоится, мерцает, растворяется в отражении — как двоится, мерцает и растворяется образ самого Дейнеки.

Михаил Трофименков