Хранить, хоронить, хранить
Кира Долинина о жизни Эрмитажа в годы блокады
Эрмитаж в ленинградской (петербургской) культурной мифологии занимает центральное место — как место силы, как остров туманный и непонятный, но совершенно необходимый для особого статуса города, как неоспоримый знак подлинного имперского величия покинутой большой властью столицы, наконец. Все эрмитажное обрастает флером исключительности: имена директоров Эрмитажа петербуржцы знают лучше имен градоначальников, об историческом цвете стен Зимнего дворца готовы спорить до хрипоты, эрмитажные атланты на Миллионной берутся в свидетели почти всех петербургских свадеб, люди, работающие в Эрмитаже, наделяются чертами особ, приближенных ко двору, а стабильность работы музея воспринимается как залог стабильности вообще. Эрмитаж должен работать — даже если многие из нас в нем вообще никогда не были. Большая часть этих примет происходит из советских времен, когда сам музей (как, впрочем, и Кировский (Мариинский) театр) из былой имперскости создавал своего рода щит. То, что Эрмитаж стал универсальным музеем мирового значения во многом благодаря большевикам и их политике национализации и экспроприации, значения не имело — главным было придворное прошлое и максимально глубокие корни.
Подготовка к выставке в Эрмитаже. Справа М.В. Доброклонский, 1944 год
Иосиф Орбели в Эрмитаже
Залы Эрмитажа после эвакуации экспозиции, 1941 год
Фото: РИА НОВОСТИ
Сотрудники Эрмитажа за работой. Первая слева А. П. Султан-Шах
Плакаты "Работа по сохранению коллекций" (вверху) и "Авральные восстановительные работы"
Адриан Каплун. «Сбитый вражеский самолет над Эрмитажем», 1942 год
Фото: Государственный Эрмитаж, 2014