95 лет назад, летом 1913 года, император Николай II назначил командира лейб-гвардии Гусарского полка генерал-майора свиты Владимира Воейкова главнонаблюдающим за физическим развитием народонаселения Российской империи. Эта мера, как и проведение в том же году первой российской государственной Олимпиады в Киеве, стала реакцией властей на позорное поражение, которое русская команда потерпела на Олимпиаде 1912 года в Стокгольме. Подготовка к ней в России была организована из рук вон плохо, в команду включили атлетов, не тренировавшихся несколько месяцев, многие спортсмены оказались без необходимого снаряжения, а при отходе парохода из Санкт-Петербурга главу национального Олимпийского комитета забыли на пирсе. Следующую Олимпиаду --1916 года — собирались проводить в Берлине, немцы клялись победить во всех видах программы, и потому российских спортсменов стали усиленно готовить к реваншу, пригласив, как водится, иностранного тренера.
Стрельба без команды
"Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь". Эта пушкинская фраза как нельзя лучше описывала не только процесс усвоения знаний русскими недорослями, но и как подданные Российской империи приобщались к новому для них делу — спортивным дисциплинам. Как вспоминали современники, сам Пушкин увлекся модной затеей — правильным спортивным плаванием, которое преподавалось в купальнях на Неве, и достиг в освоении "лягушачьего" стиля немалых успехов. А затем, когда мода на плавание в петербургском обществе прошла, забросил это занятие, как и многие его приятели.
Именно так, следуя веянию моды, осваивало новые виды проведения досуга русское дворянство на протяжении веков. Петр I завез из Европы бильярд, и в модную игру вслед за императором стали играть практически во всех светских домах России. Однако после смерти царя-реформатора интерес к его любимому занятию стал падать, и бильярдные столы довольно долго сохранялись лишь в трактирах и на постоялых дворах, где катание шаров помогало скоротать время посетителям и путникам.
Еще одна импортированная Петром I забава — катание на коньках — пользовалась гораздо большим и долгим успехом. Но и она то становилась массовой, то почти полностью исчезала из быта россиян.
В екатерининскую эпоху неожиданно возникла мода на поднятие тяжестей, и подбрасывание гирь стало вариантом проведения досуга в мужских компаниях. Однако и это увлечение после кончины императрицы, любившей чудо-богатырей, практически сошло на нет.
В конце XVIII века англичане завезли в Россию игру ногами в мяч. Но, как писал известный русский тренер и историк спорта Г. А. Дюперрон, футбол на русской почве прижился ненадолго и весьма странным образом. Привилегированные сословия не оценили игру, и она стала уделом ломовых извозчиков, доставлявших товар на крупные петербургские рынки. В ожидании груза у складов они разминали кости, пиная мяч почти без всяких правил. В общем-то ничего странного в этом не было. Командные игры никогда не были сильной стороной русских атлетов. По описаниям современников, даже традиционные кулачные бои, которые начинались со столкновения двух команд — стенка на стенку, очень быстро превращались в сугубо индивидуальные состязания, где каждый бился за себя, с трудом разбирая, где свои, а где чужие. А победителем объявляли того, кто повергал наземь наибольшее число участников драки. Трудно было назвать командным соревнованием и бег взапуски — наперегонки, также довольно широко практиковавшийся в деревнях и городах. И уж совсем некомандным видом спорта следует признать скачки на тройках, владевшие сердцами купечества.
Командных соревнований не существовало и у русского дворянства. Помимо традиционного офицерского троеборья "карты, вино, женщины" в этой среде пользовались популярностью главным образом виды спорта, которые в советские времена стали именовать военно-прикладными: фехтование, стрельба и верховая езда. Немалая часть дворянства совершенствовалась в них, участвуя, как и многие поколения их предков, в верховых охотах. Другие же с 1740-х годов совершенствовали свое мастерство под руководством приезжавших в Россию иностранных преподавателей. Здесь если и существовала какая-то командная конкуренция, то исключительно между представителями двух фехтовальных школ — французской и итальянской. Выяснение отношений между направлениями фехтовального искусства чаще всего происходило на страницах изданий, одни из которых прославляли простоту и легкость в освоении французского стиля, а другие — хитроумные приемы и удары, характерные для итальянской школы. Об очных встречах и командных поединках представителей двух стилей сведений не сохранилось, да и вряд ли они имели место. Ведь Россия не Япония и не Китай, где разные школы боевых искусств традиционно соперничали на практике. У нас дрались, потому что дрались. Чаще всего без веских причин.
С еще большей страстью в России относились к верховой езде. В охотничий сезон в богатых поместьях практически ежедневно выезжали на зверя и птицу, и это было немалым испытанием для всех участников охот, особенно дам. Там же совершенствовались и в стрельбе. Однако видами спорта в современном понимании верховая езда и стрельба стали лишь после появления и укрепления традиции проведения полковых праздников, во время которых помимо непременных банкетов офицеры и нижние чины стали демонстрировать искусство управления лошадью и меткость.
Чуть менее успешно внедрялся в русское общество еще один военно-прикладной вид спорта — гимнастика. Ее преподавали в кадетских корпусах, а затем и в юнкерских училищах, в разные периоды пытались ввести в программу гражданских учебных заведений, но сделать гимнастику популярной в обществе долгое время не удавалось. Причиной были главным образом противоречия между создателями различных систем гимнастических упражнений. Одни считали, что основной упор следует делать на движения, другие — на развитие физической силы с помощью гимнастических снарядов. И те и другие воззрения находили приверженцев среди русских офицеров и генералов. Однако недоросли, особенно те, кого не связывала дисциплина кадетских корпусов, массово отлынивали от участия в монотонных занятиях в гимнастических залах.
Время от времени преподаватели гимнастики и солидарные с ними врачи устраивали рекламные кампании, объявляя гимнастику лучшим средством для укрепления здоровья юношества. Доктора и публицисты описывали подрастающее поколение как скопище хилых впалогрудых существ, которые тратят последние силы на обучение в гимназиях и университетах и имеют лишь одну перспективу — стать хроническими больными и, не достигнув цвета лет, сойти в могилу. Апологеты гимнастики твердили о том, что здоровый дух может существовать в здоровом теле, а тело нужно воспитывать и совершенствовать не менее тщательно, чем душу. Как правило, в пример приводились легендарные герои прошлого, сочетавшие ум и физическую силу. Но внимательный читатель, осиливший высокопарные тексты, в конце их обнаруживал, что перед ним обыкновенная реклама, авторы которой просто пытаются улучшить свое материальное положение.
Так, в начале 1840-х годов за мощной рекламой гимнастических упражнений стоял открытый десятилетием раньше московский Ортопедический институт доктора Манделени. Созданное для помощи увечным воинам заведение испытывало материальные трудности и потому приглашало родителей привозить своих хилых отроков на занятия в институт. Естественно, за некую вполне разумную плату. А если родители имели средства и желание проводить занятия дома, то опытнейшие гимнастические наставники, сотрудничавшие с заведением Манделени, выражали готовность беспрекословно выполнить все их требования.
Подобные кампании, приносившие прямую выгоду их организаторам, играли и еще одну немаловажную роль в жизни образованных слоев российского общества. Верили они в пользу той или иной гимнастической системы или нет, мысль о том, что спорт нужен и полезен, постепенно укреплялась в общественном сознании.
Клубные интересы
Первые организации, отдаленно напоминающие спортивные клубы, появились в России в 1850-х годах — практически одновременно с открытием выезда за границу широкому кругу подданных империи. Возвращавшиеся из зарубежных странствий россияне начинали внедрять у себя дома невиданные доселе виды спорта и организовывать спортивные кружки. Как водится, общественный интерес к разным видам спорта определялся модой. И за всплеском увлечения одним видом следовал спад и нарастающий интерес к другому. Г. А. Дюперрон писал:
"В 1830-х годах в Петербурге была основана Морицем Паули первая школа плавания, за которой вскоре последовала и вторая; первая была построена — на плотах с прорезями — на Неве, у истока Фонтанки, вторая — на противоположном берегу Выборгской стороны. Более регулярно стали заниматься спортом позже, в пятидесятых годах, когда был открыт первый каток спортивного типа; на нем устраивались состязания на коньках и игра в "ключки" — современный хоккей. В 1860 году был основан первый парусный и гребной клуб — Петербургский Речной Яхт-Клуб, у которого уже в 1864 году появился первый конкурент в гребном спорте — английское гребное общество "Стрела". Первое гимнастическое общество было основано в 1868 году в Москве, а неофициальный кружок "Пальма" существовал в Петербурге уже в 1863 году. Борьба и подымание гирь были издавна известны в России, и было немало известных силачей. Первое атлетическое общество (Петербургское) было утверждено в 1896 году, но задолго до его возникновения функционировал частный "кабинет" д-ра Краевского, в котором получили подготовку многочисленные русские борцы и гиревики. Легкая атлетика возникла в России, как и повсюду, в виде подражания конским скачкам. Но в 1888 году тярлевские (бл. Петербурга) дачники, которые прежде "играли в скачки", стали заниматься бегом уже спортивно, основав кружок, который позже стал называться "С.-Петербургский Кружок Любителей Спорта". Несколько позже этот кружок весною и осенью устраивал состязания в самом Петербурге, на Петровском острове, привлекая к участию и посторонних кружку юношей".
В конце XIX века самым популярным и массовым видом спорта в России, по мнению знатоков, стал велоспорт.
"Первое велосипедное общество, "Московское Общество Велосипедистов-Любителей",— сообщает Дюперрон,— было основано в 1883 году, и за ним быстро последовали общества в других городах. Велосипедный спорт создал вообще спорт в России, так как он именно привлек к физической культуре массы как участников, так и зрителей. Москвичи первое время почти не знали соперников, но потом в Петербурге появился исключительный специалист — М. И. Дьяков, шутя бивший москвичей; его дебюты в Англии были не менее успешны — он выиграл в первое же свое выступление первенство Англии на 25 миль. До Дьякова чемпионом Англии (на трехколесном велосипеде) был русский поляк Тышкевич, но он постоянно жил в Англии. Потом Одесса дала чрезвычайно талантливого, но безалаберного С. И. Уточкина".
Количество велосипедных кружков и обществ росло как на дрожжах. Однако беда заключалась в том, что спортсменами-велосипедистами начинали ощущать себя абсолютно все, включая тех, кому долгая езда оказывалась не по здоровью и не по силам. Известный русский велосипедист и приват-доцент Императорской военно-медицинской академии Г. Ю. Явейн учил:
"В совершенстве велосипеда кроется зачаток его главного вреда. Велосипед доведен до такого совершенства, что медленная езда является весьма легким физическим упражнением, таким легким, что ездок не замечает, как он постепенно ускоряете ход велосипеда, не замечает, как ходьба превращается в бег, который становится все бешенее, бешенее, не замечает, как легкое физическое упражнение становится все более и более тяжелым. Ничем нельзя так увлечься, как велосипедом, ни при каком другом физическом упражнении невозможно так легко, так незаметно переутомить сердце".
Явейн приводил множество примеров, когда неумеренная езда на велосипеде рождала сердечный недуг, и сообщал, что имели место пять случаев внезапной смерти велосипедистов от сердечной недостаточности. Не исключено, что подобные факты, случавшиеся повсеместно, вызвали некоторое охлаждение к велосипедному спорту. Однако Дюперрон считал, что главной причиной снижения популярности велоспорта стало отсутствие нормальной организации велоспорта и появление профессиональных гонщиков, тягаться на равных с которыми велосипедисты не могли при всем желании и напряжении сердечных мышц. Но, может быть, причиной падения интереса стало то, что наибольший интерес зрители и спортсмены стали испытывать к футболу.
Футбол вновь завезли в Россию в 1870-х годах из Англии, но в него довольно долго играли исключительно живущие в России британцы. И вдруг четверть века спустя у россиян обнаружилась неожиданно сильная любовь к этой игре.
"Самого большого развития,— писал Дюперрон,— достиг, однако, в России футбол; его ввел для русской молодежи С.-Петербургский Кружок Любителей Спорта, впервые начавший регулярно играть в футбол в 1897 году. Заразившись примером этого кружка, другие частные кружки стали устраивать футбольные команды, но только "Спорт" был в состоянии, хоть и без успеха, состязаться с английскими командами: "Невский", "Нева", "Невка" и с англо-немецкой "Виктория". В 1901 г. была основана Петербургская Футбольная Лига, к которой в следующем году примкнул "Спорт"; в 1904 году в лиге состояло уже 6 русских кружков, и число клубов и команд постоянно росло вплоть до 1917 года. В 1908 году произошел разрыв между английскими и русскими клубами, в 1911 году все клубы вновь объединились, но англичане уже перестали играть какую бы то ни было роль, и после первой победы русской команды в первенстве Петербурга ("Спорт" выиграл его в 1908 году) борьба уже сводилась только к соревнованию между собою русских клубов. В 1907 году состоялась первая междугородняя игра между московской командой и петербургскими; петербуржцы выиграли обе игры. На следующий год игры были повторены, а в 1909 году была устроена и первая международная игра против одной из лучших чешских команд. Сборная команда Петербурга выиграла у чешской команды после упорного и ожесточенного боя, и эта победа сделала футбол необычайно популярным. После Москвы футбол появился и в других городах России, особенно на юге".
Правда, судя по воспоминаниям участников матчей и зрителей, первые матчи мало походили на современный техничный футбол. Сказывалось и отсутствие привычки к командной игре. Каждый футболист горел желанием забить как можно больше мячей, а на ворота, как правило, ставили самых слабых игроков. Поэтому двузначные цифры в счете были обычным делом. Интерес к футболу, в отличие от многих других видов спорта, оказался непроходящим. А вскоре и у других видов спорта появились верные и постоянные поклонники. Так что в начале XX века в России сложилась относительно развитая система клубов. Правда, из более чем 400 действовавших спортивных обществ и кружков едва ли не 90% были обществами правильной, или спортивной, охоты, которые были противниками хищнического истребления животных, но к спорту имели отдаленное отношение.
Для массового распространения спорта существовало серьезное препятствие: отцы-основатели большинства спортивных обществ отнюдь не стремились принимать в свои ряды пролетариев и крестьян и потому поставили на пути нежелательных элементов финансовый барьер. Членство в спортивных клубах стоило отнюдь не дешево. К примеру, Московский сокольничий клуб объявлял о следующих услугах и ценах:
"Взнос действительных членов — 30 р. и членов-посетителей — 20 р. в год. Кроме того, вступительный в 1-й год — 20 р. Требуется рекомендация двух членов. Лица, интересующиеся только футболом, платят 10 р., вступают в футбольную команду клуба и играют наравне с членами во всех состязаниях. Они состоят членами секции футбола. То же относится к игре в хоккей (взнос тоже 10 р.). Весной и летом — лаун-теннис (5 площадок). Осенью — футбол (свое поле в 1200 кв. саженей). Зимой — игра в хоккей на льду и катание с ледяной горы (скорость 45 верст в час, возвышенный вираж — первый раз в России). За пользование всеми этими видами спорта отдельной платы не взимается".
При этом клуб считался едва ли не самым доступным и демократичным. Естественно, для тех, кто мог позволить себе еще и покупку снаряжения, которое в отдельных видах спорта стоило весьма дорого. Спортивные велосипеды, лодки для академической гребли и даже качественные "ракеты" для тенниса мог позволить себе приобрести далеко не каждый. Однако любители и спонсоры непременно находились, и русские спортсмены стали занимать все более высокие места на соревнованиях за рубежом.
Один из лучших русских гребцов Анатолий Переселенцев вспоминал:
"Я был переведен на работу в Лондон и там начал грести, но только на одиночке. В том же году осенью были назначены большие состязания. Незадолго до этого я побил сильнейшего английского чемпиона Бересфорда и вместе с ним был заявлен на предстоящую гонку. Я понимал, чем могло кончиться для меня состязание с такими противниками, как олимпийский чемпион англичанин Киниар и чемпион Англии Бересфорд, но жажда борьбы, избыток сил заставили меня дерзать. Со старта все пошли ровно, затем Киниар начал уходить, но я поймал этот момент и вступил в борьбу с олимпийцем. Исход гонки решился на последней четверти дистанции. Я уже шел первым. Как потом выяснилось, Киниар и другие участники были уверены, что я "кончился" и на финише не окажу сопротивления. Но у меня хватило сил и воли, и я первым пересек заветную линию. Вторым был Киниар с разрывом в 5 секунд. Каких только разговоров не было после этой гонки. А результатом всего явилось то, что в следующем году в Париже был специально организован матч Киниар--Переселенцев на 4 км".
Такие спортсмены могли добиться успеха и на возобновленных в 1896 году Олимпийских играх. Но беда заключалась в том, что тогда эти соревнования относились к разряду малопрестижных, и потому российское правительство и элита не обращали на них ни малейшего внимания. И даже состоятельные любители спорта, способные стать спонсорами российской команды, не считали их событием, равным чемпионатам ведущих стран по тем или иным видам спорта.
Спортивное недоразумение
Первой Олимпиадой, на которой выступили российские спортсмены, стала Олимпиада 1908 года в Лондоне. Причем их поездка была исключительно частным делом, финансировал ее председатель Петербургского атлетического общества граф Г. И. Рибопьер. Состав команды соответствовал спортивным симпатиям спонсора. В команду вошли четыре борца — Н. Орлов, А. Петров, А. Замотин и Г. Демин, а также фигурист Н. Панин-Коломенкин. При этом выделенных средств не хватало ни на что. Участники поездки вспоминали: "Не было ни представителя, ни переводчика. Жили в ужасных условиях. Из-за недостатка средств спали вдвоем на одной кровати, питались скудно. Какая уж тут спортивная форма!"
Мало того, российские спортсмены оказались не только неорганизованными, но и нежелательными для конкурентов участниками Олимпиады. Панин-Коломенкин вспоминал впоследствии, как отнеслись к нему чемпионы мира Бургер и Сальков:
"Перед стартом Сальков смотрел на меня с нескрываемой злобой, и я случайно услышал, как он сказал Бургеру: "Я выведу его из себя!" Но этого не произошло, как ни старался "великий чемпион". Даже хамское поведение Салькова во время исполнения Паниным обязательных фигур не вывело его из равновесия. Дело в том, что швед громко воскликнул: "Разве это фигура?! Она совсем кривая!.." Но я помнил, что представляю здесь свою страну и русский национальный спорт".
Итог для такой сумбурной и малобюджетной поездки оказался прекрасным. Панин-Коломенкин стал олимпийским чемпионом, а Орлов и Петров получили серебряные медали. После такого результата интерес к Олимпийским играм в России значительно усилился. В стране был даже образован собственный национальный Олимпийский комитет. Но никаких денег на участие в Олимпиаде 1912 года в Стокгольме правительство выделять не торопилось.
Сдвинуть дело с мертвой точки помогли политические обстоятельства. Швеция не могла смириться с тем, что столетие назад — после русско-шведской войны — Финляндия перешла от нее под русское управление, и долгие годы разными способами поддерживала финский сепаратизм. Олимпиада предоставляла отличную возможность для демарша. Финны имели собственный Олимпийский комитет, и шведские организаторы пригласили команду Финляндии выступить на Олимпиаде отдельно от России.
Снести подобное в Петербурге не могли. В дело включилась российская дипломатия, и ей удалось добиться договоренности о том, что финская команда на открытии игр пойдет хотя и отдельной колонной, но после российской, а не на месте, положенном ей по алфавиту.
Дело оставалось за малым — в короткие сроки собрать российскую команду и отправит ее в Стокгольм. О том, как это происходило, вспоминал петербургский борец А. Северов:
"Живу я себе спокойно на даче и, конечно, почти не борюсь, так как манеж в городе. И вдруг как снег на голову: "Ты едешь в Стокгольм!" Я прямо руками развел. Как же так? Без должной тренировки, имея лишний вес? Как потом узнал, у Каплюра было такое же положение. Он даже не хотел ехать. Его чуть ли не силой увезли. У нас один Клейн был в форме".
Борец М. Клейн рассказывал потом, как проходили тренировки на пути в Стокгольм, на пароходе:
"Стелили парус прямо на палубе... Ну какая тут тренировка, когда думаешь больше, как бы не ушибиться, чем о проведении приема. Сколько бы ни береглись, все равно пообдирали колени и локти. А Саша Северов поломал ухо, которое так болело, что он не мог спать. Взвешивались в трюме на угольных весах. Один раз они покажут на фунт больше, другой — на полфунта меньше!"
О том, в какой спешке и с какой неразберихой собиралась и отправлялась олимпийская команда, свидетельствовала история с отплытием из Санкт-Петербурга парохода "Бирма" с российской делегацией. Когда судно уже вышло в море, обнаружилось, что на борту нет председателя российского Олимпийского комитета В. И. Срезневского. Как иронизировали потом газеты, его просто забыли на пирсе. Почтенному старцу пришлось догонять свою команду на катере.
Болельщики надеялись, что команду из 178 спортсменов ждет большой успех, но страну постигло горькое разочарование. Ставка делалась на борцов, стрелков, велосипедистов, гребцов и яхтсменов. Но тем, кто в отличие от борцов был в хорошей спортивной форме, фатально не везло. Так, велосипедист Ф. Борисов вспоминал:
"Контрольный пункт на 220 км был для меня роковым. На этом пункте мне объявили, что я иду по времени вторым. Это сообщение нарушило мое спокойствие, и я стал торопиться, что и вывело меня из гонки. Приблизительно на 240 км, т. е. за 80 км до финиша, путь шел по насыпи, где полотно шоссе было засыпано песком. Ехать по нему на гоночных колесах трудно. Сворачиваю на пешеходную дорожку, которая идет по краям насыпи, и продолжаю ехать в том же быстром темпе. Неожиданно передо мной появляется канава, наполненная водой. Пытаюсь затормозить велосипед ногами (тормозов тогда не было), но, увы, слишком поздно. Переднее колесо влетает в канаву и, не выдержав сильного удара, разлетается вдребезги; я через руль с насыпи лечу в обрыв. Удар был настолько силен, что я потерял сознание. Сколько времени я пробыл в таком состоянии — никто не знает. В чувство меня привел проезжавший мимо фермер, который и отвез меня в своей двуколке на ближайшую станцию железной дороги. О дальнейшем участии в гонке не могло быть и речи: велосипед сломан, сильно болело правое колено, сильный ушиб груди. По железной дороге я был отправлен в Стокгольм, где пролежал в больнице 4 дня, а затем был отправлен в Москву. Так печально окончилось для меня выступление на Олимпиаде".
Не показал ожидавшихся высоких результатов и чемпион России и Голландии по гребле М. Кузик, который был вынужден выступать на чужой, оказавшейся слишком тяжелой лодке. Не менее закономерным был и финал выступления борцов. Никто, кроме М. Клейна, не смог преодолеть полуфинал. Но зато финал с участием Клейна в России и мире запомнили надолго. Его схватка с финским борцом А. Асикайненом продолжалась шесть часов, и в конце концов финн победил. Более сильного удара по самолюбию России невозможно было представить. Медали в стрельбе и парусном спорте не принесли ни утешения болельщикам, ни достойного места команде на Олимпиаде. Россия заняла недостойное 15-е место — всего было 18.
Однако поражение в Стокгольме не шло ни в какое сравнение с тем, что ждало Россию на следующей Олимпиаде. Ее столицей должен был стать Берлин, и немцы с самого начала трубили о том, что намерены занять все призовые места. Причем они не только говорили, но и делали. По приказу кайзера Вильгельма II в германской армии и по всей стране начались отборочные состязания по всем видам спорта, чтобы найти наиболее способных спортсменов для выступления абсолютно во всех видах программы.
В России запаниковали. Вскоре было принято решение о проведении государственных Олимпийских игр в Киеве в 1913 году. Были выделены значительные средства на строительство стадиона и призы. А для подготовки спортсменов был приглашен иностранный специалист — тренер по атлетике Андерсон, который объезжал все крупные клубы, отбирал самых перспективных кандидатов в сборную и налаживал тренировочный процесс. О том, что мероприятие имеет политическую подоплеку, говорил один из пунктов правил проведения Игр. Жители Финляндии и ее уроженцы на русскую Олимпиаду не допускались. Исключение делалось лишь для тех, кто вступил в русский клуб и выступает под его флагом.
В целом на Олимпиаде были показаны весьма приличные результаты, и главный военный спортсмен — командир лейб-гвардии Гусарского полка генерал-майор Владимир Воейков, возглавлявший российскую делегацию в Стокгольме и активно участвовавший в проведении киевской Олимпиады, был назначен императором главнонаблюдающим за физическим развитием народонаселения Российской империи. Вслед за этим был создан первый орган государственного управления спортом — Временный совет по делам физического развития народонаселения Российской империи. Вот только заседать он начал лишь весной 1914 года. Вторая российская Олимпиада — в Риге — началась летом 1914 года. Но уже вовсю пахло войной, и всем стало не до спорта. Достаточно сказать, что на открытии Игр не было ни одного члена оргкомитета или попечительского совета, так что открывать Олимпиаду пришлось одному из зрителей-генералов.
Собственно, на этом история русского дореволюционного спорта завершилась. Но традиция наполнять политическим смыслом выступления российских спортсменов осталась и, понятно, жива до сих пор.