Выбор Лизы Биргер

"Гимн"

Айн Рэнд

М.: Альпина Бизнес Букс, 2008

Настоящее имя самой популярной писательницы Америки — Алиса Розенбаум. Она родилась в России в 1905 году, окончила Петроградский государственный университет, в 1926-м перебралась в США и в 1930-х начала публиковать романы, которые моментально стали бестселлерами. Труд ее жизни — многостраничный роман "Атлант расправил плечи" — вышел в 1957 году, на русский был переведен в 1990-х. Но настоящую популярность в России Рэнд набирает только сейчас, переизданный в 2006 году "Атлант" занимает видное место в книжных магазинах и ежегодно допечатывается, а ее романы начинают широко обсуждать. "Гимн" — последняя из переведенных книг. Это — антиутопия про будущее, в котором нет места индивидуализму и личным местоимениям. Главный герой по имени Равенство 7-2521 бежит из коммуны, чтобы утвердить разумный эгоизм и собственное "Я".

Вокруг Айн Рэнд — одни мифы. Рассказывают, что во время вьетнамской войны ее книги сбрасывали с вертолетов в пропагандистских целях. Что президент Рейган как-то стоял перед ней на коленях. Что экономический советник Путина Андрей Илларионов в свое время советовал ему прочитать ее роман, на это президент ответил, что читает Набокова. Что когда издатели пытались сократить ее необъятного "Атланта", то она запретила менять в рукописи хоть слово: "Вы бы стали сокращать Библию?" По опросам Библиотеки Конгресса, в Америке "Атлант" на втором месте после Библии. Даже похороны Айн Рэнд — повод для создания легенды: на могиле писательницы цветами выложили гигантский доллар. Это тот самый доллар, который Джон Голт, главный герой всего ее творчества, в финале романа "Атлант расправил плечи" рисует на песке как главный движущий символ мира. В своих романах Рэнд последовательно доказывает, что без усилий предпринимателей, которых писательница называет "Движителями", мир разрушится. Эта плохо написанная беллетристика, смесь детектива, любовного романа и Чернышевского на самом деле всегда — "роман идей". Айн Рэнд уравняла "разумный эгоизм" с торжеством капитала с такой же легкостью, с какой Чернышевский уравнял его с коммунизмом, но ее читают и ей верят до сих пор: у придуманной писательницей философии объективизма есть армии поклонников и собственный институт.

Пересуд

Алексей Слаповский

М.: Эксмо, 2008

Этим летом вышли как минимум три важные книги про здесь и сейчас. Это "Сахарный Кремль" Сорокина, проникшего в антиутопическое параллельное измерение сегодняшней России; "Цена отсечения" публициста Архангельского — первый роман, внятно рассказывающий про 2000-е, и вот "Пересуд" Алексея Слаповского. Драматург и писатель из Саратова, действие полуфантастических, полудетективных романов которого чаще всего происходит в некоем волжском городе, Слаповский — герой "литературы для многих", букеровский номинант, дважды финалист самой престижной литературной премии, любимец читателей, но, в общем, не критики. Тем не менее его последний роман хоть и сложно полюбить, но пропустить ни в коем случае нельзя.

С Павелецкого вокзала в город Сарайск выезжает рейсовый автобус. По пути его захватывают пятеро беглых преступников, которых привезли в столицу на пересуд, то есть пересмотр дел в связи с апелляциями или новыми обстоятельствами. Среди них — олигарх, серийный маньяк и убийца-рецидивист. Под дулами ружей они вынуждают напуганных пассажиров превратиться в присяжных и устроить собственный пересуд с неизменным оправдательным приговором.

Только вот никакого оправдания тому, что творится в автобусе, нет и не может быть. "Пересуд" — это жесткий триллер, неотпускающий, леденящий, где иногда только "очень страшно" превращается в "просто страшно". Он отлично написан, и можно не сомневаться, что напуганный читатель теперь десять раз подумает, прежде чем сесть в рейсовый автобус. Однако страшны тут не убийцы-маньяки. Страшно, что вместе с ними автор судит и пассажиров автобуса, обыкновенных нас с вами, рассказывает их истории, припоминает их мелкие грешки и каждому выносит приговор. "Это ведь, милая, про каждого из нас — виновен, но невменяем!" — гласит эпиграф из Тимура Кибирова. О том же и Слаповский — взял и одной страшной книжкой каждого из нас осудил.