Жизнь за ковром

Поговорив с двумя российскими борцами, которые получили золото, в Олимпийской деревне на следующий после победы день, я узнал, по какой причине мусульманин может уступить победу, чем можно заниматься параллельно с борьбой и кто такой, по мнению чеченца и ингуша, Майкл Фелпс.

Два российских борца — ингуш Назыр Манкиев и чеченец Исламбек Альбиев проснулись вчера утром олимпийскими чемпионами. От них никто не ждал этого и не требовал. Ну был, правда, один человек. Президент Чечни Рамзан Кадыров сказал: "Лучше смерть, чем второе место!" Но Рамзан Кадыров говорит это всем спортсменам. Он говорит это и лошадям на скачках на приз президента России. Может, правда, поэтому они все и выигрывают первые места.

Они проснулись и задумались, что им теперь делать. До сих пор все было понятно: в семь — подъем, в восемь — построение, в девять — зарядка, которая, как я понял, только так называется, а на самом деле полноценная тренировка, с 11.00 до 13.30 утренняя тренировка, после обеда вторая тренировка — с 15.00 до 19.30. Потом душ, ужин и здоровый, можно даже сказать, здоровенный сон.

— И так всю жизнь,— сказал мне Исламбек Альбиев.— Вот только сегодня утром, когда проснулись, съездили на борьбу, где выступали друзья наши (и хуже, чем они сами — не вышли в финал.— А. К.), и, пока вас здесь ждали, поняли, что нам делать нечего, короче! Я не понял вообще! А куда пойти? Пришли в бассейн, но не купались. Смотрели бокс по телевизору. Сейчас с вами разговариваем. Что дальше будет — не знаю!

— Такой неизвестности врагу не пожелаешь,— честно сказал я.— Может, пойти с горя потренироваться?

— О, пойдем, наверное,— с каким-то даже облегчением согласился Назыр.

Он сидел спиной ко мне, смотрел телевизор, бокс захватил все его сознание целиком, без остатка, и он очень хотел бы, но не мог обернуться. Но все-таки в перерыве между двумя боями хоть одно мое слово услышал.

— А где ваши медали? — спросил я.

— Дома оставили,— сказал Исламбек.— Думали, может, купаться будем. Не стали брать.

Накануне вечером они шли по Олимпийской деревне к своему дому. Золотые олимпийские медали они, перед тем как зайти на территорию деревни, засунули в карманы тренировочных штанов.

— Что вы делаете? — говорил им тренер.— Это же гордость ваша! Надевайте! Этот день никогда не забудете!

— Да неудобно как-то...— вздыхали они.— Стесняемся как-то.

Но их заставили надеть медали. И все — им до дому не давали прохода. С ними фотографировались другие спортсмены, у них брали автографы. Они должны же были понять, что они теперь великие и что жизнь их с этого дня переменилась раз и навсегда.

Но они не понимали. Они и правда стеснялись своей победы еще больше, по-моему, чем поражения.

— Вы хоть волновались? — спросил я их.

— Перед схваткой-то? — переспросил Исламбек.— Без волнения по-любому не бывает. Но можно же так волноваться, что сил уже не остается к началу. Я не так волновался. Я больше сегодня за наших ребят волновался. Они хорошо начали, могли выиграть.

— Так почему тогда не выиграли?

Он не хотел отвечать на этот вопрос. Но и постеснялся не ответить:

— Где-то расслабились, где-то ошиблись...

— Ну что, теперь не заплатит вам миллиардер Керимов по миллиону долларов? — спросил я.

Он обещал по $500 тыс. каждому борцу за победу, а если они выиграют десять золотых медалей, то по $1 млн каждому. И говорят, после первых двух золотых медалей постоянно звонил, интересовался, как там наши борцы в полуфиналах, решительно ли настроены, нет ли уже каких-то сбоев...

Честно говоря, я подозреваю, что именно эта информация не в последнюю очередь воодушевила двух первых наших борцов, хотя, конечно, не об этом они думали, когда выигрывали. Но когда выиграли, уже и об этом тоже.

— Семь медалей у нас разыгрывается, семь у вольников, и у женщин еще, у вольниц... Шанс-то есть! — быстро обернулся ко мне Назыр.— А как бы я думал? Что, я борюсь и думаю: "А мне же еще деньги дадут! А-а-а!!! Вперед, в атаку!" Нет, не так. Хотя мне деньги нужны. Но не в них дело, нет.

— А в чем?

— В том,— говорит Исламбек,— что мне из дому, из Грозного, звонят, конкретно — мама звонит и говорит: "Почему не сказали по телевизору ни разу, что твой дом в Чечне, что мама, папа в Чечне, что все мы чеченцы? Вся твоя родина празднует сейчас! Столько людей приходит, я многих не знаю, они идут и идут! И ты, сынок, не сказал, кому нашу победу посвящаешь... Подумай..."

Он смотрел на меня ясными, чистыми, слегка удивленными чеченскими глазами, в которых я, черт возьми, все равно видел какое-то глубоко спрятанное веселье и даже хитрость, и чем больше ясности было в этом взоре, тем больше хитрости, и я видел: он подумал. Он хочет сказать. И он сказал:

— Мне и тому хотелось посвятить, и тому... И так, и так... Так вот я победу посвятил Ахмат-хаджи Кадырову и Рамзану Кадырову.

— Так что сказал вам Кадыров перед отъездом?

— Была игра "Терек"--"Рубин", я был приглашен. Было все так в спешке...— Исламбек поморщился, а я и так понимал: этот парень спешки не выносит в мирной жизни.— Но потом позвали, Рамзан пожелал удачи, сказал, что деньгами не обидит, если золото — даст 500 тысяч. Он сказал, что ехать туда за вторым местом смысла нет. Лучше, говорит, умереть на ковре.

Если бы Исламбек не понял эти слова буквально, может, и не победил бы.

— Чем же вы теперь будете заниматься в жизни? — спросил я.— Ну тренироваться, понятно, а еще чем?

— Я реализацией пока будут заниматься,— сказал Назыр.

— Реализацией? — переспросил я.

— Ну да, пока еще своего бизнеса нет. Буду реализацией. Открыть надо будет, конечно, со временем свой бизнес, когда посоветуюсь с ребятами, найду напарника хорошего. А пока буду потихоньку реализацией заниматься. Параллельно...

Я уже не стал спрашивать, что он будет реализовывать. Так-то примерно понятно. Исламбек в Москве живет в общежитии, в четырехместной комнате.

— Я живу с Русланом Белхороевым и Зелимом, его братом младшим, и Евлоевым Умаром. Мы с Русланом неразлучны здесь, в Москве, он друг и брат мой.

— И как вам, чеченцам и ингушам, живется в Москве?

— Нормально живется,— вздыхает он.— Я не жалуюсь.

— То есть привык терпеть? — уточняю я.

— Знаешь, бывает, конечно, что паспорт проверяют, без этого никак в Москве. Если бороду чуть-чуть отращиваю, да, по улицам трудно ходить... Ну были неприятные моменты...

Он сначала не хотел говорить, но, видно, груз на душе-то лежал, хотелось снять. И он рассказал про встречу с одним сержантом милиции. Они с Русланом ехали с Юго-Запада, из Олимпийской деревни, с тренировки к себе домой, в общежитие, и, пока ждали автобуса, замерзли и стали прыгать, разминаться, тут машина с нарядом возле них и остановилась.

— Он выходит такой, лысый, с автоматом, говорит Руслану: "Ну че ты прыгаешь?" А Русланчик очень заводной, я его все время вот так держу, он говорит: "А ты че стоишь?" Он говорит: "Нет, ты че прыгаешь?!" А он говорит: "Хочу и прыгаю!" И прыгает! Я его держу, а он прыгает! А этот уже затвор передернул, какой-то хороший автомат у него был, щас вспомню...

Потом они все-таки пошли, видимо, друг другу навстречу: один прыгать перестал, а другой автомат опустил.

— И второй случай был, через месяц, и на двести метров дальше того же места! — с непонятным восторгом сказал Исламбек.— Тот же, главное, лысый из машины выбежал, когда мы дорогу перебегали. Разбирались долго. Он не понимал, что ли, что в 99-м началась война в Чечне, а я начал заниматься только, и все время в борьбе. Спорт — это каждая секунда, каждая минута моей жизни...

— А у вас, похоже, не вся? — повернулся я к Назыру.

Как-то он уж очень странно улыбался.

— Ну а че, все время о борьбе, что ли, думать? Голову забивать? Надо, в общем, советоваться с ребятами. Я думаю, что параллельно все-таки можно...

У них большие семьи. У Назыра трое братьев и девять сестер.

— Кто-нибудь борьбой занимается? — спросил я.

— Младший брат занимается,— говорит он, и глаза его становятся нежными-нежными.

— Боролись друг против друга?

— Нас вместе поставили на чемпионате России — и он мне уступил.

— Проиграл?

— Да нет, уступил. У нас, у мусульман, так принято: младший уступает старшему.

— Разве это и к спорту относится? — я не мог скрыть удивления.

— Да, конечно,— кивает он.— Конечно. Спорт — это короткое, а жизнь длинная. В спорте можно травму получить, и сразу начнется жизнь. Я теперь тоже буду помогать брату, чтобы он выиграл что-нибудь.

— Но проигрывать ему не имеете права, правильно я понимаю? Морально, что ли, будете помогать?

— Морально только, да.

— А вы знаете, что сегодня день траура по погибшим в Южной Осетии? — спросил я их.

— Нет, не успели узнать,— отвечает Исламбек,— если честно. Да, большое горе. Дом можно отстроить, а друзей и родных не вернешь. Я знаю по себе, я терял. И на первой войне, и на второй.

— И с той стороны и с этой? — решаюсь спросить я.

— И так тоже,— он становится неразговорчивым.

— И благодаря войне приехал в наше село! — радостно говорит Назыр.— Где мы и познакомились!

— Да, я в Ингушетию приехал в 99-м, когда война началась. Я знал, что такое война. И когда вторая началась, мы не стали испытывать судьбу, уехали в Ингушетию.

— В Ингушетии тоже сейчас не очень спокойно,— говорю я.

— Некоторые считают, это уже то же самое, что было перед первой войной в Чечне в 95-м,— отвечает Назыр.— Что все повторяется уже. Я когда с Красноярска (он живет там сейчас и тренируется.— А. К.) вечером один раз приехал, боевики ночью расстреляли военных. Я думал: все, начинается война. Они, правда, только военных постреляли. Потому что перед этим военные тоже мирных постреляли. Обиды же остаются,— пожал плечами ингуш.

— А машины тоже могут подарить нам, как "зимним"? — спросил вдруг Назыр.

— Да зачем тебе машина?! — закричал Исламбек.— Прикинь, я по телевизору смотрел: у девушки, которая золотую медаль взяла, сорвали машину, которую ей президент страны подарил. Она сказала подруге, та про это в интернете написала, и вор, который машину сорвал, вернул! Она олимпийские кольца нарисовала тогда, чтобы опять не сорвали.

— У вас-то, наверное, не сорвут.

— У нас в Чечне,— засмеялся Исламбек,— Q7 и X5 — это в порядке вещей...

— Может, вам фитнес-клуб открыть? — сказал им подошедший к нам мой товарищ, Вячеслав Смагин.— К нам на днях приезжал китаец, один из самых богатых. Владелец сети фитнес-клубов. У него в клубах 200 миллионов членов!

— Прикинь,— засмеялся Назыр,— две России у него в клубах пашут! И еще "один из самых"! Не самый! Значит, есть и самый!

— Ну и вы откройте фитнес-клуб! — говорю я им.— И партнера не надо искать.

— Да хоть магазинчик какой...— вздохнул Назыр.— А хватит?

— Ну,— говорю,— здесь пятьсот тысяч, там миллион, от России — сто тысяч евро... Сложите, уже больше трех. Хватит. Даже на один из магазинов господина Куснировича в ГУМе. Он вам скидку сделает.

— Да? — задумался Назыр.— А сделает?.. Ну да... Но это ты уже все деньги туда отдал, столько и получилось. А еще надо семье, близким. И уже не так много останется.

К нам вдруг подсели три темнокожие атлетки, улыбнулись и стали о чем-то говорить между собой. Юноши переглянулись.

— Общаетесь с ними? — спросил я.

— Некоторые английский плохо понимают,— ответил Исламбек.— А те, кто хорошо знает, с ними легко общаемся!

Назыр расхохотался.

— А вы женаты?

— Да нет — когда?

— Надо,— задумался Исламбек,— чтобы твоим тренером была женщина!

Негритянки сразу встали и ушли.

— Ой, награждение показывают! — встрепенулся Назыр.— Опять Фелпс выиграл! Вот гад, а?

Причем он ведь это сказал с одобрением.

— Ничего, завтра наш день! Три золота будет по борьбе. Да, сегодня не вышло. Судьбой не было предписано.

Исламбек посмотрел на часы в телефоне. Он, кажется, все удивлялся, что им некуда спешить. Я тоже посмотрел на его телефон.

Заставка была судьбоносной: на зеленом фоне сияли золотые слова "Только Аллах может судить меня!".