Дефолт 1998 года застал Александра Смоленского в кресле главы одного из крупнейших банков России — "СБС-Агро". В интервью спецкорреспонденту "Денег" Максиму Буйлову он признался, что предвидел кризис на рынке госбумаг почти за год до замораживания выплат по ним, но спасти свой банк все равно не смог из-за невозможности договориться с финансовыми властями страны.
Кризис в Юго-Восточной Азии начался еще в 1997 году. Почему наши банки оказались неподготовленными к нему?
— Я еще в октябре 1997 года писал в Центральный банк записки. Предупреждал, что что-то будет. Мы же не знали всех цифр до конца: сколько ГКО выпущено, сколько других обязательств. Меня это волновало, поскольку у банка было 10% "вэбовок" от всего выпуска Российской Федерации. Мы были крупные держатели пакета, марджин-коллы начали выставлять еще с осени 1997 года (гарантии по разнице между ценой размещения и текущей котировкой бумаг). Котировки падали, мы постоянно доставляли, ликвидность с рынка "пылесосили" и туда отправляли — буржуям.
Но если понимали, что кризис коснется и нас, то почему ничего не удалось сделать?
— Вы же помните, тогда было серьезное противостояние Минфина и ЦБ: у финансового регулятора и основного распределителя денег до судов доходило. То есть был раздрай в структурах, которые и должны были принимать решения. Потом Центральный банк повел себя по меньшей мере странно. Он закрылся от кредиторов и инвесторов, и две недели с ними никто не разговаривал. Те как очумелые бегали по городу и не знали, куда прислониться.
Ну, тогда главной задачей ЦБ считал держать курс — он и держал, пока были золотовалютные резервы...
— А они были? Я помню, был акт, в котором аудитор, кажется PricewaterhouseCoopers, писал о ящиках в Гохране, на которых написано "золото". В общем, они не смогли подтвердить, что там именно то содержание, которое указано на бирке. А ведь это у нас все секретно. Сложно судить о ситуации на самом деле, не зная цифр: сколько чего разместили, сколько чего реально есть. Последний транш МВФ был $15 или $17 млрд. Больше половины по договоренности ушло на погашение ГКО иностранцам. А суммарный долг частного сектора (в основном банки) мы в свое время считали — около $3 млрд всего. Мы Центробанку предлагали: купите этот долг, дайте свои обязательства буржуям, а с нами потом разберетесь — отнимите там или еще как... Внутри всегда как-то можно разобраться. Но нас слушать никто не хотел, потому что там были свои личные нюансы. Слишком все было личное. В тот год сняли Черномырдина, а Дубинин был черномырдинский человек. Деньги в регионах, которые выдавались из бюджета, никто не собирался возвращать — даже по суду не удавалось взыскать. Потом сельхозоблигации придумали, их тоже никто оплачивать не собирался, хотя деньги под них получали...
А если отвлечься от личных отношений, можно было избежать кризиса?
— Избежать можно было. Мы предлагали передать 100% акций банка, продать или заложить государству, уже проект указа был заготовлен, многие визы на нем были, но потом где-то тормознули. Опять там кто-то кому-то на ногу наступил. Эмоций слишком много было. Я присутствовал на том совещании в Белом доме, когда решали, что делать с понедельником (17 августа 1998 года). Кстати, об этих событиях мы с моим товарищем и соавтором Эдуардом Краснянским написали довольно эмоционально в своем четвертом романе "Дефолт совести", который вышел недавно в свет. Тогда никакие доводы не помогали. Там был Казьмин, я думал, он нас поддержит. А ему все до лампочки было, потому что понятно было, что ему привезут денег. Уже тогда прошла телеграмма, чтобы ему открыли в главках все кладовки. А шараханье ЦБ вспомните: то деньги в Москве и области выдавать, то не выдавать, то деньги буржуям выдавать, то не выдавать... Потом плюнули и решили: каждый выбирайся как можешь. Затем появился список погорельцев, которых сдали по требованию МВФ. Но мы долго сдавались, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Вы ничего не могли сделать, чтобы удержать банк?
— Помните, был такой зампред ЦБ Киселев. Ему понравилась моя дача, а когда выяснилось, что дача не моя личная и не банка, тогда облом произошел. Мне стали людей каких-то присылать, которые должны немедленно у нас работать. Ко мне много людей приходило с разными предложениями отовсюду, начиная от покупки и кончая просто как бы решить вопрос.
Что вы думаете сейчас, оглядываясь на тот кризис, как говорится, с высоты прожитых лет?
— С одной стороны, противно, а с другой стороны, и хорошо, что "тарарам" произошел. По крайней мере, хоть очистилось что-то. Вот от ГКО избавились. Вообще мало приятного, но по соглашению с новыми властями, когда Геращенко вернулся, нам дали работать. Мы ОВК создали на развалинах. Бридж-банки все тогда создавали, переводили в них активы и не скрывали этого. А что делать? Это было общее согласованное решение. Кто-то глаза закрывал, кто-то уши. Не знаю. По крайней мере, нам не мешали. Когда я перерегистрировал филиалы, была телеграмма Центрального банка — регистрировать без вопросов. Единственное — с иностранными кредиторами не очень хорошо получилось. С частниками другое: Москву оставили сознательно, зато периферию практически всю закрыли. Но мне тех людей больше жалко, потому что там с деньгами совсем труба.
В результате в Москве с вашими частниками АРКО расплачивалось?
— АРКО. Они продавали наши же активы, растянули удовольствие, в Сбербанк перевели. А у нас не было возможности так растянуть выплаты. Насчет перевода вкладчиков в Сбербанк — мы уговаривали их остаться. Надо сказать, что когда московское ОВК открылось, многие клиенты вернулись к нам назад из АРКО — мы много вкладов вернули себе, и договорились, и растянули выплаты, и проценты заплатили. Шла индивидуальная работа с вкладчиками, у нас целая группа сидела в банке во главе с Григорьевым. Вообще ОВК все свои позиции, в том числе и бюджетные, вернуло. За исключением того, что я отказался от "колхоза" раз и навсегда. Там среднее звено тяжелое. В последний раз они прогнали через СБС 6 или 7 млрд руб., за что потом заместителя Шора (Константин Шор, глава Московского территориального управления Банка России. — "Деньги") — Алексеева — пытались посадить. Причем деньги раздали, минуя банк. Мы просили: дайте нам полтора миллиарда рублей с частными клиентами рассчитаться. Не дали. Там целевое назначение было. Мне приходила бумажка — кому отправить деньги. Нас даже не спрашивали. Деньги отправлялись в филиал напрямую из ЦБ. А там ОПЕРУ списывало с корсчета. Мы даже не знали, что деньги пришли.
Чего больше принес тот кризис экономике в целом и банковской системе — вреда или пользы?
— Если реально посмотреть, то экономика после этого пошла вверх. Но от чего это зависит? От нас или от цен на нефть? Не стало ОНЭКСИМа, который сидел в бюджетно-промышленной сфере. Не стало "Инкома", который полностью сидел в промышленности ВПК, МЕНАТЕП ушел, СБС, "Мост". Клиентура стала перераспределяться по 10-15 банкам, и это стало скорее плюсом. Но для тех людей, которые входили, как это называлось, в "семибанкирщину", конечно, был минус.