За живопись погребенная

В Русском музее открыта выставка художницы Веры Ермолаевой. Ее работы и ее судьба заставили АННУ МАТВЕЕВУ пожалеть не только художницу, но и страну.

       Русский музей открыл одновременно две выставки учеников Казимира Малевича — Веры Ермолаевой и Николая Суетина (см. Ъ от 9 августа). Построены они так, что следуют друг за другом: сначала нужно пройти через анфиладу залов с суетинскими архитектонами и супрематическими чашками, и только потом попадаешь в ермолаевские залы, так что получается как бы преемственность. Если не читать этикетки к картинам, трудно даже сразу понять, где кончается ученик и начинается ученица, — работы "супрематического периода" у них похожи. Гораздо меньше похожи их судьбы. Если Суетин прожил долгую спокойную жизнь, то Вере Ермолаевой повезло намного меньше.
       В конце 1934 года, после убийства Кирова, Ермолаеву арестовали и приговорили к трем годам лагерей — приговор по тем временам почти оправдательный. Однако перед самым освобождением в 1937 году Вера Ермолаева была вторично осуждена по тому же обвинению (видимо, план по расстрелам плохо выполнялся), приговорена к расстрелу и казнена. Первая ее выставка прошла в ЛОСХе в 1972 году, реабилитировали художницу только в 1986-м. Хотя бы ради этого стоит идти на выставку, даже если вы не искусствовед и не фанат искусства 1920-30-х — ради приговора. Поглядеть, как художника схватили из-за мольберта, скрутили и уничтожили, жестоко и совершенно бессмысленно, даже с точки зрения ущербной чекистской логики.
       Вера Ермолаева была ученицей сначала Марка Шагала, а потом Казимира Малевича. Сразу после революции Наркомпрос послал совсем молодую художницу в Витебск — туда, где кипели страсти революционного авангарда. Быть в Витебске, быть художником и оставаться в стороне от новейшего искусства в те годы было абсолютно невозможно. Вера Ермолаева поступила в открытую Шагалом Народную художественную школу (после отъезда Шагала она какое-то время была ее ректором), вскоре познакомилась с Малевичем и, покоренная его харизмой, вошла в основанное Малевичем общество "Утвердителей нового искусства" (УНОВИС). Однако "настоящей авангардистки" из нее не получилось. Хотя в УНОВИСе Ермолаева и рисовала супрематические композиции из кругов и квадратов (их рисовали все члены секты неистового Казимира), круги и квадраты закончились очень быстро, стоило девушке начать самостоятельную жизнь в искусстве. На выставке у нее лишь несколько по-настоящему авангардных рисунков — кубистические и футуристические беспредметные композиции, выдающие если не знакомство, то созвучие с работами Пабло Пикассо, Умберто Боччони, Фернана Леже.
       Уйдя во второй половине 1920-х в свободное плавание, Ермолаева занималась в основном книжной иллюстрацией, а в свободное время писала картины. Чтобы опознать в ее иллюстрациях авангардную школу, чаще всего нужно иметь наметанный глаз и знать, что искать. Ее наброски к Салтыкову-Щедрину — образчики совершенно классического, школьного рисунка. В иллюстрациях к детским книжкам Николая Асеева, Александра Введенского и ее собственным влияние модернизма угадывается, но не более, чем оно угадывается во всей визуальной продукции конца 1920-х, будь то фотография, мода или дизайн. В 1933 году Ермолаева пишет серию "Деревня" — портреты крестьян, рыбаков, деревенских баб. Ее крестьяне лишены лиц: сказывается инерция пинка, полученного от учителя Малевича. Но и цветовые переходы, и пластика поз ее "Рыбака с корзиной" или "Бабы с граблями и ребенком" выдает и полученное ранее академическое художественное образование, и, что важнее, склонность изображать на картине человека, а не метафизический знак.
       Если рассматривать собственно искусство, вынеся за скобки иллюстрации и мелкую халтуру вроде эскизов для оберток мыла и конфетных коробок, основной корпус работ Ермолаевой — это пейзажи и натюрморты. Художницу интересовали вопросы чистой живописи: цвет, тон, мазок. Ее сельские пейзажи — крупные цветовые массы, наползающие друг на друга и неожиданно гармонично сливающиеся. Натюрморты — опыты с цветом. То есть в первой половине 1930-х художницу занимали совершенно абстрактные профессиональные проблемы. Второй же половины не было. Витрина с документами по суду и приговору — пожалуй, самая сильная часть выставки. В вину Ермолаевой вменялась "антисоветская агитация среди окружающих и членство в контрреволюционной группировке с целью наладить нелегальную связь с заграницей". Следователем Тарновским установлено, что служащая Ермолаева "является автором ряда контрреволюционных произведений, в которых резко отразила свое отрицательное отношение к советской действительности". Над столом с приговором висят последние холсты Ермолаевой 1934 года — "Натюрморт с рюмкой и кувшином", "Серый натюрморт" и "Натюрморт на розовом фоне". Антисоветские и контрреволюционные рюмка, кувшин и ваза с фруктами.