Классика с Михаилом Трофименковым

"Документальный фильм" — так категорически определял великий датский режиссер Карл Теодор Дрейер поставленный им во Франции фильм об Орлеанской деве, только что, в 1924 году, канонизированной. Документальный фильм о процессе Жанны д`Арк 1431 года? Ну-ну. Да, Дрейер использовал лишь фразы, зафиксированные в протоколах процесса. Но длинные цитаты-титры нарушают магию фильма, перебивая сверхкрупные планы лиц Жанны (Рене Фальконетти) и ее обличителя Кошона (Эжен Сильвен). Дрейер, конечно же, имел в виду документальность чувств. Валентин Юго, участник съемок, организованных почти как ритуал, вспоминал: "Мы все время испытывали эту гнетущую атмосферу ужаса, беззакония, юридической ошибки. Я видел, как самые недоверчивые актеры, увлеченные волей и верой режиссера, продолжали бессознательно играть роль уже после окончания съемок, как тот судья, бормочущий себе под нос: 'Ведь она, наверное, колдунья', после сцены, когда его тронула боль Жанны".

Ради этой подлинности Дрейер отказался от грима, дорогих костюмов, пышных декораций, от всей фанаберии, что ассоциируется с понятием "исторический фильм". "На изучение одежды и других признаков эпохи я не тратил времени, так как мне кажется, что дата действия столь же малозначима, как и его отдаленность от сегодняшнего дня. Я хотел написать гимн торжеству души над жизнью". Ради этой подлинности Дрейер снимал события в хронологической последовательности, что не принято — вредит организации съемок. Заставлял актеров произносить, что в эпоху немого кино было совсем не обязательно, именно те слова, которые зритель увидит в титрах: ему было важно запечатлеть процесс рождения слов на губах участников драмы.

Именно губы, кожа, морщины, в которые всматривается камера,— главные герои фильма. Дрейер объяснял свою приверженность крупным планам техникой судебного разбирательства: "Короткие и четкие вопросы и ответы приводили к единственному естественному решению: каждая реплика строится на крупном плане. Кроме того, благодаря крупным планам зритель получал те же удары, что и Жанна, когда ее мучили вопросами". Мучили, впрочем, и саму Фальконетти, актрису, игравшую в театре бульварные комедии, в которой Дрейер разглядел свою Жанну. Если представить себе некое евангелие от кино, то одно из центральных мест в нем, безусловно, займет рассказ о том, как ради достоверности Фальконетти остригли наголо. Тот же самый Юго писал: "Наши чувства, пронизанные переживаниями прошлого, заставляли нас ощущать реальность этого бесчеловечного обряда. Электрики, машинисты сдерживали дыхание, и их глаза были полны слез. Плакала и сама актриса. Тогда режиссер медленно подошел к героине, прикоснулся пальцами к ее слезам и поднес к губам".

Впрочем, от великого до смешного один шаг. В роли монаха в "Страстях" снялся великий безумец Антонен Арто, придумавший "театр жестокости". Когда ему выбрили тонзуру, он был в ужасе: как же в таком виде он покажется в кафе, где собирались его друзья сюрреалисты, что скажет Андре Бретон! Все эти режиссерские крайности могут показаться свидетельством некой экзальтации, имеющей мало отношения к искусству кино. Дрейер, безусловно, был не просто мистиком, он верил в чудеса, но все, что он делал, было продиктовано лишь безупречным профессионализмом. А несчастная Фальконетти (1901-1946) умерла — скорее всего, покончив с собой — в Аргентине, так и не сыграв в кино никого, кроме обессмертившей ее Жанны.

Из дюжины биографий полковника Уильяма Коди (1846-1917), ставшего еще при жизни символом Дикого Запада, разведчика и охотника, разъезжавшего по миру с цирковым шоу о собственных подвигах, версия Уильяма Уэллемана выделяется уникальной даже по нынешним меркам сценой битвы с шайенами при War Bonnet: фантастическая работа сотен каскадеров-конников. И еще тем, что Коди (Джоэль Маккри) — почти святой. И друга закадычного — вождя Желтая Рука (Энтони Куин) — он убил скрепя сердце. И гневный спич в защиту индейцев и бизонов произнес прямо на вручении ему медали конгресса, за что был объявлен чуть ли не врагом народа. И шоу свое создал с голодухи. Поверять вестерн историей — дело гиблое, но все же. Реальный Коди коллекционировал скальпы индейцев, за 18 месяцев застрелил 4280 бизонов, обрекая любимых краснокожих на голодную смерть. Уэллеман это знал, но ему было наплевать. Дело в том, что за "Баффало Билла" ему обещали разрешить постановку "Происшествия в Окс-Боу", великого диссидентского вестерна о самосуде. И, что самое главное, студия Fox свое обещание выполнила.

Великий триллер Жан-Пьера Мельвиля, учителя Джона Ву и Квентина Тарантино, режиссера, кодифицировавшего эстетику криминального подполья, знакомого ему не понаслышке. Он еще не дошел до пуристской, буддистской эстетики "Самурая" (1967), но вспышки насилия уже чередуются с бесконечными проходами героев, идущих навстречу смерти. "Стукач" — вещь-в-себе: психологические мотивы поступков остаются загадкой. Этот мир живет по своим правилам. Все знают, что Сильен (Жан-Поль Бельмондо) "стучит", но коллеги делятся с ним подробностями готовящихся ограблений. Сам Сильен истязает девушку, которая тоже "стучит", но, очевидно, как-то не так, как принято. Морис (Сердж Реджани), подставленный, как он полагает, Сильеном, верит ему на слово, а киллеры путают мишени и убивают не тех, кого надо. Но все эти сюжетные загадки кажутся такими незначительными, когда в ослепительном финале смертельно раненный Сильен, агонизируя, успевает позвонить девушке и извиниться перед ней за то, что не придет на свидание. Последняя великая серьезная роль Бельмондо.

Фильм Байрона Хаскина вызывает ощущение дежавю. Ну да, именно его пародировал Тим Бертон в уморительном "Марс атакует!". Именно из него многое позаимствовал Стивен Спилберг в своей версии романа Герберта Уэллса: паника на улицах, схватка доктора Форрестера (Джин Барри) с плаксивым марсианином, вынюхивающим героев в заброшенном доме. Для своего времени фильм действительно был радикальным в том, что касается спецэффектов. Хаскин, например, заменил шагающие башни Уэллса летающими машинами смерти а-ля дизайнерские лампы 1970-х годов. Но в истории фильм остался прежде всего как документ холодной войны. Марсиане — это, безусловно, красные. В использовании атомной бомбы нет ничего страшного — после Хиросимы это звучит особенно цинично. Чтобы не пострадать от взрыва, достаточно надеть черные очки и повернуться ногами к эпицентру. Спасти Америку может только принцип "In God we trust". Земные инфекции в одночасье убивают агрессоров как раз в тот момент, когда уцелевшие земляне, обнявшись, хором поют псалмы в церкви. Такое даже пародировать не стоит.

Заурядный военно-патриотический фильм кажется недостойным Роберта Уайза, автора "Подставы" (1949) и "Вестсайдской истории" (1961). В апреле 1941 года африканский корпус Роммеля рвется к Суэцкому каналу, судьба Египта решается под Тобруком. Капитан Макробертс (Ричард Бартон) должен превратить в настоящих мужчин неопытных и недисциплинированных австралийских призывников. Идет с ними в рейд за линию фронта, взрывает немецкий склад боеприпасов, раненый, попадает в плен, в госпитале учит жизни самого Роммеля (Джеймс Мейсон) и успешно совершает побег. Вдохновленные его примером, австралийцы отказываются выполнить приказ об отступлении: ура, фрицы бегут, Египет спасен! Зато история создания фильма гораздо любопытнее. Дело в том, что за два года до "Крыс" Генри Хатауэй снял "Лиса пустыни", фильм во славу Роммеля, пусть и храброго солдата, и участника антигитлеровского заговора, но как-никак нацистского фельдмаршала. Поэтому студии Fox, как "честному человеку", ничего не оставалось, как оттенить "Лиса" фильмом о тех, кто свернул Роммелю шею.