Оружие расового поражения
45 лет назад, 28 августа 1963 года, в Вашингтоне Мартин Лютер Кинг произнес свою знаменитую речь, которая начиналась со слов "У меня есть мечта". Великий правозащитник мечтал о мире, в котором человека не будут преследовать и унижать из-за цвета его кожи. Расовую сегрегацию действительно удалось победить, однако одной силы убеждения для этого было бы мало. Сегрегация прекратила свое существование, как только перестала приносить выгоду.
Именем Реконструкции
Движение за гражданские права негров в США вошло в историю как пример героической борьбы против вопиющей несправедливости. Действительно, людям, выступавшим против расовой сегрегации, мужества было не занимать, и многие из них, включая Мартина Лютера Кинга, заплатили жизнью за свои убеждения. Однако успех движения был обусловлен не только личными качествами борцов за равноправие, но и чисто экономическими причинами. Более того, когда требования чернокожих американцев вышли за рамки экономической целесообразности, негритянское движение стало терпеть поражения и значительно ослабло. Началось же все с того, что вчерашним рабам дали свободу и тут же попытались ее отнять.
Рабство на Юге США рухнуло после Гражданской войны 1861-1865 годов. Вашингтонское правительство установило на Юге оккупационный режим и проводило там политику Реконструкции, которая подразумевала обустройство южных штатов по северному образцу. Реконструкцию осуществляли выходцы с Севера, в основном бывшие офицеры армии северян, а также адвокаты, бизнесмены и политики, которым достались руководящие посты в южных штатах. Все они принадлежали к Республиканской партии, в то время как белые южане традиционно поддерживали демократов. Южане не слишком их жаловали и презрительно называли "саквояжниками", а те, в свою очередь, не слишком жаловали своих вчерашних врагов из стана конфедератов, а потому искали поддержку среди бывших рабов.
Многие "саквояжники" использовали свое служебное положение, чтобы набивать карманы, и кое-кто из их негритянских союзников тоже получил такую возможность. Например, чернокожий проповедник Хирам Ревелс, служивший в войну капелланом в армии северян, смог приобрести на Юге сотни акров плодородной земли и сделался практически плантатором. И он был не один такой. К концу 1860-х годов чернокожие землевладельцы в Виргинии скупили порядка 100 тыс. акров земли, а в Джорджии в их руках оказалось около 400 тыс. акров стоимостью порядка $1,3 млн. Опиравшиеся на негров "саквояжники" себя тоже не забывали. Так, генерал Милтон Литтлфилд, прозванный "принцем саквояжников", раздав взяток на $200 тыс., сумел провести через законодательное собрание Северной Каролины закон о выпуске облигаций на сумму $28 млн, которая должна были пойти на строительство железных дорог, но была благополучно разворована. При этом негритянские массы, не испытывавшие симпатий к бывшим рабовладельцам, раз за разом голосовали за республиканцев. Хирам Ревелс, ставший впоследствии первым чернокожим сенатором Америки, был вынужден признать: "Со времен Реконструкции массы моего народа были и остаются в духовном рабстве у беспринципных авантюристов, которые, ничего не делая для страны, готовы на все, лишь бы подмять под себя власть... Эти мошенники говорят моему народу, что надо голосовать за бесчестных и коррумпированных людей... а кто за них не голосует, тот не настоящий республиканец". Впрочем, не все "саквояжники" были отрицательными персонажами. Многие были настоящими подвижниками — скажем, открывали для негритянского населения школы и больницы.
В результате Реконструкции на Юге произошли значительные перемены. С одной стороны, там появились богатые и зажиточные негры. Это были землевладельцы, хозяева гостиниц, магазинов и прочие предприниматели, а также священники, адвокаты, журналисты и другие представители интеллектуального труда. С другой стороны, многие белые южане связывали успехи бывших рабов с деятельностью "саквояжников" и переносили свою ненависть к коррумпированным оккупационным властям на негритянское население. Против "саквояжников" и чернокожих, которые "забыли свое место", начался террор Ку-клукс-клана и подобных организаций, причем массы белого населения Юга были на стороне клансменов. Период Реконструкции закончился для негров печально: в 1877 году оккупационные войска из южных штатов были выведены, правительства штатов получили широкую автономию, и чернокожие остались наедине с бывшими рабовладельцами, которые были озлоблены и на оккупационные власти, и на "саквояжников", и на тех, кто их поддерживал.
"Красное лето"
В конце XIX и начале ХХ века на расовом вопросе в Америке делались большие деньги. Расизм южан, вылившийся в законы о расовой сегрегации, сделался хорошим бизнесом, потому что табличка "только для белых" стала служить чем-то вроде знака качества. Однако при этом законодатели южных штатов порой доходили до полного абсурда. К примеру, в 1926 году в Атланте черным парикмахерам запретили обслуживать белых детей и женщин. В Бирмингеме, штат Алабама, белым и черным было запрещено играть в домино и шашки друг с другом. Более того, в зоне видимости белых игроков не должно было быть черных, и наоборот. В Южной Каролине черным и белым рабочим текстильных фабрик запретили вместе принимать душ, пользоваться одним и тем же входом на завод, получать зарплату в одном и том же кассовом окне и пить воду из одного фонтана. Сегрегации подлежало все: места в общественном транспорте, рестораны, такси; появились даже зоопарки "только для белых". Изменить эту систему чернокожие не могли, несмотря на то что по закону обладали избирательными правами. Расисты запугивали негров, заставляли их не ходить на выборы, а также выдумывали всевозможные избирательные цензы. Одного негра, например, не зарегистрировали в качестве избирателя из-за того, что он провалил тест в рамках образовательного ценза. Чиновник спросил, сколько пузырей получится на одном куске мыла, а негр не знал.
Такое положение вещей до поры вполне устраивало темнокожих бизнесменов, которые, ориентируя свое дело на черную общину, могли зарабатывать, не опасаясь более опытных белых конкурентов. После отмены рабства негритянский бизнес постоянно рос. С 1865 по 1900 год чернокожие основали 1200 газет, причем журналисты и читатели этих изданий также были преимущественно черными. С 1900 по 1929 год количество коммерческих предприятий, принадлежавших неграм, выросло с 20 тыс. до 70 тыс., причем речь шла не только о мелких лавках. Так, с 1900 по 1914 год в США появилось 47 банков, хозяева которых были чернокожими. Черный (по цвету кожи хозяев) бизнес ориентировался на черных же потребителей и без клиентов не оставался, поскольку каждый негр знал, что в баре, магазине или спортивном клубе, принадлежащих братьям по расе, его никто не унизит и никто не попытается выкинуть на улицу.
Большой бизнес в те годы тоже не имел ничего против расового неравенства, поскольку негритянский труд был дешев. Сегрегация и постоянный террор со стороны белых расистов заставляли наиболее активных и способных членов негритянской общины перебираться из южных штатов на Север. Только в 1879 году низовья Миссисипи покинули порядка 60 тыс. негритянских семей, причем количество мигрантов постоянно росло. С 1900 по 1910 год на Север ушло порядка 170 тыс. человек, а в 1910-1920 годах — 749 тыс. Эти люди оседали в промышленных городах вроде Нью-Йорка, Чикаго, Детройта и часто брались за любую работу на любых условиях. Когда в первую мировую войну тысячи белых рабочих отправились в действующую армию, промышленники заменили их неграми, которые в массе своей не состояли в профсоюзах (сами их члены не желали видеть в своих рядах чернокожих). А когда в 1917 году США накрыло волной забастовок, на многих предприятиях появились черные штрейкбрехеры. Белых рабочих такая конкуренция не радовала, и расовая напряженность набирала силу даже на либеральном Севере.
Между тем сегрегация со временем все более явно превращалась в тормоз на пути экономического развития. Прежде всего расизм оставался чуть ли ни официальной идеологией южных штатов, да и в других частях страны чернокожие бизнесмены не могли быть спокойны за свою собственность и даже за свою жизнь. К примеру, в 1919 году по США прокатился вал погромов, от которых пострадали в том числе многие черные предприниматели. Погромы происходили, в частности, из-за того, что солдаты, демобилизованные после победы в мировой войне, вернулись в родные города и обнаружили, что их места заняты чернокожими. Лето 1919 года вошло в американскую историю как "красное лето" из-за пролитой негритянской крови. В разных частях страны погромщики линчевали 70 человек, из них 11 были сожжены заживо. В находящемся на Севере США Чикаго толпа сожгла негритянский квартал, оставив без крова около тысячи семей, в Ноксвилле, штат Теннесси, были разгромлены негритянские лавки, бизнес понес убытки в десятки тысяч долларов.
Белые бизнесмены в те годы еще не чувствовали, до какой степени униженное положение черных вредит делам, поскольку черные были в своей массе слишком бедны, чтобы думать о них как о потребителях. Но чернокожие богатели, год от года из их среды выходило все больше врачей, учителей, инженеров, коммерсантов, артистов, профессиональных спортсменов, так что рано или поздно белые должны были прийти к мысли, что пора бы уже перестать отпугивать перспективных клиентов табличками "только для белых" и "только для цветных".
"Сидячее вторжение"
Однажды в Атланте в обувной магазин зашел чернокожий священник с маленьким сыном. Священник этот проповедовал в одной из самых посещаемых негритянских церквей города, жил в престижном негритянском районе, имел автомобиль и безупречно одевался — словом, был самым настоящим представителем среднего класса. Он выбрал для сына ботинки, причем не из дешевых, и для примерки устроился с ним в креслах недалеко от входа. Продавец любезно попросил отца и сына пересесть, потому как занятые ими места предназначались только для белых. Священник гордо заявил: "Или мы купим эти ботинки здесь, или мы никаких ботинок не купим!" Продавец предпочел лишиться покупателя, лишь бы не нарушать сложившегося порядка. Священник был в ярости от нанесенного оскорбления, и его сын навсегда запомнил этот эпизод. И тот и другой носили одно имя — Мартин Лютер Кинг.
Будущий легендарный борец за гражданские права цветного населения запомнил еще несколько эпизодов, связанных с его отцом. Однажды, например, белый полицейский остановил Кинга-старшего за нарушение правил дорожного движения и, обращаясь к нему, употребил слово boy ("парень") — на Юге в те годы так обращались ко всем неграм, вне зависимости от их возраста и социального положения. Кинг просто взорвался. Он говорил, что он мужчина, а не мальчишка, что мальчишка — это его сын, сидящий в той же машине, и т. п. Словом, Кинг-старший страдал от того, что белые ни в грош не ставят его социальный статус, и в этом был не одинок.
Мартину Лютеру запомнился и другой случай. В 1940 году, когда ему было 11 лет, мать ненадолго оставила его в магазине. Внезапно к мальчику подскочила разъяренная белая женщина и с размаху ударила его по лицу, крича, что он наступил ей на ногу. Для белой леди все негритята были на одно лицо. В общем, уже простое перемещение по городу, не говоря про походы по магазинам, было связано с риском даже для обеспеченных негров. Сложившаяся на Юге система противоречила главному принципу набиравшего силу общества потребления, согласно которому потребитель должен испытывать счастье, когда совершает покупку, когда заходит в магазин, когда садится в новый автомобиль. Но в условиях сегрегации чернокожего потребителя как будто специально заставляли ненавидеть магазин, товар, производителя, продавца и страну, в которой его человеческое достоинство подвергалось ежедневному унижению.
Кинг-младший получил хорошее образование и пошел по стопам отца: стал в 1955 году пастором баптистской церкви в Монтгомери, штат Алабама. Случилось так, что потребительская неудовлетворенность негритянского населения прорвалась наружу именно в этом городе. 1 декабря 1955 года произошел знаменитый инцидент с Розой Паркс. В Монтгомери было заведено, что все места в автобусе изначально зарезервированы для белых. Если белых в автобусе было не слишком много, черные могли сидеть на задних сиденьях, но если мест белым не хватало, негры должны были им их уступить. Каждый раз, садясь в автобус, негр должен был исполнить целый ритуал. Сначала он заходил в переднюю дверь и платил водителю, потом вылезал из автобуса, бежал до задней двери и уже через нее входил в салон, потому что передняя дверь — только для белых.
Роза Паркс была активисткой негритянского движения, к тому же у нее устали ноги после рабочего дня, поэтому, когда водитель автобуса велел ей и еще трем неграм освободить места для вошедших белых, она категорически отказалась. Паркс была арестована полицией и оштрафована, в ответ местные активисты решили объявить бойкот городским автобусам. Кампанию гражданского неповиновения предложили возглавить Мартину Лютеру Кингу — просто потому, что он был образованным человеком и к тому же священником. Эффект превзошел все ожидания. Кинг оказался блестящим оратором, и бойкот получился стопроцентным. Ни один чернокожий житель Монтгомери отныне не пользовался автобусом. Акция оказалась столь успешной еще и из-за глупости городских властей, которые объявили, что будут защищать каждого негра, который решится нарушить бойкот. С этой целью за каждым автобусом следовал полицейский на мотоцикле. А поскольку негры боялись белой полиции как огня, никто из них к остановкам даже не приближался. В итоге дело дошло до Верховного суда США, который в 1956 году постановил, что люди вне зависимости от цвета кожи имеют право сидеть в автобусе там, где они того пожелают.
Это была первая крупная победа движения за гражданские права и первая победа Мартина Лютера Кинга, сделавшая его знаменитым на всю Америку. Причем добиться ее удалось путем простой демонстрации экономической значимости чернокожих как потребителей, ведь они приносили местному автобусному парку порядка 60% прибыли. Надо сказать, кое-кто из южных бизнесменов понимал, что доллары из негритянского кармана ничем не хуже любых других. Так, еще в 1961 году руководство автобусного парка алабамского Бирмингема хотело отменить сегрегацию, но местная полиция арестовала директора предприятия, и от прогрессивного решения пришлось отказаться. Именно в этом городе доктор Лютер и его сторонники дали генеральное сражение сегрегации.
Бирмингем был крупным городом с развитой металлургической промышленностью, там жило более 300 тыс. человек, причем около 40% были чернокожими. В городе поддерживался жесткий режим сегрегации, который ревностно защищала местная полиция, начальником которой был Юджин Коннор по кличке Бык. Это был убежденный расист, который железной рукой подавлял любые попытки неповиновения со стороны цветного населения.
Атаку на Бирмингем планировали тщательно, благо в штабе у Кинга теперь служили настоящие профессионалы. Одним из главных организаторов намечавшейся акции стал Стэнли Левинсон — белый юрист, в прошлом член Коммунистической партии США, который был убежденным врагом американской политической и экономической системы и при этом — профессиональным спичрайтером и неплохим финансистом. Именно он написал большую часть блестящих речей Мартина Лютера Кинга, а также обеспечивал сбор средств в пользу его движения. Среди жертвователей были в основном чернокожие бизнесмены и знаменитости вроде певца Гарри Белафонте, который в том числе устраивал встречи спонсоров движения на своей нью-йоркской квартире.
В качестве основной мишени были выбраны магазинные закусочные Бирмингема, которые были полностью закрыты для чернокожих. Закусочные эти располагались в каждом супермаркете и были отличным средством привлечения клиентов. Бизнесмены прекрасно понимали, что человек, остановившийся перекусить, скорее всего, что-нибудь купит в основном торговом зале.
Сторонники Кинга решили использовать уже наработанную борцами с сегрегацией тактику "сидячих вторжений" (sit-in), когда негры и их белые друзья занимали столики в сегрегированных барах и ресторанах и не двигались с места, пока их не арестует полиция. Параллельно с акциями в закусочных предполагалось организовать бойкот белых магазинов города. Соратники Кинга обошли все торговые точки Бирмингема и составили список тех, кого следует бойкотировать. Были также установлены связи с черными бизнесменами города. Один из них — хозяин гостиницы "Гастон" — согласился предоставить апартаменты для Кинга и его штаба. Наметили маршруты будущих манифестаций, с помощью Гарри Белафонте собрали фонд, из которого планировалось выплачивать штрафы и залоги за освобождение из тюрьмы. Был даже назначен день, когда Кинг возглавит демонстрацию и, следовательно, будет арестован.
3 апреля 1963 года битва началась. 30 добровольцев вошли в городской торговый центр, в супермаркет Бритта, в магазины "Лавмэн" и "Вулворт" и заняли места в закусочных. Добровольцев через некоторое время арестовали, но это было только начало. По городу ежедневно ходили многочисленные манифестации, участников которых тоже арестовывали, а потом выпускали под залог из фонда, которым располагал Кинг. 12 апреля, как и было намечено, Кинг возглавил демонстрацию и, понятно, попал в тюрьму, где просидел восемь дней. Нервы Юджина Коннора наконец сдали, и его полицейские принялись избивать демонстрантов; аресты, естественно, не прекращались. Потом сторонники Кинга вывели на улицу негритянских детей. Коннор, в свою очередь, решил нейтрализовать их с помощью пожарных с водометами и полицейского корпуса К-9 со служебными овчарками. Насилие против детей потрясло общественность, что и было нужно Кингу, и местное деловое сообщество решило вопреки мнению городских властей и белого населения десегрегировать закусочные и начать принимать на работу больше черных. Впрочем, закусочные были лишь промежуточной целью борцов за гражданские права. Главной было сломить сопротивление расистов, мешавших чернокожим гражданам Америки участвовать в голосованиях. Эта цель вскоре тоже оказалась достигнута.
"На улицах львы"
В августе 1963 года в рамках борьбы за гражданские права состоялся марш на Вашингтон, во время которого Кинг произнес свою знаменитую речь "У меня есть мечта", которую, вполне вероятно, тоже сочинил Стэнли Левинсон. А в июле 1964 года доктор Лютер и его сторонники могли праздновать окончательную победу: Акт о гражданских правах запрещал расовую сегрегацию в школах, общественных местах и при приеме на работу. 4 апреля 1968 года снайперская пуля оборвала жизнь Мартина Лютера Кинга-младшего, которого черные американцы к тому времени вполне заслуженно считали своим Моисеем.
Кинг боролся за свои идеалы, опираясь на материальную поддержку чернокожих предпринимателей, однако Акт о гражданских правах готовился администрацией президента Джона Кеннеди, на которого оказывали влияние куда более могущественные силы. К началу 1960-х годов сегрегация сделалась крайне неудобной для американской внешней политики и большого американского бизнеса. Шла холодная война, США и СССР боролись по всему миру, вербуя союзников, вели битву за умы современников. Советская и просоветская пропаганда постоянно напоминала мировому сообществу о суде Линча и кострах Ку-клукс-клана, к которым европейская интеллигенция питала вполне понятное отвращение. Кроме того, в первой половине 1960-х годов большая часть африканских колоний получила независимость, и Вашингтону совершенно не хотелось упускать Африку в зону советского влияния только из-за того, что кому-то на берегах Миссисипи не хочется сидеть в закусочной рядом с неграми. В общем, Америка больше не могла совмещать статус великой державы и имидж расистского государства.
Крупному бизнесу сегрегация к тому времени тоже уже встала поперек дороги. Многие крупные компании переводили свое производство на Юг, поскольку там не было сильных профсоюзов, а рабочие руки были дешевы. Никому не хотелось иметь расовые беспорядки на своих фабриках, так что бизнес считал: чернокожим следует дать то, что они просят. Как пишет современный афроамериканский социолог и историк Мэннинг Марабл, "многие руководители корпораций, которые всегда были озабочены ценой социальных проблем при ведении бизнеса на Юге, пришли к выводу, что десегрегация неизбежна и что федеральное правительство должно обеспечить гражданское спокойствие, столь необходимое для деловой экспансии. По моральным и экономическим причинам большой бизнес признал, что сегрегация мертва, и ряд корпоративных и финансовых лидеров стали убеждать федеральное правительство сделать то же самое".
К тому же отмена сегрегации заметно улучшила моральное самочувствие чернокожих американцев, а люди, гордые своими достижениями, более склонны к денежным тратам, чем забитые и угнетенные граждане второго сорта. С середины 1960-х годов корпоративная Америка обрела новый многомиллионный отряд потребителей, излучающих оптимизм и готовых тратить заработанное.
Мелкие предприниматели из южных штатов, которые прежде делали все, чтобы сохранить сегрегацию в неприкосновенности, тоже в итоге оказались довольны. Вскоре после провозглашения Акта о гражданских правах тысячи чернокожих гордо заходили в заведения "только для белых", обедали в ранее недоступном общепите, мерили ботинки в запретных креслах и при этом платили деньги. Обороты росли, что не могло не радовать предпринимателей. Уроженец Юга писатель Джон Гришэм, чье детство пришлось как раз на годы борьбы с сегрегацией, описал в одном из своих романов, как редактор провинциальной южной газеты сумел многократно увеличить тираж, просто принявшись печатать некрологи, посвященные умершим неграм. Многие бизнесмены начали поступать подобным образом и не прогадали.
И все же новые полноценные граждане Америки — афроамериканцы имели много оснований для недовольства. Если представители среднего класса могли наслаждаться жизнью, то обитатели гетто считали, что не получили от движения за гражданские права того, на что надеялись. Чернокожие мигранты, спасшиеся от южного расизма в городах Севера, очень скоро обнаружили себя загнанными в угол. Промышленные предприятия переводились на Юг, то есть число рабочих мест на Севере сокращалось. Предприниматели, которые не хотели убирать свои заводы слишком далеко, перемещали предприятия за городскую черту, в пригороды, где налоги были меньше. Афроамериканцы между тем оставались в городах, где работы становилось все меньше. В результате с 1964 по 1969 год в черных районах американских городов произошло 1893 бунта — цветное население било витрины, жгло автомобили, грабило магазины и т. п. Мэр Нью-Йорка Роберт Вагнер сокрушался в 1965 году: "На улицах львы, озлобленные львы, львы, которые были в клетках до тех пор, пока клетки не рухнули. Нам нужно было что-нибудь предпринять в отношении этих львов, и когда я говорю о львах, я не имею в виду отдельных людей. Я лишь вижу дух людей. Тех, кто был заброшен, угнетен, отвержен, не понят и забыт".
Мартин Лютер Кинг еще тогда, в 1965 году, говорил, что правительство должно заплатить афроамериканцам компенсацию за годы рабства в размере хотя бы $50 млрд. Другие черные лидеры высказывали похожие идеи, призывая бороться за экономическое равенство. Они также настаивали, что сегрегация на деле сохранилась, и требовали от властей следить, чтобы черные и белые вместе учились, ездили на одних автобусах, жили в соседних домах и т. п. Но если раньше на пути естественного экономического развития стояли расисты с их абсурдными законами, то теперь сами афроамериканские вожди хотели добиться невозможного.
Миллионы чернокожих переселились в крупные города Америки, и белые начали уезжать подальше от них — в пригороды. Именно в пригородах стали открываться самые лучшие школы, которые формально были десегрегированы, а на деле оставались почти исключительно белыми, поскольку афроамериканским детям было до них слишком далеко добираться из городских трущоб. Нечто подобное происходило и с общественным транспортом. Десегрегированные автобусы оказались транспортом для черных, потому что белые пересели на автомобили.
Впрочем, для тех афроамериканцев, кто мечтал не о компенсациях за рабское состояние их прадедушек, а о равных возможностях для всех, Акт о гражданских правах оказался настоящим подарком. Афроамериканский бизнес стал стремительно развиваться. С 1969 по 1977 год количество коммерческих предприятий, принадлежавших черным, выросло с 163 тыс. до 231 тыс. Росли и доходы квалифицированных специалистов. За первую половину 1970-х годов заработок афроамериканских профессионалов увеличился на 32%. В общем, кто хотел работать — работал, а кто хотел покупать — покупал, не опасаясь случайно сесть на запретное кресло или войти в запретное помещение.
Сегрегация была рождена не только предрассудками бывших рабовладельцев, но и чисто экономическими соображениями. Белое население Юга боялось возвращения "саквояжников", плантаторы боялись, что их земли раздадут бывшим рабам, а рабочие боялись конкуренции со стороны дешевого негритянского труда. Но время не стоит на месте, и то, что когда-то казалось естественным и разумным, превратилось в отвратительный анахронизм, от которого американцы избавились с большой пользой для себя.