Ужесточение внешнеполитического курса Москвы, выразившееся в одностороннем признании независимости Абхазии и Южной Осетии, скорее всего, приведет к закручиванию гаек и во внутренней политике.
Ревизия тандемократии
Прямого отношения к внутренней политике России война в Грузии и признание независимости Абхазии и Южной Осетии вроде бы не имеют. Но они напрямую связаны с распределением ролей внутри медвепутинского властного тандема. И последние события вокруг Грузии позволяют прояснить некоторые вопросы по поводу конкретного содержания российской тандемократии.
Напомним, что основных версий о сути этого нового для России режима власти у комментаторов до сих пор было три. Первая (она же официальная) заключается в том, что полноправным главой государства является Дмитрий Медведев, а премьер Владимир Путин в полном соответствии с Конституцией и федеральными законами лишь осуществляет реализацию разработанной президентом внутренней и внешней политики. Согласно второй версии, более популярной у оппозиции, настоящим хозяином страны остается Путин, тогда как Медведев лишь послушно освящает своими указами решения, принятые в Белом доме. Наконец, третий, комбинированный вариант предполагает, что два лидера управляют Россией на паритетных началах, действуя при этом по известной схеме "доброго" и "злого" следователя, когда жесткие высказывания и действия премьера отчасти компенсируются смягчающими заявлениями президента.
Грузинские события позволяют сделать вывод, что о двух из этих трех версий, видимо, можно пока забыть. Ведь в нынешнем конфликте Москва действовала именно в фирменном стиле Путина, явно предпочитая "мочить в сортире", а не "укреплять верховенство права". Это относится как к собственно военной операции, которая обернулась фактической оккупацией части территории Грузии, находящейся за пределами административных границ Южной Осетии, так и к последующему признанию независимости двух мятежных республик, нарушающему принцип территориальной целостности — один из основополагающих в международном праве. Для президента Путина, не раз предпочитавшего политическую целесообразность юридической обоснованности, такая манера поведения является вполне естественной. Для президента Медведева это выглядит явным отступлением от не раз декларировавшихся им принципов.
А это означает, что либо Дмитрий Медведев всецело разделяет постулаты политики Владимира Путина и, стало быть, оба следователя вопреки упомянутой формуле являются все-таки "злыми", либо нового президента никак нельзя считать самостоятельным политиком, поскольку он вопреки своим желаниям вынужден следовать в фарватере курса, жестко заданного премьером. Правда, последние социологические опросы этому выводу вроде бы противоречат: число россиян, полагающих, что реальная власть в стране находится в руках Путина, после грузинских событий резко уменьшилось (см. графики). Но этот факт вполне можно объяснить особенностями освещения конфликта на федеральных телеканалах. Ведь если поначалу в роли главного заступника осетин, согласно телекартинке, выступал премьер, уже 9 августа примчавшийся из олимпийского Пекина во Владикавказ и лично раздававший поручения по преодолению последствий гуманитарной катастрофы в Южной Осетии, то затем грузинской темой в телеэфире занимался исключительно президент.
Кстати, такое "разделение труда" тоже выглядит весьма примечательно с точки зрения распределения полномочий в нынешнем российском руководстве. Информация о визите Путина во Владикавказ представляла собой сплошной позитив, тогда как Медведеву в последующие дни пришлось в основном "разгребать негатив" — договариваться об отводе войск и принимать, мягко говоря, спорное решение о признании Абхазии и Южной Осетии. Именно так восприняли происходящее и западные СМИ, которые сначала дружно сообщили о том, как Путин засучив рукава лично взялся за спасение Южной Осетии, а затем обрушили на Медведева потоки критики за "противоправное" решение о признании независимости мятежных грузинских территорий.
Даже если Медведев принимал последние решения вопреки собственным убеждениям, восстановить в глазах Запада свою репутацию либерала ему будет крайне затруднительно. Отыграть назад ситуацию с признанием грузинских автономий он при всем желании вряд ли сможет: с одной стороны, этого наверняка не позволит мощное антизападное лобби в российских властных структурах, а с другой — отказ от августовских завоеваний может стать слишком серьезным ударом по внутренней репутации Кремля, сравнимым разве что с гипотетической передачей Японии Курильских островов. Если же Кремль не отменит августовские указы, у Запада появится весомый повод не воспринимать Москву в качестве честного и надежного партнера — идет ли речь о предложении Медведева создать новую систему европейской безопасности или об обещаниях Москвы бесперебойно снабжать Европу своим газом. С этим, кстати, согласны и многие россияне, пятая часть которых, по опросам "Левада-центра", ожидает ухудшения отношений России с Западом, а более трети даже прогнозируют новый виток холодной войны (см. график).
Замораживание оттепели
Еще одним заметным следствием грузинского конфликта можно считать окончательное крушение надежд на либерализацию внутриполитического курса, появившихся у определенной части российского общества после избрания президентом Дмитрия Медведева. Ожидания оттепели были во многом основаны именно на том, что новый президент по своему происхождению, профессиональному опыту и политическим взглядам заметно отличается от своего предшественника. Но последние события показали, что в практической политике различия между либералом Медведевым и государственником Путиным почти не ощущаются. Об этом свидетельствуют и опросы того же "Левада-центра", согласно которым число россиян, ожидающих от Медведева смены курса, уменьшилось в августе с 13% до 9%, при том что число респондентов, полагающих, что преемник "в точности" или "в основном" продолжает политику Путина, возросло с 82% до 86%.
Более того, усиление напряженности в отношениях с Западом, особенно если оно в итоге приведет к международной изоляции России, почти наверняка обернется новым закручиванием гаек и во внутренней политике. Похожие примеры в нашей недавней истории уже были. Скажем, после введения советских войск в Афганистан в декабре 1979 года политика разрядки между Востоком и Западом сменилась новой конфронтацией. США и их союзники бойкотировали Олимпиаду 1980 года в Москве, президент США Рональд Рейган ввел против СССР экономические санкции, а в Западной Европе началось размещение американских ядерных ракет. Москва же ответила на это не только прекращением переговоров о разоружении и размещением ракет средней дальности в ГДР и Чехословакии, но и ужесточением внутренней политики. И пострадали от этого как "профессиональные" критики режима (например, академик Андрей Сахаров в январе 1980 года был сослан в Горький), так и простые граждане, которых в рамках "борьбы за укрепление трудовой дисциплины" начали в массовом порядке отлавливать в рабочее время в магазинах и кинотеатрах и выгонять с работы за прогулы.
Современным россиянам борьба с "социальным паразитизмом" эпохи Юрия Андропова вряд ли грозит. Но "наш ответ Чемберлену" в нынешних условиях тоже может затронуть интересы многих простых граждан.
Наиболее очевидным результатом последних международных событий должна стать милитаризация экономики и всей общественной жизни России. Дмитрий Медведев, награждая отличившихся в грузинской операции военных, уже пообещал, "не жалея средств", сделать все возможное для оснащения армии современным вооружением. С одной стороны, это обязательно приведет к резкому увеличению оборонных расходов в ущерб сугубо мирным статьям федерального бюджета, в том числе расходам на социальную сферу. С другой стороны, российские генералы наверняка постараются использовать курс Кремля на укрепление вооруженных сил для возвращения утраченных ранее позиций, например, в вопросе о сроке службы по призыву, который, невзирая на сопротивление генералитета, был недавно уменьшен с двух лет до года.
Другим неизбежным следствием новой внешней политики должен стать резкий рост в стране ура-патриотических настроений. Помимо сугубо внешних его проявлений вроде регулярного пикетирования "враждебных" посольств и сжигания на площадях "вражеских" флагов этот процесс непременно выльется и в новые гонения на радикальных оппозиционеров, которые уже сейчас воспринимаются многими прокремлевскими политиками как "наймиты мирового империализма". Доступ к легальной политике этим силам, судя по всему, будет окончательно закрыт, а судебному запрету "за экстремизм" вслед за нацболами рискуют подвергнуться и другие представители несистемной оппозиции, например СПС, "Яблоко" и незарегистрированная партия экс-премьера Михаила Касьянова.
Жертвами борьбы с тлетворным влиянием Запада почти наверняка станет и большинство финансируемых из-за рубежа некоммерческих организаций. За последние годы их права и так уже были серьезно ограничены, но после начала полномасштабной идеологической войны им грозит практически полный запрет. Разумеется, этот процесс будет сопровождаться выделением дополнительных средств отечественным общественникам, но этой чести удостоятся лишь те, кто докажет свою преданность идеалам суверенной демократии. На практике это будет означать резкое уменьшение числа программ культурного и профессионального обмена с западными странами (в первую очередь для студентов, преподавателей и молодых специалистов), а также сокращение разнообразных благотворительных проектов.
Весьма болезненной мерой для россиян, имеющих родственников в ближнем зарубежье, станет вполне вероятное ужесточение правил въезда в Россию граждан "недружественных" государств. Особенно с учетом того, что в число таких стран помимо Грузии наверняка попадет и решительно поддержавшая ее в нынешнем конфликте Украина, гражданам которой, возможно, придется получать российские визы наравне с жителями дальнего зарубежья. Добиться разрешения на работу в России украинцам в этом случае тоже будет намного труднее, чем сейчас.
Наконец, еще одним следствием новой холодной войны может стать заметное уменьшение числа россиян, выезжающих за рубеж. С одной стороны, поспособствовать этому могут сами западные страны, решив отказаться от прежних соглашений о смягчении визового режима и ужесточить правила выдачи виз гражданам России. С другой стороны, ограничить свободный выезд за рубеж, воспользовавшись советским опытом, может и сама Москва, если сочтет, что каждый выехавший за границу россиянин автоматически является потенциальным разносчиком "западной заразы".
Кстати, ограничение права россиян на свободный выезд является едва ли не последним характерным признаком советского строя, до сих пор не вернувшимся в российскую политическую практику. Ведь все остальные ключевые завоевания социализма, как, например, идеологическое единомыслие, фактически однопартийный парламент, назначение региональных начальников федеральным центром, передача высшей власти тщательно отобранному преемнику — в России уже присутствуют. Так что введение разрешений на выезд, которые выдавались бы компетентными органами лишь стопроцентно лояльным гражданам, достойно завершило бы восстановление системы, разрушенной в августе 1991 года Борисом Ельциным.
Правда, стоит признать, что подобные ограничения затронут лишь малую часть российских граждан. Ведь, согласно социологическим опросам, в прошлом году отпуск за границей провели около 6% россиян, а 82% за рубеж вообще никогда не выезжали. Но эти 6% — самая экономически активная часть населения, и именно ее как раз и можно считать тем самым средним классом, холить и лелеять который регулярно клянутся российские руководители. Именно эти 6% готовы не ждать милостей от государства, а сами зарабатывать деньги, чтобы платить за образование своих детей, покупать качественные товары и вкладывать сбережения в акции российских предприятий, которые, кстати, благодаря последним внешнеполитическим инициативам Кремля всего за три дня подешевели почти на 10%.
Впрочем, речь в данном случае все-таки идет о меньшинстве, а его мнение нынешнюю власть, как правило, не интересует. Что же касается большинства, то с ним по-прежнему все в порядке: после маленькой победоносной войны рейтинги доверия президента и премьера, по данным "Левада-центра", возросли соответственно с 70% до 73% и с 80% до 83%. Поэтому можно уверенно предположить, что ожидаемое закручивание гаек, как в свое время и андроповская борьба за дисциплину, будет встречено этим большинством с чувством глубокого удовлетворения.