Признав независимость Абхазии и Южной Осетии, Россия лишь воспользовалась приемами, отработка которых успешно началась 96 лет назад в борьбе с Китаем за территорию Внешней Монголии.
Начало XX века сложилось для Российской империи не слишком удачно. Мировой кризис вызвал серьезные проблемы в экономике. Позорно проигранная русско-японская война привела не только к потере немалой части флота, половины Сахалина и русских военно-морских баз в Китае, но, главное, к утрате престижа на мировой арене. А вспыхнувшие вслед за этим бунты едва не привели страну к хаосу, а ее хозяйство к коллапсу. Для восстановления статуса великой державы, хотя бы в глазах подданных империи, требовался реванш. Маленький, желательно абсолютно бескровный конфликт со зримыми результатами. Лучше всего, с территориальными завоеваниями. Благо в те времена о принципе нерушимости границ еще никто в мире не слышал.
Австро-Венгрия, к примеру, в 1878 году оккупировала турецкие вилайеты Боснию и Герцеговину, где началось восстание против центральных властей Османской империи, и в 1908 году, не обращая внимания ни на чьи протесты, присоединила их к себе. А в 1912 году крупнейшие европейские державы заключили договор об отделении от ослабевшей Османской империи еще одной ее мятежной провинции — Албании — с последующим признанием ее независимым княжеством. Причем в отличие от предыдущего случая, никто особенно не протестовал.
России недоставало сил и влияния, чтобы встревать в раздел турецких земель и всерьез конфликтовать из-за них с Великобританией, Германией, Австро-Венгрией, Италией и Францией. Ничего не вышло и с захватом персидской части Мугани — степи, разделенной границей России и Персии. Решить вопрос военным путем не составляло труда: русские полки не раз входили в приграничные районы Персии для подавления мятежей, неся минимальные потери. Однако существовал договор с англичанами о неприкосновенности персидских границ, и, взвесив все за и против, совет министров Российской империи в 1912 году решил оставить в покое Мугань. Тем более что другая цель казалась более доступной и легкой.
Находившаяся в вассальной зависимости от Китая Внешняя Монголия считалась в Санкт-Петербурге приоритетной целью уже не одно десятилетие. Монгольские табуны могли служить стратегическим резервом для русской кавалерии. А прочий скот в случае войны — серьезно подкрепить продовольственное снабжение императорской армии. Монголия служила и отличным рынком сбыта для русских ситцев и многих незамысловатых товаров российского производства. А в двух улусах Монголии русские промышленники обзавелись рудниками.
В 1912 году во Внешней Монголии сложилась ситуация, благоприятствующая установлению полного русского контроля над этой обширной территорией: Китай окончательно ослабила недавняя революция, а монголы подняли антикитайское восстание. В России полагали, что после албанского прецедента бороться за столь удаленную от цивилизации и столь близкую к русским границам Монголию никто не станет. Но, несмотря на это, российские власти действовали с крайней осторожностью. В Монголию вошли лишь сравнительно немногочисленные казачьи отряды. А в ноябре 1912 года Россия признала даже не независимость, а всего лишь автономию Внешней Монголии и обязалась оказывать "помощь к тому, чтобы сохранился установленный ею автономный строй" в обмен на особые права подданным Российской империи.
С той же осторожностью Монголию наделяли атрибутами суверенного государства — собственной налоговой системой, валютой и армией, которую обучали русские офицеры и вооружали русским оружием. Российские представители потихоньку брали в свои руки управление экономикой Монголии. К примеру, для установления контроля над монгольскими финансами Госбанк России пролоббировал передачу лицензии на создание эмиссионного банка действительному статскому советнику Юферову.
Однако сразу же начались проблемы. Юферов, немедленно забыв о защите русских интересов, начал переговоры с англичанами об учреждении банка на их деньги. А попытка создать в Монголии филиал Русско-Азиатского банка натолкнулась на сопротивление его правления, поскольку пронюхавшие об этих планах китайцы пригрозили банку бойкотом. В итоге был избран весьма извилистый и затратный способ: консорциум русских банков выкупил лицензию у Юферова за огромную по тем временам сумму 200 тыс. рублей, и создал Монгольский национальный банк, которым фактически владел и управлял российский Госбанк.
Но аппетиты действительного статского советника меркли в сравнении с финансовыми запросами монгольских властей. В начале 1913 года они получили за лояльность России беспроцентную ссуду в 2 млн рублей золотом и вскоре потребовали новую ссуду, в полтора раза больше. А в случае отказа обещали обратиться к другим державам, что, по мнению МИД России, "в интересах укрепления русского влияния в Монголии является, конечно, нежелательным". Так что деньги монголам скрепя сердце выделили.
В целом же проект оказался не только слишком дорогим, но и не достигавшим главной цели — получения полного контроля над монгольским рынком. Чтобы наводнить его русскими товарами, нужно было ввести запретительные пошлины на ввоз товаров из других стран, включая Китай. Но государства, не признавшие автономии Монголии, настаивали на том, чтобы там соблюдались заключенные ими с Китаем торговые соглашения. Причем монголы постоянно норовили выйти из-под контроля русских советников и вступить в переговоры с другими державами, которые, как считал русский МИД, "при слабости государственного сознания у монгол могут привести к весьма неблагоприятным для нас результатам".
Чтобы не рисковать и не потерять в случае неудачи все, часть Монголии — Уряханский край, где было много русских поселенцев,— в 1914 году приняли под протекторат Российской империи. И только в июне 1915 года после долгих переговоров удалось достичь компромисса с китайцами и подписать трехстороннее Кяхтинское соглашение, по которому Монголия признавалась автономией в составе Китая, обязавшегося не вмешиваться в ее внутренние дела и не вводить на ее территорию войска. России удалось выговорить для монголов право самостоятельно заключать международные торговые договоры. Вот только соблюдалось соглашение лишь до тех пор, пока в России к власти не пришли большевики.
Пока шла гражданская война, Монголией управляли то китайцы, то русские белогвардейцы. Монголы же враждовали и с теми, и с другими, и между собой. Воспользовавшись их распрями, в 1919 году китайцы заставили монголов официально отказаться от автономии. Однако уже в 1921 году Красная армия и монгольские сторонники большевиков очистили страну от белогвардейцев и китайцев. Тогда же правительство Монголии, как и правительство Уряханского края, именовавшегося теперь Народной Республикой Танну-Тува, признала советская Россия.
Однако мирового признания Монголии опять не случилось. Для преодоления сопротивления мировых держав и Китая Москве не хватило сил, и в результате в 1924 году СССР подписал "Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской Республикой", которым признавал протекторат Китая над Монголией.
В последующие годы советские представители пытались решить вопрос о признании Монголии, где и как только могли. Он даже стал одной из тем переговоров Молотова и Риббентропа. Проблема осложнялась еще и тем, что ни для кого в мире не было секретом, кто на самом деле руководит всем в Монголии и Туве. Их законы писались в Москве, там же решались судьбы монгольского и тувинского руководства. Дело дошло до того, что в Монголии существовал лагерь советского ГУЛАГа, и советские заключенные, отбывая наказание, строили оговоренные межправительственными соглашениями (точнее, указанные советским руководством) объекты.
Зондаж по монгольской проблеме велся и во время войны в ходе консультаций и переговоров с партнерами по антигитлеровской коалиции. Но Китай для США и Британии был не менее важным партнером, чем СССР, и портить с ним отношения из-за Монголии англо-американские союзники не собирались. Прорыв случился лишь тогда, когда партнерам по коалиции остро потребовалась помощь СССР в войне с Японией. Именно поэтому в 1945 году, во время Крымской конференции, Сталин не только настоял на своих территориальных претензиях в Европе и Азии, но и договорился о совместном давлении на китайцев в деле признания Монголии. В августе 1945 года, когда в Москве начались переговоры с делегацией Китая, советские войска вошли на его территорию. Видимо, присутствие в Поднебесной мощной советской военной группировки стало самым весомым аргументом для достижения договоренностей.
В октябре 1945 года по настоянию китайцев в Монголии был проведен референдум об отделении от Китая, после чего в 1946 году Китай и Монголия признали друг друга. А чуть позднее Монголию снова признал СССР. Проблем от этого, однако, не убавилось. К примеру, китайские коммунисты во главе с Мао Цзэдуном постоянно пеняли советским товарищам на отторжение неотъемлемой части Китая. На что им столь же постоянно объясняли, что негоже одной социалистической стране зариться на территорию другой. Да и весь остальной мир признавать Монголию не слишком спешил. Великобритания установила дипотношения с ней в 1963 году, а Соединенные Штаты почти на четверть века позже — в 1987 году.
Тем временем Туву, естественно, по просьбам трудящихся в 1944 году включили в состав СССР, и это никого в мире особенно и не взволновало. Может быть, потому, что во время войны всем было не до Тувы и ее суверенитета. Может быть, и потому, что немногие в мире подозревали о ее существовании. Но главное — потому, что при ее аннексии не поднималось столько шума, как вокруг Монголии. Ведь сложные построения с автономиями и суверенитетами только осложняют захват сопредельных территорий. А вложенные в псевдонезависимые государства средства, как показал опыт с Монголией, могут быть легко потеряны раз и навсегда.