Куртуазная Византия

Вслух удивляться странностям старых оперных либретто с сегодняшней точки зрения не особенно принято. Ну что делать, представления о "правильной" драматургии успели поменяться за всю историю оперы несчетное число раз, а собственно музыку меж тем все эти перевороты в эстетике вряд ли мешают слушать. И все равно нет-нет да и подивишься — не старомодности и не искусственности коллизий, а просто тому, как резво стародавние либреттисты отыскивали всякие заковыристые исторические сюжеты и потом их не менее резво перекраивали под свои оперные нужды.

Вот, к примеру, опера Вивальди "Афинаида" на либретто знатного специалиста по этой части Апостоло Дзено. Афинаида (в крещении Евдокия) — вполне реальный персонаж: дочь афинского схоласта Леонтия, удачно вышедшая замуж за ранневизантийского императора Феодосия Младшего. Властная сестра императора Пульхерия воцарилась после брата, выйдя замуж за полководца Маркиана. Но это потом, а при жизни императору среди прочего приходилось сражаться с персами под предводительством шаха Бахрама. Все упомянутые персонажи и попали в оперу, к ним разве что добавлен для оживления сюжета негодяй-придворный по имени Проб, да имена чуть изменены (Афинаида-Евдокия стала Евдоксой, Леонтий — Леонтином, а шах Бахрам превратился в трогательного душку-принца с террариумным именем Варан). Кому положено по правде, те друг c другом в конце концов и соединяются; но в остальном вместо скучной и циничной правды эти герои разыгрывают этакую ренессансную новеллу с хитроумным сюжетом, в которой realpolitik и прочих неприятностей негусто, но зато много куртуазности.

Дирижер Федерико Мария Сарделли, записывавший сочиненную 280 лет назад "Афинаиду", сохранил многословные речитативы, видимо, полностью, так что ни одна из душещипательных сюжетных и эмоциональных подробностей от слушателя не уйдет. Это, по счастью, не единственная его заслуга. В смысле качества музыкального материала "Афинаида" — явная удача Вивальди (хотя часть арий композитор позаимствовал из прошлых своих вещей), и оркестр Modo Antiquo здесь обеспечивает этой партитуре небесталанное прочтение, интересное по темпам, фразировке и колористике. Записывали оперу во флорентийском театре La Pergola — там, где в свое время прошла ее премьера, что, конечно, приятно, но акустически запись в результате вышла средней — так старающийся оркестр звучит как-то глуховато и издалека. Впрочем, главная достопримечательность этой записи все-таки певцы, состав которых впечатляет даже по сравнению с другими релизами из вивальдиевской серии компании Naive. Право, по итогам даже сложно сказать, кому стоит отдать предпочтение — неожиданно свежему и заливистому в этой записи сопрано Сандрин Пьо (Афинаида), меццо-сопрано Вивики Жено (Феодосий) с ее не менее поразительной техникой, точному, умелому и проникновенному меццо Жюльметт Лоран (Пульхерия), роскошному "басистому" контральто Натали Штуцман (Маркиан) или, может быть, инструментально-деликатному тенору Пола Эгнью (Леонтин). Помимо вокальной акробатики всем им как-то удается, не вдаваясь в чересчур уж плакатный "театр", сохранять ту дозу искренней воодушевленности, взволнованности даже, без которой подобный репертуар превращается в набор более или менее красивых концертных номеров.

Vivaldi "Atenaide" (3 CD)

Modo Aniquo, F. M. Sardelli (Naive)

"Songs My Mother Taught Me"

M. Kozena; M. Martineau (Deutsche Grammophon)

Заголовок альбома преднамеренно лукавит — вообще-то речь идет о называющейся таким образом песне Антонина Дворжака, но может показаться, что речь только о тех песнях, которые в детстве слышала от своей матушки Магдалена Кожена. Последнее вряд ли реалистично, если судить по программе альбома, но трогательно и заодно сразу расставляет точки над i. Магдалена Кожена, одно из ярчайших современных меццо,— чешка, и этим диском она уже второй раз за свою рекорд-карьеру пропагандирует чешский же романсово-песенный репертуар XIX-XX веков — от известных и у нас Дворжака, Яначека, Мартину до более экзотичных Витеслава Новака или Яна Йозефа Реслера. Нельзя сказать, чтобы это было неудачное начинание; и материал вполне стоящий (и вдобавок через русскую песенно-романсовую традицию воспринимающийся совсем интересно), и аккомпаниатор перворазрядный (Малкольм Мартино), и певице по идее должно быть особенно уютно. И все же, слушая, сложно отделаться от ощущения, что в камерном репертуаре Магдалене Кожене чуть ли не тесновато. Даже не форсируя голос, даже оперируя полутонами, она остается артисткой больших, интенсивных и сложных эмоций. В песнях у нее то глубокая интроспекция и одухотворенность, то решительность и клокотание темперамента, и иногда этого привнесенного содержания, как кажется, слишком много. Впрочем, учитывая вкус певицы и специфическую красоту ее голоса — крепкого, богатого, но гибкого, свежего и отмеченного матово-серебристой лирической окраской, всерьез сетовать на столь полноценную и эффектную работу не получается. Положа руку на сердце, мало кто из нынешних вокалистов способен с таким серьезным обаянием преподносить слушателю вокальную музыку самых разнообразных периодов и жанров — самым буквальным образом от Баха до Оффенбаха, хотя что Бах, что Оффенбах в ее случае звучат не менее индивидуально, чем композиторы-чехи с этого альбома. В качестве занятных курьезов можно указать на "Песни под лютню" современного композитора Петра Эбена, стилизованные под Ренессанс, и "Моравские дуэты" Дворжака, где вместе с Коженой поет Доротея Решман, кажущаяся здесь вокальным и эмоциональным двойником главной артистки.

Dufay Collective (Harmonia Mundi)

"Ludus Danielis" ("Игра о Данииле") — одна из тех мистерий на библейские темы, которые, как принято считать, были повсеместным явлением высокого Средневековья. Ее эпохальное значение не столько в трактовке сюжета, сколько в том, что "Игра" была представлением музыкальным и эта как раз музыка, написанная во французском Бове аж в начале XIII века, сохранилась. Сохранилась и более ранняя средневековая музыка, но в основном духовная, а тут все-таки настоящее театральное представление с музыкой, хотя и о пророке Данииле: в действии не обойдены вниманием ни зловещая огненная надпись "Мене, текел, фарес", ни заключение пророка во рву со львами. Неудивительно, что с середины прошлого века за "Игру о Данииле" брались уже многие исполнители (включая, например, еще советских времен опыт эстонского ансамбля Hortus Musicus), но назвать идеальное, безукоризненно аутентичное исполнение по-прежнему не так-то просто. В рукописи XIII века, собственно, нет никакой музыки, кроме строгого одноголосия, то есть возможно, что как-то так, на манер григорианского хорала, это и следовало бы петь. Соблазн нарастить на этот каркас еще и инструментальные партии для пущей яркости практически неизбежен. Не обошел он и английский ансамбль Dufay Collective, представивший свою версию "Игры". Средневековый музыкальный инструментарий у британцев на редкость щедр и разнообразен, а "реконструкция" инструментальной музыки звучит с не слишком церковной пряностью, иногда и забористостью (скорее уж в духе трубадурского наследия), хотя в общей массе произведения она распределена, надо признать, без чрезмерности и аккуратно. Так же тщательно аранжированы и хоровые фрагменты. На замогильный голос, возглашающий на фоне шума-гама пресловутое "Мене, текел, фарес", как-то не посетуешь — драматизм в "Игре о Данииле" именно такой, простодушный. Диковиннее для слуха сами работы певцов-солистов, которые поют латинский текст с гипотетическим старофранцузским произношением: предполагается, что в Бове это должно было звучать именно так. Но органичнее всего при этом звучат исполнители совсем неученые, зато искренние — приглашенный для участия в записи хор провинциальной английской церкви.