Поездка президента вниз по Волге содержала как рутинные, так и оригинальные элементы. Рутина — как всегда и везде — сводилась к встречам с начальством и беседам с трудящимися. Освежающий элемент появился, когда Ельцин чуть не совершил акт политического усыновления нижегородского губернатора Бориса Немцова.
При том, что европейское изначалие России часто подвергается сомнению, обыденные представления россиян о механизме смены власти носят отчетливо западноевропейский характер. Мало того, что в принципе не подвергается сомнению заимствованный с современного Запада механизм смены власти посредством регулярных всеобщих выборов — альтернативные идеи тоже носят западноевропейский характер. Когда русский человек говорит о монархии как альтернативе представительной демократии, подсознательно он имеет в виду монархию западноевропейского типа, характерной особенностью которой является четкий и не зависящий ни от воли монарха, ни от воли политической верхушки механизм престолонаследия (обыкновенно — по мужской нисходящей линии). В сущности, и современный западный президент или премьер, и средневековый европейский монарх — одинаково покорные рабы закона, регулирующего смену власти.
Нынешние российские подходы к проблеме престолонаследия оказываются равно чужды как демократическим, так и монархическим принципам Западной Европы, зато они вполне хорошо соответствуют обычаям Римской империи, где широко практиковалось престолонаследие через усыновление. "Лучший из императоров" Траян был усыновлен Нервой, Октавиан Август — Юлием Цезарем, Тиберий — Августом etc. Ведущиеся Ельциным с начала года разговоры о необходимости воспитать себе (т. е. политически усыновить) преемника лишний раз подтверждают, что Москва — Третий Рим. От рассуждений о необходимости возродить римские доблести президент, похоже, начал переходить к делу. Около месяца назад прошли сбивчивые слухи о том, что в дружеском кругу Ельцин усыновил председателя Совета федерации Владимира Шумейко, т. е. объявил его своим желательным преемником. Если считать, что стабильность — высшее из благ, на первый взгляд, можно было бы вздохнуть с облегчением: лучше уж так, чем полный беспорядок. Но — только на первый взгляд.
Сразу же вслед за слухами об усыновлении Шумейко началось возвращение из опалы давнего антагониста Шумейко Сергея Шахрая. Нынешняя попытка разрешить чеченскую проблему делая ставку на антидудаевскую оппозицию — идея как раз шахраевская, тогда как усыновленный Шумейко и его протеже новый наркомнац Егоров предполагали прямо противоположный метод — признать Дудаева и вести дела с ним. Дальше — больше. Путешествуя по Волге, Ельцин вдруг заявил, что нижегородский губернатор Борис Немцов мог бы стать неплохим президентом России.
Немцов немедленно изъяснил, что собирается повторно баллотироваться в губернаторы — и никоим образом не в президенты. Перепугавшись, что теперь в Москве ему "перекроют каналы", губернатор укорил президента в том, что своими речами тот создал ему "огромные проблемы". Президент хладнокровно отвечал, что у губернатора "работа такая трудная". И лишь выдержав затяжную паузу, Ельцин сообщил, что новое усыновление пока что не состоялось: "Каждый имеет право быть кандидатом в президенты. Такое право есть и у Бориса Немцова, как и у любого другого. Он надежно ведет область, поэтому он может быть одним из кандидатов в президенты. Но когда я его напрямую спросил, глядя в глаза, согласен ли он выставить свою кандидатуру, тот ответил: 'Ни за что'". Успокоение, впрочем, относительное — в принципе, в ответ на очередное немцовское "ни за что" может последовать ельцинское "надо, Федя, надо", и при многократной прокрутке цикла новый усыновленный может-таки появиться, и своих недоброжелателей Немцов вряд ли вполне успокоил.
Паника губернатора, вдруг почувствовавшего себя в положении хуже губернаторского, понятна. До сих пор Немцову удавалось выдерживать оптимальную дистанцию между собой и высшими столичными кругами. Не слишком большую — чтобы не потеряться в общегубернаторской массе, но и не слишком малую — чтобы не завязнуть по уши в столичных интригах. Услышав ельцинские речи, Немцов почувствовал себя пловцом на утлом челне, которого затягивает в водоворот, где ему не поможет никакое искусство. Опять же нижегородское "экономическое чудо" — будь оно даже и в самом деле таковым, как пишут в рекламных материалах — неизбежно плодило недоброжелателей и конкурентов. Если же учесть, что полной ясности с чудом нет и не исключено, что в Нижнем имеет место быть очередной "маяк коммунизма", поводов для боязни привлечь к себе излишнее внимание вполне достаточно. Наконец, есть и очень важный психологический момент.
Немцов — по сути дела единственный представитель молодой поросли политиков призыва 1990 года, сумевший удержаться на плаву и даже приумножить свой политический капитал. Все его ровесники — народные депутаты РФ либо тихо ушли в тень, либо, как деятели группы "Смена" и "отец российской конституции" Олег Румянцев, провалились с чудовищным треском. Видя судьбу так бойко начинавших сверстников, Немцов поневоле должен чувствовать себя последним из могикан и склоняться к крайней осторожности — тем более что сверстники провалились как раз потому, что слишком рано и слишком глубоко влезли в столичные интриги. Благоразумный Немцов, судя по всему, желал неуклонно и постепенно наращивать свой провинциальный политический капитал, чтобы — как то обыкновенно и делается на Западе — перерастание его из провинциальных в общенациональные лидеры произошло само собой. В случае же с Ельциным губернатор почувствовал себя картошкой, рост которой ускоряют посредством вытягивания ее из земли.
Не исключено, что и Ельцин понимал недостатки столь интенсивного картофелеводческого метода, но усыновитель сам находился в непростом положении. Римский способ престолонаследия имеет тот недостаток, что усыновленный понимает всю непрочность своего положения и стремится упрочить его единственным возможным способом — как можно скорее избавиться от усыновителя. Последнему это было бы совсем нежелательно, и поэтому он тоже вынужден принимать превентивные контрмеры, поддерживая равновесие наследников методом противовесов: отсюда возвращение благосклонности Шахраю, отсюда и казус с Немцовым. Более того: именно избранный Немцовым нормальный западный путь политической карьеры особенно соблазнял президента включить нижегородского губернатора в систему сдержек и противовесов. Простое науськивание одного столичного интригана на другого никак не упрочивало бы режим и в конечном счете только расшатывало бы механизм престолонаследия, отдавая власть в руки неведомому третьему. Понимая, что необходимо как-то выскочить из порочного круга столичных интриг и что судьба престола скорее всего будут решаться в провинции, Ельцин, возможно, решил обезопасить ситуацию, самолично создав "неведомого третьего" в образе Немцова.
Вообще же римский способ престолонаследия дает на российской почве странные плоды. Петр I установил за собой право произвольно назначать наследника, но, лежа на смертном одре, сумел начертать только два слова: "Отдайте все..." — и более не приходил в сознание. Историки до сего дня гадают, кому император хотел "отдать все", и приходят к выводу, что отдавать было некому.
Максим Ъ-Соколов