На экраны вышел "Юрьев день" Кирилла Серебренникова — фильм, вызвавший, пожалуй, самую нервную реакцию в этом сезоне — причем с разных сторон. Почему люди нервничают, задумался АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
"Ужас, который всегда с тобой" выглядит более глубоким и радикальным. В нем с особенной силой показана беззащитность интеллигента советской закваски перед тоталитарной системой, хотя и мутировавшей в эпоху рыночных отношений и реабилитации православия. Особенно впечатляюще показано сращивание спецслужб и церковных институтов и воздействие на человека новых методов психологического зомбирования. "Ужас" не так давно был реализован режиссером Аркадием Яхнисом, но при переводе на экран не обрели художественной объемности многие важные идейные акценты литературного сценария. "Юрьев день" (речь о сценарии) выглядит слабее, в нем несколько прямолинейно выражена идея соборного приобщения интеллигенции к народу. Разумеется, в нем много других смыслов, но все же главная сюжетная линия связана с возвращением героини, "оторвавшейся от корней", в лоно народной жизни.
А вот от фильма возникает другое ощущение. В зимний, окутанный снежной дымкой городок Юрьев отправляется "попрощаться с родиной" знаменитая оперная певица Люба и прихватывает с собой сына. Воздух родины буквально всасывает в себя двадцатилетнего оболтуса, который исчезает без всякого следа, а потом и саму героиню: после безуспешных попыток найти сына она остается там, где он пропал и где она некогда родилась. Развитие этого сюжета можно трактовать по-разному: как расплату за гордыню, как апофеоз почвенничества, а можно — и как ироническое сведение счетов с враждебным пространством, так сказать, патриотическую трагикомедию, которую с удивительной остротой играет Ксения Раппопорт и визуально совершенно оформляет оператор Олег Лукичев.
Кирилл Серебренников усиливает содержащиеся в сценарии и вводит новые евангельские ассоциации, однако рассматривать вырастающий из фильма образ окутанной туманом России как средоточие духовности и народной морали мешает ирония режиссерской концепции и актерского решения главного женского персонажа. Надо признать, что Кириллу Серебренникову не удается выдержать тон последовательно на протяжении всей картины, в результате чего где-то в середине она стилистически "ломается". Если сцены в Кремле, в монастыре, в милиции выполнены в едином, сугубо кинематографическом стиле, то изображение палаты туберкулезников-уголовников, где Люба находит нового "блатного" сына, грешит откровенно театральным символизмом на опасной вкусовой грани.
Однако финал расставляет все на свои места. Ирония особенно очевидно звучит в последней сцене, когда Люба приходит в церковь и ее поставленный оперный голос вливается в тихое многоголосье церковного хора. Мы видим полные религиозного чувства лица женщин, но ироническим контрастом к ним выглядят унифицированно выкрашенные у всех, гладко зачесанные рыжие волосы. Дело в том, что в Юрьев завезли дешевую краску под названием "Интимный сурик": и само придуманное Арабовым название, и акцент, поставленный Серебренниковым на этой провинциальной моде, решительно переводят всю ситуацию религиозного покаяния в регистр гротеска.
Не последнюю роль играет и семитская внешность Ксении Раппопорт, которая все равно никак не вписывается в "православный хор" славянских лиц. Это отлично почувствовали те, кто, будучи "святее папы Римского", тут же обвинили режиссера в несоответствии канону. Действительно, если в фильме и содержится религиозный посыл, то скорее экуменический, а возможно, даже с буддистским акцентом на идею перемены участи. Что снимает с сюжета фильма налет патриотического консерватизма и переводит его в русло "общечеловеческих ценностей".