Признавая независимость Южной Осетии и Абхазии, Россия ссылается на косовский прецедент. Запад, напротив, считает случай Косово уникальным. Сумму аргументов каждой из сторон изучил обозреватель "Власти" Борис Волхонский.
Дипломатическая активность вокруг признания независимости Абхазии и Южной Осетии с течением времени не только не утихает, но набирает обороты. В начале прошлой недели глава МИД России Сергей Лавров совершил визиты в столицы обеих республик, где подготовил почву для начала полномасштабных дипломатических отношений. А в среду в Москве состоялось подписание договоров о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с Абхазией и Южной Осетией.
Одновременно наращивал свою дипломатическую активность и Запад. В минувший понедельник в Тбилиси состоялось выездное заседание совета НАТО, на котором представители всех стран-членов альянса выразили полную и безоговорочную поддержку руководства Грузии.
И российские власти, и европейские лидеры обосновывают свои позиции ссылками на Косово. Сразу после признания его независимости в феврале Россия заявляла, что это создает опасный прецедент и открывает ящик Пандоры. Запад в ответ утверждал, что ситуация Косово уникальна и не может служить прецедентом для других территорий, провозглашающих независимость в одностороннем порядке. Правда, о том, в чем состоит уникальность, говорилось мало и неконкретно. Показательно в этом отношении интервью спецпредставителя ЕС в странах Южного Кавказа Питера Семнеби, которое он дал газете "Коммерсантъ" за несколько дней до провозглашения независимости Косово. На прямой вопрос корреспондента: "В чем же различия между Косово и Абхазией?" — Семнеби ответил: "В Косово правовая ситуация иная, она отражена в резолюции 1244 Совета Безопасности ООН. Ситуации с беженцами также различаются. Напоминаю, что порядка 200 тыс. беженцев из Абхазии все еще находятся в Грузии. Но и сама война в Абхазии отличается от той, что была в Косово. Я не буду акцентировать внимание на том, какая сторона была виновной в той или иной войне, но разница есть". То есть разница есть, но объяснять, в чем она, излишне.
Сходство кавказских республик с Косово, о котором много говорят в России, прослеживается по нескольким параметрам. Как и Косово, Абхазия и Южная Осетия были автономиями в составе "материнского государства" (соответственно Сербии и Грузии), которое, в свою очередь, являлось составной частью более крупного федеративного образования (соответственно Югославии и СССР). После его распада автономии заявили о своем праве на самоопределение. Во всех случаях "материнское государство" не признало за ними это право и более того — попыталось силой упразднить автономию. Это привело к вооруженным конфликтам, в ходе которых десятки, а то и сотни тысяч людей стали беженцами. Во всех случаях явно наличествовала воля гомогенной этнической общности к самоопределению, выраженная, в частности, на референдумах. Более десяти лет как Косово, так и закавказские республики де-факто имели независимость с большинством атрибутов независимого государства (разве что без собственной валюты), а их территория ни в малейшей степени не контролировалась "материнским государством". При этом де-юре их статус оставался неурегулированным, а вооруженные стычки с "материнским государством" периодически вспыхивали с разной степенью интенсивности. Наконец, и в Сербии и в Грузии имело место вооруженное вмешательство в конфликт внешней силы: в действиях России "по принуждению Грузии к миру" многие наблюдатели усматривают параллели с натовскими бомбежками Югославии весной 1999 года, проведенными без всякого одобрения или санкции со стороны ООН.
Признавая наличие всех этих сходных черт, противники независимости Абхазии и Южной Осетии настаивают на том, что ситуации на Балканах и на Кавказе принципиально различны. Аргументы против того, чтобы считать Косово прецедентом, можно разделить на три группы.
К первой группе относятся аргументы ad hoc, которые апеллируют к частным особенностям непризнанных республик. Южная Осетия не может претендовать на статус независимого государства в силу малой территории, малочисленности населения (70 тыс. человек) и низкого уровня жизни (ВВП на душу населения — около $250 в год). Действия российских войск в Южной Осетии в 2008 году нельзя сравнивать с бомбежками Югославии в 1999 году, потому что там воздушная операция не сопровождалась оккупацией территории Югославии сухопутными войсками.
Ни один из этих аргументов, однако, сам по себе не работает. В Европе есть несколько суверенных государств, меньших по площади и численности населения, а для ряда стран Африки, суверенитет и независимость которых никем не подвергаются сомнению, уровень ВВП в $250 на душу населения выглядит несбыточной мечтой. А тот факт, что иностранные сухопутные войска входили в Грузию, но не в Сербию, вряд ли дает Косово решающее преимущество в вопросе о независимости.
Вторая группа аргументов опирается на универсальные, однако взаимоисключающие принципы. Практически одни и те же западные политики и государственные деятели говорят о приоритете суверенитета и территориальной целостности в случае Грузии и праве наций на самоопределение в случае Косово. Российские политики говорят то же самое о Сербии и кавказских республиках.
Другой аргумент в этом ряду — этнические чистки и вызванные ими потоки беженцев. И на Балканах, и на Кавказе было два таких потока — сначала действия "материнского государства" приводили к массовому бегству жителей автономии (албанцев, абхазов и осетин), затем власти автономий изгоняли представителей "материнского государства" (сербов и грузин). Запад и Россия в каждом случае указывают на разных виновников чисток и на разное направление потоков беженцев. В итоге в одном случае обвиняется "материнское государство" и оправдывается стремление пострадавших народов к независимости, в другом — ровно наоборот.
Наконец, третья группа аргументов касается не существа ситуаций, сложившихся на непризнанных территориях, и не двусмысленных принципов международного права, а обстоятельств и самой процедуры признания их независимости. В этом отношении различия действительно существенные, и именно они проливают свет на то, почему в глазах Запада ситуация с независимостью закавказских республик в корне отличается от случая Косово.
Суть в том, что конфликт на Балканах был практически с самого начала интернационализирован, тогда как при разрешении конфликтов на Кавказе Россия всячески старалась избежать международного участия. Более того, в случае Косово Албания (страна, которой исторически и демографически уготована роль спонсора мятежной провинции) формально в конфликт не вовлекалась, а роль "миротворцев", бомбивших Белград, исполняли войска стран, не являющихся соседями Югославии. Следовательно, эти страны нельзя было заподозрить в намерениях аннексировать территорию мятежной провинции. Россия же поводы подозревать ее в таких намерениях давала, в частности активно снабжая российскими паспортами жителей Абхазии и Южной Осетии (см. справку).
Дипломатические усилия по разрешению косовского конфликта осуществлялись в рамках ООН, ОБСЕ и других международных институтов, тогда как закавказские конфликты Россия предпочитала решать на двустороннем или четырехстороннем уровне, в лучшем случае — в рамках СНГ (см. справку). Косово в годы своей фактической независимости функционировало под эгидой ООН, тогда как Абхазия и Южная Осетия — под властью режимов, которые во всем мире рассматривались как ставленники Москвы.
Итог очевиден: в глазах Запада российские миротворцы — никакие не миротворцы, поскольку являются одной из сторон конфликта. А собранные российскими правоохранительными органами и правозащитными организациями свидетельства этнических чисток и иных преступлений против человечества на территории Южной Осетии и Абхазии не вызывают доверия в силу того, что собирались не формально нейтральными институтами, а заинтересованной стороной. В результате в глазах Запада вопрос о статусе Косово — это вопрос о самоопределении одной отдельно взятой территории. Проблема статуса Абхазии и Южной Осетии, напротив, выходит далеко за рамки регионального конфликта и предстает как составной элемент политики России по воссозданию своей имперской мощи.
И в этом контексте та поспешность, с которой проходило признание независимости Абхазии и Южной Осетии, сыграла против России. Провозглашение независимости Косово было анонсировано заранее, страны Запада успели заранее к нему подготовиться, и в считанные часы после принятия акта о независимости последовало признание со стороны нескольких десятков государств.
Действия же России в большей степени напоминали действия Турции по признанию независимости Северного Кипра. Вторжение турецких войск на Кипр в 1974 году было вызвано спонсированным Грецией переворотом и угрозой присоединения острова к Греции. Но и тогда между турецким вторжением и провозглашением независимой Турецкой республики Северного Кипра (ТРСК) с последующим ее признанием Турцией прошло девять лет — ТРСК была провозглашена лишь в 1983 году. Тем не менее независимость ТРСК кроме Турции признала только Нахичеванская автономная республика, входящая в состав Азербайджана и не являющаяся субъектом международного права. А в случае закавказских республик единственная страна, официально последовавшая примеру России,— Никарагуа, лидер которой Даниэль Ортега известен давней нелюбовью к США.
Наконец, последнее и главное отличие ситуации на Кавказе от ситуации на Балканах связано с тем, что именно сейчас проходят испытание претензии России на роль великой державы и влиятельного игрока на международной арене. Признание Косово двумя-тремя десятками государств из почти 50, признавших независимость Косово на сегодняшний день, автоматически вытекало из того факта, что за независимость высказались США. Неготовность даже ближайших союзников России последовать ее примеру — плохой сигнал.
Впрочем, шансы добиться международного признания Абхазии и Южной Осетии еще сохраняются, правда не в ближайшей перспективе. И это будет напрямую зависеть от того, в какой степени Россия согласится вынести этот вопрос на обсуждение широкими международными форумами. "План Медведева-Саркози" и дополнения к нему, принятые в ходе визита руководства ЕС в Москву и Тбилиси 8 сентября, в принципе такой возможности не исключают, поскольку предполагают начало международных переговоров по вопросам безопасности и стабильности в Абхазии и Южной Осетии.
Все случившееся в очередной раз подчеркнуло, что форма в международных отношениях играет не менее важную, а даже более важную роль, чем существо проблемы. И именно поэтому российским властям следует изобрести более изощренные аргументы в свою пользу, чем содержащая неразрешимое логическое противоречие официальная позиция, суть которой состоит в том, что "независимость Косово не отвечает международному праву, поэтому мы ее не признаем, но она создает прецедент, на основании которого мы признаем Абхазию и Южную Осетию".