Вуди Аллен спускается в ад

рассказывает Алексей Харитонов

"Не имею ни малейшего понятия, за что это я берусь! Но некомпетентность еще никогда не мешала мне исполниться энтузиазма". Вуди Аллен, к своим 72 годам сделавший порядка 70 фильмов — больше всего как сценарист, затем как актер и режиссер, но обычно выступающий во всех этих трех ролях одновременно, вышеприведенными словами сопроводил согласие поставить в Лос-Анджелесе оперу. Уговаривал его взяться за неведомое дело Пласидо Доминго, мировой рекордсмен по числу спетых партий (в марте нынешнего года зафиксирована 126-я, спетая им со сцены, а еще четыре он со сцены никогда не пел, зато записал в студии).

Их переговоры длились четыре года. Доминго, сделавшись главой Лос-Анджелесской оперы, сразу пообещал гоняться за кинорежиссерами. И до него находящийся по соседству Голливуд неоднократно поставлял Лос-Анжелесской опере режиссерские кадры: Херб Росс (с него все началось, в сезоне 1993-1994 годов он поставил "Богему"), Брюс Бересфорд, Джон Шлезингер, Максимилиан Шелл. На будущее Доминго (контракт ему продлили до 2011 года) еще сговорился с Тимом Роббинсом и Джоном Малковичем. Доминго считает, что кинорежиссеры привносят в оперные постановки нечто освежающее, и приводит в пример деятельность Франко Дзеффирелли.

Но Аллен кто угодно, но не Дзеффирелли. В его работах ни масштабности, ни пафосной выспренности, ни глубины трагизма — одни только мелкие детали, досужие разговоры с элементами остроумия, неловкие бытовые дрязги. А его герой, который почти что совпадает с самим режиссером? Трудно вообразить себе оперного персонажа, суетливо и сбивчиво оправдывающегося перед давно надоевшей ему женщиной, а не, как следовало бы, зарубающего ее огромным картонным мечом и затем поющего над трупом.

Видимо, поэтому за Вуди Алленом, как хвастается Доминго, ему пришлось гоняться дольше, чем за кем бы то ни было. Тем более Аллен известно как относится к тамошнему творческому климату: "В Лос-Анджелесе мусор уже не выбрасывают. Его перерабатывают в шоу".

Но согласился же, хотя и заметил: "Я отношусь к числу тех преданных поклонников оперы, которые к третьему акту "Зигфрида" Вагнера крепко спят. Думаю, Доминго, позвав меня, сделал далеко не лучший выбор. Но я же постараюсь! И, надеюсь, обойдется без членовредительства".

Опера, на которую согласился Вуди Аллен, всего-то одноактная; называется "Джанни Скикки" и вместе с одноактными же операми "Плащ" и "Сестра Анжелика" входит в "Il Trittico", то есть "Триптих". Великий композитор Джакомо Антонио Доменико Микеле Секондо Мария Пуччини написал его в 1918 году, "Триптих" сразу же был поставлен в Метрополитен-опера и имел оглушительный успех. Вскоре после этого радостного события у Пуччини нашли рак горла, новооткрытая радиотерапия продлила дни гения до 1924 года, он умер, не завершив оперы "Турандот", а значит, "Джанни Скикки" — последняя из оконченных им опер.

И единственная в его творчестве комедия.

Первая часть "Триптиха" "Плащ" — трагический любовный треугольник; вторая часть "Сестра Анжелика" — трагическая история монахини, искупающей грех. Обе явно не для Вуди Аллена. Потому на эти две части дальновидный Пласидо Доминго пригласил тоже кинорежиссера, но иного склада, нежели Вуди Аллен,— Уильяма Фридкина. У этого тоже оскародобывающие фильмы, самые известные из них "Французский связной" с Джином Хэкменом и "Экзорцист".

Сюжет же комедии "Джанни Скикки" творческой манере Вуди Аллена не противоречит. Коллега Фридкин даже позволил себе заявление в таком духе: "Вуди Аллен и "Джанни Скикки" — союз, заключенный на небесах!"

Герой комедии ловкач Джанни Скикки, реально существовавший, еще до того, как сделаться героем оперы, удостоился чести стать персонажем "Божественной комедии" Данте Алигьери — в части "Ад".

История такая. Умер один греховодник (тоже, между прочим, персонаж Дантова "Ада" — из главы XXV) по имени Буозо Донати. (Кстати, сам Данте хорошо знал эту семейку, поскольку женился на племяннице Буозо Джемме Донати в 1295 году, после пяти лет безутешных рыданий по Беатриче.) И вот до семьи Донати доходит страшный слух: Буозо, неправедно наживший состояние, в порыве раскаяния все деньги завещал монастырю. С неприятным предчувствием родня обшаривает дом в поисках последней воли старика, бумагу находит племянник его Ринуччо (это теноровая партия, и, конечно же, ее певал Доминго) и договаривается с теткой Дзитой, что, если вдруг завещание в его пользу, она позволит ему жениться на красотке Лауретте Скикки. Дзита, с одной стороны, будучи членом семьи Донати, не признает недавно появившихся во Флоренции Скикки за ровню; но с другой — какая разница, на ком женится Ринуччо, если Донати получат состояние старика Буозо? Пока Донати жадно читают завещание, Ринуччо посылает за Джанни Скикки (из главы XXX части "Ад" "Божественной комедии"), отцом Лауретты. Предчувствие не обманывает Донати — Буозо все оставил монахам!

Джанни и Лауретта появляются, и их встречают мало сказать холодно. Тем более что Джанни немедленно выражает надежду, что старику Буозо полегчало. Узнав страшную правду, Джанни выступает было с соболезнованиями, но Дзита злобно объясняет ему, что мало того что Буозо помер, так еще и наследство уплыло из семьи; ни о какой свадьбе она и слышать не желает. Ринуччо просит Джанни помочь, но тут уже Джанни, обозленный неласковым приемом, решительно отказывается. Тогда Лауретта поет папочке одну из самых заезженных арий итальянского оперного репертуара "O mio babbino caro!" ("О мой дорогой папа!").

Это, надо сказать, еще и очень кинематографическая ария, ее так или иначе воспроизводят в пятке фильмов (вот, к примеру: викторианская драма "Комната с видом" Джеймса Айвори, восемь номинаций на "Оскар", три статуэтки; идиотская комедия "Отпуск мистера Бина"; черная пародийная комедия про мафию "Честь семьи Прицци" с Джеком Николсоном и Кэтлин Тернер, восемь номинаций на "Оскар", одна статуэтка), в телесериалах, а еще она служит заставкой к компьютерной игре Grand Theft Auto III.

Прослушав трогательную арию дочки, Джанни Скикки тает, но, прочитав завещание, все-таки приходит к выводу, что сделать ничего нельзя. Вдруг его посещает какая-то мысль, и он отсылает Лауретту кормить птичек на балкон, чтоб она не только не участвовала в деле, но даже и не знала ничего о нем. А дело вот какое: он решает подменить собой покойника. Тут, на беду, приходит врач. К мнимому Буозо его не пускают, но Скикки, ловко подделываясь под голос покойного, говорит, что ему стало лучше. "Мои больные не умирают",— хвастается врач. А Джанни, убедившись в таланте звукоподражателя, просит надеть на него колпак, подвязать челюсть — и привести нотариуса. После чего спрашивает у членов семьи Донати, кому что полагается, попутно предупреждая их, что подобного рода мероприятия караются во Флоренции отрубанием правой руки.

Нотариус приходит; к изумлению Донати, жадный Джанни Скикки (мы помним, глава XXX части "Ад") лучшую часть наследства Буозо завещает самому себе. Теперь-то Джанни может дать за любимой дочкой Лауреттой достойное приданое! Глядя, как обнимаются Лауретта и Ринуччо, Джанни говорит (а не поет) в зал: "Ну хорошо, прославил меня Данте. Но не правда ли, лучшего применения богатству Буозо Донати не придумать?" И просит у них прощения, объясняя свой поступок исключительно тяжелыми обстоятельствами.

Это как раз то, что часто делает сценарист и режиссер Вуди Аллен: его герой в исполнении самого же Вуди Аллена обращается с экрана в зал за поддержкой.

Постановку "Триптиха" Доминго посвятил 150-летию со дня рождения Пуччини. Аллен по этому поводу заметил, что композитор от такого празднования своего юбилея непременно перевернется в гробу, сообщил, что "Джанни Скикки" кажется ему забавным по сравнению с "Тоской" (это другая опера Пуччини, там в конце все умерли), но совершенно не забавным, если сравнивать его с "Утиным супом" (это несколько антифашистская комедия братьев Маркс 1933 года, которая тогда провалилась в прокате, а сейчас считается самым их смешным творением).

Конечно, перед началом работы Аллен, как и его коллега Фридкин, пару раз пожаловался, что самым сложным в работе над оперой ему кажется невозможность произвести какие бы то ни было перемены, к чему они так привыкли в кинематографе.

Конечно, теперь принято переносить костюмные оперы в другие времена, но даже на этом фоне оперный дебютант Аллен совершил почти рекордный бросок — для флорентийцев Дантовой эпохи он выбрал 1950-е годы, причем поместил их в нарочито искусственный кинематографический черно-белый антураж итальянского неореализма (Витторио де Сика, например) и не во Флоренцию, а в Палермо или по меньшей мере в Неаполь. Аллен, говорят, прямо велел тенору Самиру Пиргу (Ринуччо) косить под Марчелло Мастроянни. А начинается все, пока занавес закрыт, вообще с трансляции на экран забавных для английского взгляда как бы итальянских слов или имен типа "импетиго" или "Джузеппе Прошутто".

Вот занавес открылся: варятся макароны, через сцену крест-накрест протянуты веревки — белье сушится; маленький мальчик балуется с ножичком, персонажи в затрапезных платьях, Лауретта вообще в комбинации. (С костюмами поработал Санто Локвасто, много лет сотрудничающий с Вуди Алленом в кино.) Джанни Скикки выведен эдаким прожженным мафиози, прочие персонажи — членами дружественной мафиозной семьи, но вроде как не участвующими непосредственно в преступлениях. Получился такой сводный образ Италии: опера, мафия, кино и макароны.

Сюжет Аллен все же немного переменил, добавив оперности на самом алленовском участке: у него Дзита Донати закалывает Джанни Скикки, покуда он обращается с покаянной речью в зал.

Что до голосов, то ветеран оперной сцены британец Томас Аллен (нисколько не родственник нашего Вуди) с партией Джанни Скикки справился удовлетворительно. А вот молодая сопрано Лаура Татулеску то ли по замыслу новичка-режиссера, то ли по собственному решению пела партию Лауретты суетливо, и даже ария "О мой дорогой папа!" вышла у нее не трогательно-просительной, а какой-то жалкой.

Тем не менее лос-анджелесская публика, а также американские критики остались в полнейшем восторге от постановки. Отмечаются и смелость Аллена, и свежесть его режиссерской мысли, будто никто никогда не видел ни единого его фильма. Забавно, что музыкальная составляющая спектакля как-то совершенно потерялась, даже рецензенты пишут о ней вскользь. Но и действительно, как можно предъявлять претензии Аллену за тусклость и невыразительность певцов? И стоит ли на фоне Аллена обсуждать не слишком удачную простоватую концепцию музыкального постановщика Джеймса Конлона?

Напоследок старая цитата из Вуди Аллена, не имеющая отношения к постановке "Джанни Скикки": "Я приучил себя не волноваться по поводу аудитории. Это парализует мою творческую активность. Я делаю то, что мне самому нравится, и надеюсь, что и другим это понравится тоже. А если нет, я успокаиваю себя тем, что сделал лучшее, на что способен".

Премьерные показы продлятся до 26 сентября по адресу Dorothy Chandler Pavilion, 135 North Grand Avenue, Los Angeles.