Тема кризиса — экономического, политического, банковского — сегодня, пожалуй, самая обсуждаемая. Своими соображениями по этой теме с читателями Ъ делится президент банка "Столичный" Александр Смоленский
Банковский кризис и банковский портфель
Ъ: У нас в журнале (Ъ #32, стр. 42-44) были опубликованы данные опросов, проведенных среди банкиров. Выяснилось, что примерно четверть банкиров — стойкие пессимисты, уверенные в том, что банковский кризис неумолимо надвигается. Каково Ваше мнение, как человека изрядно поработавшего на этом поприще? Что-то страшное происходит сейчас в банковской сфере, или просто сказывается нервозность отдельных банкиров, у которых плохо пошли дела?
А. С.: Конечно, рынок всех нас разбаловал. Банки работают отнюдь не так, как надо. Они привыкли зарабатывать деньги при высоких и постоянно растущих ставках. Мы тоже такую тактику исповедовали, но где-то года два назад решили резко "развернуться" — мы вовремя подстраховались. То есть для нас такое снижение доходности от кредитных операций не было неожиданным. Нам, конечно, тоже хотелось получать побольше, но мы трезво оценивали ситуацию. Хорошо, когда мы выдавали кредиты по большим ставкам, и получали деньги назад, а сейчас, когда платить никто не хочет?
Поэтому, что касается банковского кризиса, — он будет. И серьезный. Если банки не перестроятся.
Ъ: Какие теперь задачи стоят перед банками, которые действительно настроены остаться на рынке, какие в новых условиях должны быть направления развития банковского дела в широком смысле, как можно сочетать доходность и риск?
А. С.: Вспомним, что творилось в 1989 году. Наравне с кооперативными банками создавались отраслевые, каждый хватал себе министерство, каждый министр был владельцем банка, и все было вроде бы хорошо — до тех пор, пока деньги из бюджета текли рекой. Это прекратилось, и где сейчас отраслевые банки? Они четко были ориентированы на отрасль, а та, естественно, в их активы как себе в карман залезала, и банки не были запрограммированы на получение доходов.
С одной стороны, нам было обидно, что из бюджета вообще ничего не дают. Мы работали с негосударственным сектором. Вообще-то, с ним мы работаем и сейчас, хотя некие бюджетные операции выполняем, обслуживаем бюджетные организации, но это занимает не более 10 процентов активов банка. Но мы никогда не давали серьезные суммы в отрасли, которые считаются социально напряженными. Как они могут вернуть деньги — ждать из бюджета, лоббировать, по правительству потом ходить?
Сегодня основной упор делается на частных вкладчиков, потому что деньги все лежат по карманам, а не по счетам. На настоящий момент мы приняли пропорцию: 70 процентов в общей массе должны быть частные счета, 30 процентов — фирменные. Пока мы эту пропорцию не выдерживаем, фирменных счетов у нас больше. Но мы к этому стремимся.
Ъ: Как?
А. С.: Мы быстро разворачиваем по Москве сеть отделений.
Ъ: Несколько слов о кредитном портфеле банка и банковского сектора вообще. Существует ли у банка особый подход к анализу обоснований инвестиционных проектов, не торговых, а долгосрочных, инвестиционных?
А. С.: Принцип-то один. Он не может меняться. Это платность и возвратность.
Сейчас мы большие деньги вложили в энергетику. Последнее, что мы сдали — энергетическая установка в Москве. На самом деле мы пять лет проект мурыжили — больше на согласование ушло, чем на разработку в металле. Для нас это долгосрочный инвестиционный портфель.
Но я считаю, что возвратность кредита будет обеспечена, даже при неплатежах. Даже если мы сразу не найдем потребителя на свою электроэнергию, полученную на этих установках, мы в любом случае можем эту достаточно дешевую энергию пустить на другие программы, связанные с этой технологией, развитие которой, естественно, будем кредитовать.
Что касается конверсионных программ. На сегодняшний день мы полностью откредитовали покупку в Америке линии для Железногорска. Там почтовый ящик отстроили, но работы по профилю так и не начали, не успели, все резко стали голубями мира. Теперь мы там собираем американские бытовые кондиционеры — с правом продажи, с правом ставить "лейбл" фирмы-производителя. Мощность линии 100 тыс. кондиционеров в год. Мы считаем, что к концу года они должны дать первые 10 тыс. кондиционеров, которые уже расписаны по потребителям. Это дает возможность окупить проект сразу. При том, что бакинский завод кондиционеров для нас теперь заграничный (и, надо сказать, их качество всегда отвечало не лучшим стандартам), можно сказать: на сегодняшний день этот рынок просто пустой — ведь кондиционеров надо производить очень много. В городах дышать стало тяжело, а он еще там с какими-то ионизаторами, там можно под лес сработать, под лужайку, под любой запах цветов, он восемь компонентов, что ли, выдает. И то же самое одновременно с увлажнителем.
Ъ: И у этой программы меньше срок окупаемости, чем у энергетической?
А. С.: По проекту окупаемость где-то 18 месяцев. Можно сказать, что мы уже в этом году основную массу кредита вернем, а проценты специально так растянули, чтобы завод мог нормально их заработать. Кредитование шло в валюте под 18 процентов годовых. Это реальная цифра, при которой можно и не напрягаться. И при этом не задирать цену на продукцию, хотя она в любом случае в два раза дешевле оказалась, чем у американцев.
Ъ: То есть у этого проекта высокая валютная эффективность?
А. С.: Да, эффективность очень большая. Потом, эти кондиционеры конкурентоспособны по своей характеристике и плюс по цене.
Ъ: Импортозамещающие.
А. С.: Да, импортозамещающие. И вообще мы для себя четко постановили, что кредитуем только в том случае, если применяется новая технология, а не реставрируется печь для обжига кирпича, когда оказывается, что дешевле все сломать и поставить новый завод, чем новую трубу ставить. Сейчас еще нескольким новым проектам дали ход. Они связаны с банковскими технологиями — подготовка производства микропроцессоров — единственных, наверное, в России. С заводом в Костроме все договоры подписаны, у нас там контрольный пакет. Технически очень хорошо оснащенное, еще во времена советской власти, оборонное предприятие. Оно должно было выпускать жесткие диски для компьютеров, но опять не сложилось, не было рынка. А так как технология микропроцессорная, она позволяет делать и пластиковые карточки с "чипом". Потребность в них бешеная, и, самое главное, есть конкретный покупатель. Сейчас процессорная карточка стоит до $19 — таможня и т. д. и т. п. Конечно, у нас будет намного дешевле.
Как вершина проекта, связанного с банковскими технологиями, — это сборка с 1996 года (пока отверточная) банкоматов с постепенным переходом на собственное производство многих компонентов — сейфы, подающие устройства, компьютеры и т. д. Емкость рынка здесь тоже огромная — не навезешься из-за границы.
Ъ: То есть вы в какой-то степени можете и сами создать спрос на продукцию, производство которой прокредитовали?
А. С.: Да, мы знаем, сколько нам надо этих карточек и банкоматов. И вообще, кредитуя проект, мы должны понимать, кто будет покупать продукцию. Сделки века, повороты рек — не для нас.
Кредиты и вклады частных лиц
А. С.: Основной рынок, который нас очень волнует, и волнует в хорошем смысле слова — это потребительское кредитование. Потому что для того, чтобы промышленность работала, кто-то должен покупать.
Ведь когда-то у нас очень многое можно было в кредит брать. Но при этом не очень думали о том, как возвращать. Потом райком партии собирал руководителей предприятий, каждому вручался список должников — и по домам. При грамотном же подходе к потребительскому кредитованию есть возможность минимизировать риски.
Я думаю, что где-то в следующем году мы уже достаточно серьезно этим займемся. По крайней мере, мы готовы. Сейчас квартирным кредитованием занимаемся, потому что здесь было найдено know-how минимизации риска.
Ъ: На какие другие сектора рынка будет ориентировано это потребительское кредитование?
А. С.: Товары длительного пользования — это однозначно. Ну не повседневного же спроса.
Я думаю, что машины будут пока из этого списка исключены. В основном это будут бытовые товары, мебель, потому что квартир сейчас много покупается, а когда еще нужна и мебель, просто не хватает денег.
Ъ: То есть банк может контролировать всю цепочку? Вы знаете кредитную историю того или иного частного лица и даете ему кредит под закупку товаров, производимых на предприятиях или фирмах, которые являются вашими клиентами или которые вы кредитуете. Это так?
А. С.: Тут цепочка в чем? Это банк, который обслуживает частное лицо, это фирма, которая продает, это сам, конечно, потребитель. Я думаю, что нам удалось все это замкнуть — пока на бумаге: есть "свои" сети магазинов, где, мы знаем, не будет накручиваться 100-200 процентов на цену товара. Но процесс это длительный. Это работа. Вся проблема в том, что 99 процентов людей не имеют кредитной истории. Трудовая книжка — это не кредитная история. Нет там банковских выписок, нет налоговых показателей, то есть уровня доходов. И все это за собой тянет гигантский ком, который возрастает по мере того, как ты приближаешься к цели. Поэтому основная сейчас задача для банков — создать вокруг себя инфраструктуру. И чего мы только ни вынуждены делать! Надо подстегивать законодательство — возьмите хоть тот же пресловутый закон о залоге: сколько лет мы его рожали, пока в конце концов чего-то добились. Еще масса проблем из-за того, что земля не продается, то нельзя, это нельзя, куда ни пойдешь — ничего нельзя. На свой страх и риск вроде бы не хочется, потому что ты отвечаешь за деньги вкладчиков. Но при всем при том сейчас что-то сдвинулось. Сейчас можно и залоги оформлять, и недвижимость, и движимость — и все что угодно. Вообще, я считаю, мы активно работаем на этом рынке. Потребительское кредитование уже сейчас идет на уровне залога, то есть недвижимость закладывается, ювелирные изделия, что-либо ценное, что можно реализовать очень быстро.
Ъ: Как отразилась на притоке частных вкладов ситуация с финансовыми компаниями: "МММ", "Домом Селенга", с "Тибетом"?
А. С.: Мы ожидаем только притока вкладчиков. Нормальных. Сейчас их вылечили, но государство должно было пораньше прекратить этот, прямо скажем, вандализм на финансовом рынке. Но я вам скажу, что и банки тоже были... Когда какой-то "Овощной банк" вывешивает объявление, что выплатит 1000% за год, и бесплатная у него конвертация, и бесплатная у него инкассация. Все бесплатно! Тогда на чем зарабатывать деньги? Значит, выходит так, что кругом одни дураки? Или, допустим, банки принимают депозиты в валюте по 25 процентов, по 30 процентов — понятно, что они отдавать не собираются. Сейчас идет, как в городе: то такие киоски давайте, то такие-сякие, то вообще их откуда-то привезем, а потом сказали, что к чертовой матери убрать надо эти киоски, в конце концов у нас пустых площадей в городе полно. Банк до недавнего времени было проще открыть, чем киоск. Я думаю, что к созданию этих компаний причастны и банки в том числе. Недобросовестные.
При этом государство, как бы неся ответственность за то, что касается банковской деятельности, не может нести ответственность за деятельность этих так называемых финансовых компаний, потому что они занимаются деятельностью, которой нет даже в их уставах.
Я считаю, что в любом случае трастовые компании нужны — управлять деньгами кто-то должен. Банки не могут охватить весь этот сектор. Но я думаю, что трастовые компании должны управлять деньгами юридических лиц, а не частных вкладчиков. Пулы оплачиваются через банки частными вкладчиками, но дальше трастовые компании должны работать непосредственно с обслуживанием денег юридических лиц. Могут быть и частные вкладчики, но только без элемента наличных денег. В любом случае оплата должна проходить через банки, а не напрямую.
Сама по себе неорганизованная работа с наличными деньгами подразумевает, что за этими деньгами нет контроля. Возвращаясь к многострадальной компании "МММ": у нее за полгода получилось 7000% процентов. Может быть, это know-how, может быть, коммерческая тайна. Ничего не имею против. Но хоть вкладчикам-то своим объясните. Как же вы выпустили акции, которых зарегистрировано миллион штук по тысяче рублей, а у вас в наличии оказалось денег триллион с лишним. Откуда? За счет чего? Какая разница в цене? Сколько вы продали акций? Вы обязаны всю эту информацию предоставить. Мы каждый год публикуем свой баланс. Каждый месяц мы сдаем свой баланс. Вы тоже сдавайте, тогда это будет честно. По крайней мере, ваши вкладчики должны четко знать, что у вас творится. Боровой защищал "Тибет". На следующий день в газете читаю, что владелец какой-то другой компании, он же единственный владелец "Тибета", просто смылся. Его разыскивает полиция.
Я думаю, что мы много чего еще узнаем и о банках. Я вам скажу, что этот год на межбанковском бизнесе принесет убытков где-то в районе 5-6 млрд рублей от невозвратов.
Ъ: Банку "Столичный"?
А. С.: Да. Но другие банки будут недосчитываться еще больших денег — я не желаю коллегам зла, но, к сожалению, это так. Нужно очень аккуратно подходить к банкам, особенно к вновь созданным банкам, которые стремятся сразу решать звездные программы, межпланетные расчеты, векселями покрыть всю планету. Особенно это касается банков, которые располагаются за пределами Москвы, но активные операции проводят на территории Москвы. Когда материнская компания — банк — зарегистрирована вне пределов Москвы и насчитывает два с половиной человека, но при этом в Москве развернута гигантская кампания.
Большая политика, большая экономика и большая конкуренция
Ъ: В последнее время "денежные" власти активно пытаются регулировать деятельность субъектов финансового рынка. Как Вы в целом оцениваете этот градиент государственного участия в проблемах банков? Как на это реагируют банки старые и банки новые?
А. С.: Отношение лично мое таково. Конечно, перво-наперво регулирование всегда вызывает какую-то изжогу — "а вот опять государство регулирует!". Но банковский сектор — это именно такая структура, которая так или иначе пересекается с общегосударственными, национальными проблемами, и поэтому не контролировать банки — это нереально. Контролировать надо, и мы всегда выступали (и не только "пожилые" банки) за усиление банковского контроля. А тот контроль, который сейчас существует в Центральном банке, в силу ряда причин не на высшем уровне. Хотелось бы, чтобы он был ужесточен. Почему? Потому что, если я работаю с банком, я не должен сомневаться в достоверности его документации, я не должен сомневаться, что это вообще банк. И если ЦБ выдал лицензию, он должен, естественно, отвечать за свои действия. Инструменты контроля должны быть разными. Начиная от элементарного контроля по бухгалтерским материалам до обязательных аудиторских проверок фирмами, которые тоже имеют лицензию ЦБ, и желательно, чтобы это были фирмы достаточно известные.
Потому что у нас как? Не успели лицензию получить, тут же выскакивают на Запад — мы самые лучшие, самые умные, самые красивые — давайте нам все. А что за тобой? Да ровным счетом ничего. Отсюда и дискредитация российской банковской системы как таковой.
Мы всегда выступали сторонниками того, чтобы уставный капитал равнялся как минимум 5 млн ЭКЮ. И это нормально. Это международная практика.
Более того, на Западе даже существует такой норматив, как рост актива банка. То есть на каждый год активы ограничиваются. Это делается для того, чтобы банк динамично рос, но и подтягивал свои "хвосты" — резервы, материальную базу, технологию, кадровые ресурсы. Это принципиально важно.
Потом, конечно, должны быть четко определены ограничения по деятельности, связанной с привлечением вкладов населения. Как известно из мировой практики, банк, который только что зарегистрировался, не может привлекать средства частных вкладчиков в течение определенного срока (от трех до пяти лет). Я думаю, что на право работать с частными лицами нужно также получать отдельные лицензии. Тогда государство может — ну не то что спать спокойно, но... А что касается создания страхового фонда по депозитам, то это совершено нормальные вещи, о которых мы не только говорим, но и "долбим" о том, что такой страховой фонд должен быть. И держать его должен ЦБ России. К примеру, я начал кредитовать кондиционеры, а они взяли и не пошли. Платежеспособность населения плохая. Или проект непригоден к российским условиям. Бывает все. Масса прибамбасов. И вот этот страховой фонд, я думаю, и призван решать эти вопросы, потому что люди страдать не должны.
Контроль должен быть. У нас же сейчас каждый назначает цену как угодно. Вот и в банковском секторе: один пишет 1 процент, другой пишет 20, 100, а тот вообще бесплатно. Нужно регулировать. Я буквально недавно прочитал объявление: один не местный банк, но имеющий здесь большие филиалы, вдруг решил, что он будет работать в выходные дни. Хотя были неоднократные обращения банковского сообщества в ЦБ о том, что должны быть единые выходные. Во всем мире так — есть так называемые банковские дни. По этим дням банки работают до определенного часа. В выходные дни — Боже упаси и сохрани. Единые тарифы должны быть с отклонением на ноль целых ноль десятых. Единое время, количество дней или часов на переводы. Это тоже требует не столько законодательной, сколько нормативной базы. Соревнование банков может быть только за счет улучшения качества обслуживания клиентов.
Ъ: Вопрос, который, может быть, касается не только банковской деятельности. Многим понятно, что банки тащат на себе значительный кусок экономики, и все-таки многие из бизнесменов, в том числе и банкиры, в последнее время активно выдвигаются в политику. Считаете ли Вы совместимыми эти два рода деятельности? Должны ли банкиры заниматься политикой, в какой мере и как?
А. С.: Власть это деньги, а деньги это власть.
Ъ: Если говорить формально.
А. С.: У меня сложное мнение. Можно брать известные примеры — Кадыров в политику пошел и банк потерял, Боровой тоже пошел в политику — и потерял биржу. Кадыров, если мы вспомним, он весь банк поставил для того, чтобы стать президентом. В итоге мы видим, что там происходит. То же самое и с Боровым. Тут масса примеров, когда люди уходят в политику, начинают свои фирмы, банки подтягивать к этому процессу, достаточно разорительному, дорогому — даже в нашей стране на сегодняшний день это дорого стоит.
Если же брать сейчас "Национальный кредит", то, я думаю, что здесь ситуация хитрее. Тут уже, по-моему, попытка за счет политических возможностей работать на банк. То есть не банк на политику, а политика на банк. Если идти по схеме Бойко, то, я думаю, тут есть какая-то перспектива.
А что касается нашего банка, я не знаю, почему последнее время нам приписывают, что мы занимаемся политикой. Это же не так. Мы политикой не занимаемся, хотя и не стоим в стороне — нам не безразлично, какие решения кто и где будет принимать, каким образом в Государственной Думе тот или иной вопрос преподносится, кто готовит материалы, кто для Совета Министров что-то делает, для администрации президента. Поэтому я никогда не отказываюсь от любой комиссии, в которой мне предлагают участвовать. Мы принимаем какое-то участие в разработках как законодательных, так и политических концепций. У нас для этого есть подразделения, возможности и, самое главное, желание. Но чтобы конкретно, материально поддерживать — нет. В нашем балансе расходов на политику ноль целых и, извините, ноль десятых. Если это коммерческий проект, то ради Бога, мне все равно — демократ, анархист... Если эта коммерция дает людям что-то лучшее, то давайте, делайте. Пусть будут коммунисты, эсеры, правые, левые, соколы, ястребы. Никаких цветов.
Точно так же мы единожды приняли для себя решение по средствам массовой информации, я считаю, очень разумное и правильное. Те обязательства, которые мы брали, допустим, перед телевидением, перед газетами, мы выполнили, наше взаимодействие исчерпано. Вот мы и освободились. Потом я считаю, что в средствах массовой информации изначально были амбиции отдельных личностей, главных редакторов и т. д., а потом уже бизнес. Так вот я в таких изданиях не участвую, потому что меня интересует прежде всего бизнес, а все остальное приложится.
Ъ: Недавно было сообщение о том, что комиссия по платежам хотела подготовить указ президента о переводе всех средств муниципальных бюджетов на счета в теруправления ЦБ. Мы знаем, что банки, занимающие видное место в банковском сообществе, действительно работают сейчас с деньгами московского бюджета. То есть здесь сталкиваются два пути: по одному из них пошли коммерческие банки, а другой предлагается в государственных кругах. Каково Ваше отношение к этому процессу? Нужны банку бюджетные деньги и в какой степени, или это просто лишняя головная боль? Из каких соображений банки за это берутся, какие несут потери или получают прибыли?
А. С.: Первая — общеполитическая задача. Это возможность максимально использовать поступления в бюджет. Чем быстрее и эффективнее мы будем работать с бюджетными деньгами, тем вероятнее можно будет говорить о снижении муниципальных налогов. Правильно? Если в прошлом году московский бюджет пришел с балансом плюс 5%, то мы посмотрим, сколько в этом году. Если он придет плюс 30%, мы сможем уже говорить: уважаемый Юрий Михайлович, Городская Дума, а не пора ли нам подумать о снижении каких-либо тарифов, каких-либо налогов именно для московской промышленности, именно для московского бизнеса, чтобы привлечь сюда еще больше. Если, допустим, у нас будет общая ставка обложения 30%, а за кольцевой дорогой 50% то, я думаю, что сюда денег побежит больше. Согласитесь. Поэтому это задача общеполитического плана.
А что касается отдельно взятого гражданина и банка, то, во-первых, это престиж. Это говорит о том, что государство тебе доверяет. Банку в данном случае. Во-вторых, бюджетные деньги они не то чтобы очень дешевые, но они дешевле — 18% от ставки ЦБ.
Сначала нам было тяжело, так же как и всем уполномоченным банкам, но сейчас удается создавать длинные деньги и уже кредитовать отрасли и играть на межбанковском и валютном рынках. Москва в этом плане унавожена деньгами.
А задача одна, чтобы деньги побежали побыстрее. Чем быстрее будут бегать, тем лучше. Конечно, тут есть элементы инфляционного характера. Бюджетные деньги вроде бы находились в ЦБ. Они как бы не участвовали в обороте.
Ъ: Хотелось бы уточнить вот что. Когда ЦБ обслуживает федеральный бюджет, он попадает между молотом и наковальней: у бюджета есть социальные программы, федеральные программы, денег не хватает, а банк кредитует. А принцип коммерческого банка, который Вы сформулировали в начале нашей беседы, — кредитовать заведомо выгодные проекты после анализа технико-экономического обоснования. И при работе с деньгами московского бюджета (хотя это немножко проще, потому что бюджет получше, чем федеральный) банк не может взвалить на себя какие-то программы муниципальные, долгосрочные, не дающие какой-то коммерческой отдачи. Удается ли находить взаимопонимание с московскими властями, достигать компромисса? То есть взять бюджетные деньги, работать с ними, но тем не менее давать какие-то кредиты?
А. С.: Ой, приходится достигать. И достигать в том числе за счет собственной прибыли, и кредитовать программы, на которые никогда денег не хватает. Это образование, медицина. Много денег требуется для правоохранительных органов. Хотя правительство, в данном случае московское, дает для них много, но опять-таки не хватает. Есть гарнизон, есть расчетная численность, сколько нужно для того, чтобы в городе было поспокойнее. Не спокойно, а хотя бы поспокойнее. Естественно, что этих денег не хватает никогда.
С банками мэр солидарен в том, что Москва должна быть финансовым центром России. Я думаю, что Москва будет развиваться дальше. Идеальный вариант — когда произойдет слияние Москвы с областью. Это давно уже напрашивается. Но этот процесс, к сожалению, нельзя подталкивать. Они должны сами дойти. Я думаю, что подмосковные земли, которые стоят на сегодняшний день уже тысячи долларов за сотку, наверное, выгоднее продать под коттедж, чем сеять там морковку или капусту. За такие деньги можно привезти откуда хочешь. И привозят. Что, в Москве совсем уж так хреново? Просто плохое очень быстро забываем. Очень быстро. Хорошее помнится, конечно, дольше. А ведь талоны совсем недавно были и на водку и на сахар, и были очереди за мукой, и табачные бунты были. Все было. А посмотрите, что сейчас. Да и город по-другому стал смотреться. Какая-то жизнь появилась...
Поэтому если брать банки, то мы и тротуары перекладываем, и фонари куем, и что-то красим, мажем, чтобы красиво сегодня было. Уже сейчас. Посмотрите, сколько кругом строек. Стройки, стройки, стройки. В любой двор войди — везде стройка. Караул какой-то. Бум строительный.
Есть ли повод для оптимизма?
Ъ: Недавно в одной из газет было опубликовано интервью с американским физиком Теллером. Там походя ему задали вопрос: "Кто такой пессимист и кто такой оптимист?" Он дал такое определение пессимисту: это человек, который всегда прав, но не испытывает удовольствия от того, что он всегда прав. А оптимист — это человек, который верит в то, что мир можно переделать, и для этого он работает. Понятно, что на пути банка было много разочарований, многое заранее предсказывалось специалистами банка. Вы оптимист или пессимист? Как Вы вообще смотрите на экономику и политику России? Окажутся правы оптимисты или пессимисты?
А. С.: Да, есть глобальные вопросы. Началась гонка повышения цен, железнодорожных тарифов, электроэнергия подорожала, каждый по-своему еще "накрутил". Поэтому, когда встает вопрос о государственном регулировании цен, я считаю, что цены регулировать надо. Я считаю, что все нормально. В пятилетках было тоже что-то такое разумное заложено. Можно сказать, что банк на сегодняшний день тоже плановое хозяйство ведет. По крайней мере мы к нему очень активно приближаемся. Потому что эти скачки мы должны прогнозировать и планировать соответственно собственным планам, соответственно исполнению бюджета банка, исполнению каждым подразделением банка своих планов по зарабатыванию денег. Без планирования своих доходов нельзя.
Вот у нас сейчас говорят, что Госплан возрождают. Черт его знает. Конечно, иголки планировать вроде не надо, но основное — да. Регулировать цены на основные виды деятельности надо. Надо посмотреть, что там вообще творится, почему железнодорожные тарифы подскочили. Они что, новую дорогу построили? Или мосты начали резко перекладывать, или дорогу с одного размера на другой переложили? И то же самое в энергетике. Почему у них цены возросли? Что, Днепр встал или вода стала дороже? Или турбин кругом понастроили, или капитальный ремонт? Я не понимаю. Думаю, что многим непонятно, почему цены растут на ровном месте. Особенно в тех отраслях, которые давно нами оплачены. За счет налогов, за счет недополучения заработной платы и т. д. Давно оплачены.
Поэтому государство должно жестко регулировать ценообразование на электроэнергию. А отсюда рассматривать каждый отдельный продукт и его себестоимость. Может быть, и нужны элементы возврата к комитету по ценам.
Немножко отойдем назад. С чего покатилась инфляция? Я считаю, что надо сказать "спасибо" шахтерам. Вспомните, кому тарифы повысили? Бешеные тогда деньги платили? Когда средняя зарплата была 200, они получали 1200. А за ними снежный ком покатился. Так что они могут себя и поздравить.
Шахтерам просто было — "Дай денег!". А нам что делать? Тоже по домам расходиться? Забастовку белых воротничков организовать? С нас налоги три шкуры дерут. За каждый рубль выплаченной заработной платы мы платим пять рублей. При этом не оставаясь в стороне от создания материальных ценностей.
Я понимаю одно: когда человек заинтересован в труде — он будет работать. Лишь бы ему платили деньги, чтобы он нормально себя чувствовал.
Да, сейчас много ввозится, но это временное решение проблемы наполнения рынка товарами. Более дешевое решение. Потому что для этого созреть надо. И вот торговец обувью решил — а что я, собственно, ввожу? Куплю-ка я фабрику и буду здесь выпускать не хуже, чем там. Но сейчас дело не в том, что человек не хочет. Ему сначала себе нужно купить квартиру, машину, желательно дачу, потом три машины, потом другую марку и т. д. А потом, когда уже все есть, просто скучно становится, и народ бросается в бизнес. И ведь производят, и делают.
Сегодня говорят, что государство не управляется. Да управляется оно! Можно, конечно, занять страусиную позицию. Голову в песок — и хрен с ним, что там творится. Бейте по заднице, только голову не отшибите. Но сколько можно прятаться?
На сегодняшний день, я считаю, в правительстве достаточно умных профессионалов. Пора непрофессионализма, революционных наскоков, мне кажется, закончилась, и люди должны оценивать профессиональные качества. Поэтому я в данном случае оптимист.
Никита Ъ-Кириченко