премьера / классика
В воскресенье в Национальном доме органной и камерной музыки состоялся заключительный концерт XIX Международного фестиваля "Киев Музик Фест", многозначительно названный "Украинским реквиемом". Предполагалось, что будут исполнены премьеры реквиемов Игоря Щербакова и Александра Козаренко, но первого из заявленных скорбных произведений публика, а с ней и АЛИСА ГАРШ, так и не услышала.
С обозначенным в программе "Реквиемом" Игоря Щербакова что-то не заладилось, и Ансамбль классической музыки им. Лятошинского представил вместо него два других опуса композитора: оркестр исполнил камерную симфонию "Warum" для струнных, а хор и органистка Ирина Харечко — "Деревья, покрытые снегом" на стихи Николая Воробьева.
Первое сочинение уже исполнялось и даже было записано ансамблем "Киевская камерата", однако, в отличие от его художественного руководителя Валерия Матюхина, дирижер "лятошинцев" Игорь Андриевский выстроил музыку акустически более бережно, сбалансировав оттенки многослойных тихих созвучий, отчего они стали зыбкими, словно воспоминания о далеких воспоминаниях. Впрочем, бережность эта пагубно сказалась на общем впечатлении от произведения: музыка двигалась едва скрепленными друг с другом автономными фразами, чего вовсе не должно было случиться со стройной композицией как первой, рассудительной части симфонии, так и второй — тепло прощающегося с чем-то дорогим "Печального вальса".
А вот хор с органом в трехчастном сочинении на стихи Николая Воробьева, внимая взмахам дирижерской палочки господина Андриевского, воздвиг замечательный акустический эквивалент заложенного в тексте визуального образа. "Деревья, покрытые снегом" сложились в возвышающий и внушающий стойкость строй леса и света из холодных и высоких тембров органа, монолита тридцатиголосого хора, быстрого подъема волнения и мягкого успокоения с сохранением вертикали рисунка произведения.
Совсем другим был монументальный "Украинский реквием" (11 частей исполняются без перерыва и звучат около 40 минут), который Александр Козаренко посвятил всем "жертвам репрессий, депортаций и голодоморов", а конферансье Национального дома органной и камерной музыки объявила тоном, достойным работниц справочной службы вокзала. За мрачной частью реквиема следовала странная, за ней — безысходная, неразрешимая и так далее. Причем эти эпитеты касаются не только эмоционального содержания и звукового строя этой композиции. Странен, например, замысел свести темы половины частей к остовам из четырех звуков (так делали Бах, Шуман, Шостакович и Карабиц). И добро бы композитор Козаренко воспользовался приемом мудро или хотя бы изобретательно, но фугато на крестообразную тему оказалось хилым и вульгарным — а это для автора, метящего на пост председателя (или сопредседателя) Национального союза композиторов, трудно не расценить как признак безнадежности.
Мрачна и очевидность соответствия механики новоявленного опуса нехитрому патриотичному соцзаказу. Реквием Александра Козаренко, сочиненный целиком по "евростандарту" (выбор и порядок частей, а также состав исполнителей — симфонический оркестр с арфой и ударными, хор, квартет певцов-солистов и орган), приобрел национальный колорит посредством инструментария столь грубого, что результат не делал честь ни европейской матрице, ни украинской музыке. Внедрив в оркестр уникально звучащие цимбалы, флояру, тылынку и даже почти каноническую трембиту, которая, устрашающе выдвигаясь, завывала и стонала во второй части заупокойной мессы, композитор вынужден был воспользоваться ладами и строями, присущими этим инструментам. А заодно и свойственными славянскому фольклору думными заплачками, которыми цимбалы оглашали каждую часть сочинения. Не поспособствовало музыкальному переводу жанра с "их" на "нашу" ментальность и украиноязычное продолжение молитвенных стихов, начатых на канонической латыни.
Ошибки, допущенные на стадии проектирования произведения, композитору не удалось замаскировать — не помогли ни красивый канон у солистов и флояры, уходящий к божественному сиянию недосягаемой звезды, ни безукоризненная работа музыкантов (отдельных аплодисментов заслуживает бас Олег Чернощеков).
По окончании этой целиком конъюнктурной вещи 200 слушателей разделились примерно поровну — на тех, кто рукоплескал композитору стоя, и тех, кто, сдержанно поздравив автора с премьерой, поспешил уйти — вместе, кстати, с музыкантами, торопящимися разобрать и увезти на места все не свойственные органному дому инструменты.