7 октября исполнилось два года со дня убийства Анны Политковской, а в конце месяца начнется суд над обвиняемыми в организации этого преступления. Сын убитой журналистки Илья Политковский рассказал специальному корреспонденту ИД "Коммерсантъ" Михаилу Зыгарю, чего он ждет от суда.
2 октября следственный комитет при прокуратуре РФ направил дело об убийстве Анны Политковской в суд. На скамье подсудимых не будет ни заказчиков, ни исполнителей, по делу проходят бывший сотрудник РУБОПа Сергей Хаджикурбанов, которого обвинение считает одним из организаторов убийства, и братья Ибрагим и Джабраил Махмудовы, считающиеся соучастниками. Непосредственным убийцей, по версии следствия, является третий брат Рустам Махмудов, который сейчас находится в розыске. Отдельно по делу проходит подполковник ФСБ РФ Павел Рягузов. Следствие считает его членом той же преступной группировки, однако заявляет, что доказательств его причастности к убийству Политковской нет. Заказчики убийства не установлены. 15 октября в Московском окружном военном суде начнутся предварительные слушания по делу.
"Многие люди, которые в деле есть, имели отношение к убийству моей мамы"
— По мнению семьи, люди, которые предстали перед судом, действительно причастны к убийству?
— Изучив дело, могу сказать, что, по мнению следствия, многие люди, которые в деле есть, имели отношение к убийству моей мамы. Степень их вины, осведомленности и роли суд докажет или не докажет. Но с моральной точки зрения мне понятно, что эта группа — я имею в виду не только тех, кто предстал перед судом, а вообще группу людей, которая изучалась следствием,— в составе большой группировки занималась преступлениями в разных странах СНГ.
— Кто-то из них в чем-то признался?
— Нет, они ни в чем не признаются. Причина проста: пока не будет команды от их взрослых родственников или главаря, братья Махмудовы говорить не будут. Они по своим законам не могут это сделать. Это очень важный момент. Существует один человек, который не присутствует в суде,— Гайтукаев (Лом-Али Гайтукаев, один из лидеров лазанской ОПГ, осужден в феврале 2007 года на 15 лет за организацию покушения на убийство украинского бизнесмена Геннадия Корбана.— "Власть"). Он приходится родным дядей трем братьям. И он в принципе является человеком, который мог бы дать им команду что-то говорить. Но по какой-то причине он решил этого не делать.
— Что в материалах дела убедило тебя, что это именно те люди?
— 45 томов — это огромное количество информации. Огромное количество допросов, свидетельских показаний, которые во многом совпадают, выемок и материалов, которые забирали у одного, другого, третьего, четвертого, пятого. Заметно большое количество общих знакомых. То есть очевидно, что это устойчивая группа.
— Они засветились на камерах видеонаблюдения?
— Да.
— Помимо камер наружного наблюдения что еще доказывает...
— Давай будем говорить "убедило", а не "доказало". Доказательства нужны для суда. Когда была найдена машина, я прочитал, какие были проведены экспертизы. Очевидно, что эти два брата ездили на этой машине. То, что "четверка" приезжала на Лесную все дни слежки и в день убийства, видно даже из уже опубликованных материалов. Еще мне показались убедительными все их переговоры...
— Расшифровки?
— Нет, не расшифровки, а детализация связи — кто когда кому звонил. Хочу еще раз подчеркнуть, что это мое личное мнение. Но в целом я должен сказать, что дело моей мамы не раскрыто и в суд не идет. Есть такое общее мнение, которое я встречал в СМИ, что все, раскрытое дело идет в суд...
— Об этом недавно сказал глава следственного комитета Александр Бастрыкин.
— Это не так. Нынешний суд — это только маленькая часть, маленькая основа для будущего расследования. В нем нет заказчиков, нет киллера, нет других организаторов, посредников и так далее. Нужно еще работать и работать.
"Утечек было очень много, непонятно зачем сделанных"
— А какова роль Гайтукаева в этом деле?
— Это очень важный момент. Существуют предположения, и "Новая газета" об этом уже писала, что братья Махмудовы и Гайтукаев являлись агентами того самого Рягузова. Кстати, во время суда над ним — совсем по другому делу — Гайтукаев сам говорил, что он агент ФСБ.
Есть еще данные нашего расследования, это не то, что содержится в деле. В группе существовала явная связь между агентами и их наставниками из спецслужб, в первую очередь с Рягузовым, роль которого следствию еще предстоит определить. Для меня очевидно, что Рягузов с ними был связан и по своей работе, и по другим делам. Они совместно участвовали в других слежках и в других, скажем так, "деяниях неблаговидного характера".
— Почему получилось, что сам Рягузов не в деле, а как бы около него?
— По официальной версии, его вина в этом деле не доказана. С чем это связано на самом деле, мне сложно судить. Они все друг друга хорошо знали и очень тесно общались. Можно, конечно, предположить, что именно в этом деле он не участвовал. Мне это, правда, кажется маловероятным. Могу сказать, что за все время расследования мы замечали противодействие со стороны спецслужб, конкретно ФСБ, в получении информации. Очень важно уточнить, что не то чтобы ФСБ разрушала дело, нет, просто отдельные сотрудники отказывались сотрудничать по некоторым моментам ввиду личных интересов. Возможно, эти люди связаны и с другими делами, которые нельзя светить в деле моей мамы. Уже известно, что за Гайтукаевым велась прослушка. На момент преступления он уже находился в тюрьме по другому делу. Но за ним прослушка шла и до этого, и после. Но она якобы куда-то пропала.
— Помимо Гайтукаева и Рягузова сначала в деле было еще много людей, а потом их отпустили. Что произошло?
— На мой взгляд, аресты по делу начались явно преждевременно. Это произошло потому, что начались утечки в СМИ. Это даже не утечки, это некие сообщения кому-то, посылаемые через СМИ. Именно по этой причине было произведено много дополнительных арестов.
"Я бы очень хотел, чтобы суд был открытым"
— Суд будет военным. Означает ли это, что все слушания будут закрытыми?
— Будет ли этот суд открытым, закрытым частично или полностью, зависит от судьи. Судья имеет право рассекретить материалы дела, если посчитает, что это возможно. Я бы очень хотел, чтобы он был открытым.
— Засекреченные части дела связаны с тем, что Рягузов являлся сотрудником ФСБ?
— Закрытые части связаны с информацией, полученной из закрытых источников: справки, ориентировки и экспертизы ФСБ. К этой информации даже я как потерпевший доступа не имел.
— Насколько полно ты изучил дело?
— Я читаю только содержательные части дела. Если эти допросы, очные ставки, свидетельские показания изучать детально, то это занятие не для слабонервных. Я это все прочитать не смог. Говоря, что прочел дело, я имею в виду, что прочел практически все допросы, но это не означает, что я читал детали экспертиз. Больше выводы.
— У тебя есть претензии к следствию? Или сделали все, что могли?
— Я сейчас подумаю... Мне лично непонятно, почему из дела выведен подполковник ФСБ Рягузов. И почему он сейчас осуждается по другому делу, а не по двум делам сразу. Может быть, с юридической точки зрения это правильно, но лично я этого не понимаю. По моему мнению, Рягузов был постоянным членом той самой группы. В материалах дела Рягузов упоминается очень много раз.
"Вторая слежка велась профессионалами, которые состоят в штате МВД или ФСБ"
— Проходила информация о том, что некоторое время перед убийством за Анной Политковской якобы следили. Я имею в виду не киллеров.
— Да. И кто это делал — важный вопрос, на который следствию нужно найти ответ. По нашим данным, все указывает на то, что следили сотрудники ФСБ, МВД. Слежка началась задолго до ее убийства.
— Когда она была снята?
— Вторая слежка предположительно была снята в день убийства. Здесь вопросов больше, чем ответов. Ясно, что было две слежки. Одна — которую вели убийцы, а вторая велась профессионалами, которые состоят в штате МВД или ФСБ.
— Официальные структуры факт этой слежки не подтверждают?
— Официального подтверждения нет, но есть неофициальные. За последние полгода перед убийством маму несколько раз "пробивали", то есть запрашивали информацию из базы данных, которая используется спецслужбами и МВД совместно. Каждый такой запрос документируется, просто так туда залезть нельзя, человек должен ввести пароль, фамилию и так далее. И за последние полгода было очень много таких запросов. Мы предполагаем, что за мамой следили по какой-то другой причине. И когда эта слежка была снята — большая загадка.
— Из материалов, которые она готовила, ничего не пропало?
— Я, кстати, никому еще об этом не говорил. В тот момент, когда мне сказали, что нужно идти на обыск, мне, при том что в ту секунду я почти ничего не соображал, пришла в голову мысль, что я первым должен получить доступ к маминому компьютеру. Я сказал своему другу: "Срочно сходи за дисками". И когда я первым зашел в квартиру, скопировал все, что было написано на компьютере за последний год. И все эти материалы были опубликованы. Так что я на 100% уверен, что ничего не пропало, я все лично скопировал.
"Ну наконец-то, я прямо ждал, как же без него, где же Березовский?"
— А что ты думаешь по поводу заказчиков?
— Очень плохо, что заказчиков нет в суде.
— Их нет, потому что их не искали?
— Нет, их искали. Было очень много версий — не одна и не две, их, по-моему, больше десяти. А потом сузилось до шести. Хоть в них фигурирует много фамилий, в том числе и Березовского, любимого обвиняемого российских силовых органов. Когда появилась линия Березовского, я прямо так и сказал: "Ну наконец-то, я прямо ждал, как же без него, где же Березовский?" Но в целом по поводу заказчиков пока что говорить рано. Есть несколько направлений, скорее всего, это группа заказчиков, а не кто-то один. Это могут быть люди из Чечни, могут быть люди из-за рубежа, как говорил Довгий.
— В списке возможных заказчиков, который разрабатывался следствием, есть Рамзан Кадыров?
— Конечно, есть. Эта версия, как и Березовский, была автоматически включена в дело, настолько она очевидна.
— С одинаковой ли тщательностью, по твоему мнению, прорабатывались все версии, или версия, скажем, Кадырова изучалась менее внимательно, чем, скажем, Березовского?
— Все, что я знаю об этих версиях, я знаю только из СМИ, так как дело о заказчиках выделено в отдельное производство и я его не видел. Среди автоматических версий, которые включили с самого начала расследования, помимо прочих был Березовский, Кадыров и, конечно же, бытовой мотив. Эта версия также была тщательно проработана, так как следователи не имеют права ее проигнорировать.
— Ты тоже был под подозрением?
— Конечно. Допросы по поводу бытового мотива пережили мы все: и я, и моя сестра, и мамина сестра... Это было в самом начале расследования. И, судя по тому, что эти допросы не продолжились, эта версия, наверное, оказалась несостоятельной.
"Для меня эта фраза в том же ряду, что и "она утонула""
— Что касается общественно-политической деятельности, которую ты ведешь. Зачем она?
— Я считаю, что то, что я делаю — выступления, пресс-конференции, интервью,— позволяет сохранять внимание мировой общественности к маминому делу. Хуже всего, если та маленькая часть дела, которую сейчас ведет суд, будет воспринята Россией и миром как раскрытие дела. И я буду делать все, чтобы этого не случилось.
— А какие у тебя отношения с политическими партиями? Наверное, многие хотят поучаствовать в этом деле — кто-то помочь, кто-то попиариться?
— Я заметил, что за прошедшие два года очень многие использовали имя моей мамы — некоторые искренне, некоторые неискренне, бог им судья. Я не всегда вижу и понимаю, искренне это или нет. Некоторые в силу того, что это очередной информационный повод, начинают как оглашенные кричать: "Долой режим Путина!", "Кровавая гэбня!" и далее по списку. Одно и то же без изменений по любому поводу. В то же время многие люди, в том числе и политики, прося не упоминать их имена, оказывали мне помощь — и материальную, и моральную, с самого начала договорившись о том, что это помощь конкретно нам, семье, и она никаким образом не должна становиться достоянием общественности. Мне это кажется наиболее ценным.
Со стороны нашей оппозиции иногда звучали намеки на то, что неплохо было бы мне поучаствовать в том или другом мероприятии. Обычно я такие предложения и даже намеки отклонял. У митинга, который прошел 7 октября, на вторую годовщину, была принципиально другая идея. Условием его проведения был запрет на любые политические лозунги. Единственный лозунг — "Требуем открытого суда!", никаких партийных флагов. Мне это было особенно приятно. Это первый митинг, на который я пошел. Мы постарались вспомнить маму как человека, как журналиста, но не как борца против режима или за ту или иную идею. Мне очень импонирует, что в Европе дни памяти и подобные встречи даже митингами не называются. Просто люди приходят, тихо переговариваются, кто-то со свечками, кто-то с фотографиями, и трибуна на таких мероприятиях вообще отсутствует.
— А каково твое личное отношение к знаменитой фразе Путина о том, что "ее смерть принесла больше вреда, чем ее деятельность"?
— Для меня эта фраза в том же ряду, что и "она утонула". Я думаю, что это было сказано без вникания в суть вопроса. Он тогда только прилетел в Германию, и ему пришлось что-то сказать.