Нищие видом

рассматривает Ольга Лузина

Диего Веласкес (1599-1660) в течение 40 лет был придворным живописцем испанского короля Филиппа IV, а музей Прадо вырос из собрания испанского королевского дома, так что неудивительно, что там хранится лучшая в мире коллекция живописи Веласкеса — почти полсотни вещей, или более трети всего наследия, великого мастера. Эрмитажное собрание испанской живописи XVII века, хотя и одно из самых значительных за пределами Испании, именно Веласкесом похвастаться может с трудом. Здесь всего три работы, из них две совсем ранние. "Завтрак" написан в пору учебы у Франсиско Пачеко, в 1617 году. Это картина-бодегон (bodega — трактир по-испански; в широком смысле бодегон означает "натюрморт"), где в персонажах можно увидеть как веселых посетителей кабачка, так и аллегорию трех возрастов человека с соответствующими каждому возрасту натюрмортными символами начала, середины и конца жизненного пути. К периоду учебы относится также небольшой этюдного характера "Мужской портрет в профиль". Только в третьей картине предстает зрелый Веласкес, и то это скромный погрудный портрет министра двора графа-герцога де Оливареса (около 1638). Другими словами, Эрмитажу есть ради чего дружить с Прадо. Конечно, на самые роскошные картины мадридского музея — "Сдачу Бреды", "Менины" или портреты королевской семьи — можно даже не облизываться, их вряд ли когда-нибудь дадут: вещи первого плана не изымают из экспозиции музея, живущего туризмом. И прекрасно. Потому что Веласкес умел превращать в шедевры не только официальные лица, благодаря чему стал главным живописцем Филиппа IV, и никто больше не имел права писать короля, но и лица придворных шутов и карликов, детей и древних философов. Эти последние — "Менипп" и "Эзоп" — и приезжают в рамках проекта "Шедевры музеев мира в Эрмитаже".

Оба полотна Веласкес написал в 1639-1641 годах. Фигуры даны во весь рост (размер холстов около 179 х 94 см), и помимо них в неглубоком пространстве умещается совсем немного деталей. Тут кривенькая скамейка с плоским, словно вырезанным из картона, кувшином, свиток, большая и маленькая книги с пустыми обложкой и страницами; там нечто вроде лежака, деревянный ушат с темным лоскутом кожи и большая книга под мышкой. Сами персонажи закутаны в просторные синее и коричневое одеяния невнятного кроя, с неровными оборванными краями. Поношенные сапоги и ботинки надеты на носки гармошкой, а то и вовсе на босу ногу. На голове одного мятая бесформенная шляпа, другой подпоясан грязно-белой тряпкой. И это знаменитые мыслители и острословы Древней Греции — язвительный баснописец Эзоп и философ-киник, мастер сатиры Менипп? Те самые освобожденные рабы, люди без иллюзий, известные своим ироническим отношением к обществу и закончившие жизнь трагически, личности, овеянные славой самых ярких столетий древней истории (Эзоп жил в VI веке до н. э., Менипп — в III веке до н. э.)? Или это нищие жалкие бродяги, потрепанные судьбой и презираемые обществом? Что означают закрытые книги и пустые страницы? Стремление несчастных босяков к свету мудрости и невозможность его воспринять или презрение мудрецов к духовному убожеству? Что выражает тяжелый взгляд персонажа, названного Эзопом: обреченность и равнодушие или усталость и мудрость? Как понять усмешку будто бы Мениппа, улыбается ли он с беззлобной иронией или недобро ухмыляется сквозь усы и бороду? (Случайно или нет, лицо Гендальфа в экранизации "Властелина колец" напоминает Мениппа; это касается и двойственного впечатления от образа философа.) Наконец, каковы чувства самого Веласкеса, относится он к своим героям с пониманием и уважением или насмехается, награждая громкими прозвищами?

В виртуозной живописи Веласкеса значением наделены не только персонажи полотен, но и композиция. Сравнение с другими произведениями показывает: в официальных портретах художник смотрит на модель сверху вниз и использует высокий горизонт, тем самым создавая ощущение застылости, пассивности, эмоциональной нейтральности; в изображениях придворных шутов и карликов добавляет к этому взгляд модели снизу вверх, отчего они выглядят трагически беспомощными. Здесь же, напротив, Веласкес выбирает ракурс снизу вверх и занижает горизонт, придавая персонажам величие и жизненную силу, достигая впечатления активного жеста и уверенности в себе. Направленный сверху вниз взгляд Мениппа и Эзопа в сочетании с неглубоким пространством картины делает их похожими на статуи в нишах классического здания, монументальные и торжественные. Это древние скептики и нищие юродивые одновременно, так же как Арахна и Афина — пряхи, Марс — грубый вояка и убийца, вакханалия — попойка, а актеры и ученые — шуты и карлики. У Веласкеса мифологический сюжет впервые в испанской живописи прорастает сквозь жанровую сцену, давая начало новой художественной традиции, которая расцветет в последующие века.

Санкт-Петербург, Эрмитаж, с 21 октября по 21 декабря