В Москве в Театре имени Сергея Образцова завершился одноименный V Международный фестиваль кукольных театров (см. Ъ от 7 октября). В последний день театр-студия "Карлссон-хаус" из Петербурга показал спектакль "Ленинградка". Соединение театра кукол с кино оценил РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Название молодой петербургской студии дал ее первый спектакль, поставленный три года назад, — "Мой Карлссон" по мотивам повестей Астрид Линдгрен. "Ленинградка" — второй проект маленького театра, однако беззаботно-игривое название студии в данном случае скорее сбивает с толку, чем настраивает на нужный лад. Новый спектакль, впрочем, тоже сказка, но не современная. Это сказка о ленинградской блокаде.
Если искать истоки замысла "Ленинградки" в недавней истории кукольного театра, то сразу вспоминаешь Резо Габриадзе и его знаменитую "Сталинградскую битву". Во-первых, это был едва ли не единственный убедительный спектакль о войне в кукольном театре, а во-вторых, сочинение господина Габриадзе было тоже своего рода сказкой. Известные исторические события преломлялись в историях не только маленьких людей, но насекомых и неодушевленных предметов, что привносило в спектакль особую, пантеистическую душевность. Главный герой "Ленинградки" — существо для фронтовых хроник тоже неожиданное: домовой.
В спектакле "Карлссон-хауса", поставленном целой режиссерской группой — Алексеем Шишовым, Борисом Константиновым и Денисом Шадриным, кукольный театр соединен с документальным и игровым кино. Поначалу вообще непонятно, при чем тут кукольный театр: зрители долго смотрят на обычный киноэкран, где показывают современный Петербург, одинокую пожилую женщину, которая вспоминает свое детство, ушедшего на фронт отца, жизнь в блокадном городе, — и тут в современный, но черно-белый игровой сюжет деликатно вплетаются кадры военной ленинградской кинохроники.
Собственно говоря, на первый план в буквальном смысле куклы так и не выходят. Экран остается неподвижным, но вот пространство за ним вскоре оживает световыми пятнами и небольшими фигурками (художник-постановщик — Виктор Антонов). Кукольный мир в "Ленинградке" деликатен и потому трогательно уязвим — кино часто перебивает театральное действие, но от этого куклы кажутся еще ценнее. Экран так и не гаснет, но киноизображение словно размывается по центру, оказываясь своеобразной рамой для кукольных сцен. Само по себе соединение кинопроекции и кукол абсолютным новшеством не является, но тщательность, с которой работает "Карлссон-хаус", позволяет записать петербургскую студию в новаторы.
Постепенно проясняется сюжет: ленинградский домовой, превращающийся в дворника, спасает умирающую от голода девочку и идет на фронт, чтобы передать от нее весточку отцу — ведь ни дочь, ни трогательно заботливый волшебный человечек не знают, что солдат уже погиб. Домовой получает обмундирование, прыгает с парашютом, попадает к партизанам и т. д. Однако запоминаются из "Ленинградки" не только важные для связной истории эпизоды (хотя и они хороши), но вроде бы не имеющие к ней непосредственного отношения кукольные этюды. Такие как одинокий маленький трамвай, прорезающий черноту, или крошечные санки, на которых везли умерших от голода и холода, или провалившийся сквозь лед Дороги жизни грузовик, в кузов которого попадает фантастическое лакомство — желтый мандарин. Да и в кинофрагментах есть поистине очаровательные моменты — вроде кисточки, которая рисует на светофоре зеленый сигнал.
И все-таки в упрек спектаклю можно поставить переизбыток кино: его количество не переходит в какое-либо значимое качество, да и игровую часть можно было бы подрезать. Все-таки кино здесь прибавлено к кукольному театру, а не наоборот. Кроме того, мешает назидательность пролога (современная и, судя по повадкам, равнодушная корреспондентка едет к блокаднице за интервью) и финала, где зрителю показывают на экране кадры современных войн. Наивная и прямолинейная публицистика "Ленинградке" ни к чему. Ею совершенно не нужно оправдывать (как это очень часто бывает) огрехи исполнения: их практически нет, жизнь в кукольном "черном кабинете" налажена очень аккуратно, без малейших разрушений иллюзии — что в нашем театре кукол удается очень редко.