Барак из слоновой кости

рекомендует Милена Орлова

Если применить военные аналогии, то Оскар Рабин — это главнокомандующий советским арт-Сопротивлением, его Кутузов, выигравший свое Бородино — знаменитую "бульдозерную выставку" 1974 года, после которой мир узнал о том, что в СССР существуют свободное неподцензурное искусство. Внутри страны Оскар Рабин стал известен еще до того, как вывел вооруженную картинами армию художников на пустырь в Беляеве, где против них выставили пресловутые бульдозеры. Поняв, что шансов пройти строгие худсоветы с честными картинами скудной послевоенной жизни практически нет, художник решился на отчаянный по тем временам шаг. Начиная с 1958 года он стал устраивать по воскресеньям публичные показы и обсуждения прямо у себя дома, в непрезентабельном бараке неподалеку от платформы Лианозово. Так сложился творческий круг, вошедший в историю как Лианозовская группа. И так возникло место, притягивавшее тогдашних ценителей современного искусства, коллекционеров и дипломатов.

Власть быстро распознала в скромном сотруднике комбината декоративно-прикладного искусства идеологического врага — о художнике, не имевшем ни одной официальной выставки, в 1960 году вышел фельетон в "Московском комсомольце". Разгромная статья об "очернителях" Родины, "духовных стилягах" из Лианозова, подпавших под обаяние чуждого буржуазного искусства, называлась "Жрецы помойки номер 8". После бульдозеров травля только усилилась, и 30 лет назад, в 1978-м, художник уехал в Париж. Российское гражданство ему вернули в 1990-м. В этом году ему исполнилось 80.

Юбилейная выставка в Третьяковке, инициированная благотворительным фондом "Ты и искусство",— первая солидная ретроспектива мастера: сто картин и графика. В коллекции Третьяковки всего четыре работы художника, остальные предоставили другие музеи и коллекционеры. Для выставки позаимствовали название мемуаров Оскара Яковлевича "Три жизни", но авторская периодизация жизненных мытарств вряд ли может быть спроецирована на его творчество. В отличие от коллег по нонконформистскому братству, которых бросало то в сюрреализм, то в абстракцию, Оскар Рабин твердо держится раз и навсегда избранного курса. С поправкой на эпоху этот курс можно было бы определить как критический реализм.

Да, в картинах Рабина есть и сезаннистская весомость живописи, и экспрессионистский гротеск, и поп-артовский принцип работы с готовыми артефактами, только вместо американского флага и этикетки супа "Кэмпбелл" он изображал икону и этикетку от "Столичной". Сегодня очевидно — рабинские картины с их почти плакатным использованием советских символов (чего стоит один знаменитый "Паспорт" со всеми данными автора) подготовили почву для соц-артистской иронии. Но сам он всегда делал и делает серьезное искусство, в котором чувствуется ощущение своей миссии — показать правду, какой бы неэстетичной она ни была. Как газета "Правда" с разложенной на ней селедкой в одном из самых знаменитых натюрмортов художника. Или та самая "Помойка номер 8", вызвавшая у автора фельетона "тошноту". Или как убогие бараки — постоянный фон многих произведений Рабина, кажущиеся чуть ли не цитатами из "Последнего кабака у заставы" и прочих передвижнических шедевров.

Оскар Рабин вспоминал, как в неприкаянном сиротском детстве спасался от невзгод в залах Третьяковки, и до сих пор в числе своих кумиров называет Саврасова и Левитана. Он признается, что однажды даже решил дорисовать "Золотую осень", прибавив от себя к левитановскому пейзажу лошадок и домики. Парадокс, но самый знаменитый советский художественный нонконформист Оскар Рабин с вылитыми на него ушатами обвинений в "идеологической чуждости", в сущности, самый третьяковский из своего круга и поколения. Его товарищ по Лианозову поэт Всеволод Некрасов когда-то придумал строчку "Живу-вижу", которая стала творческим руководством и для Оскара Рабина. Но с тем же успехом художник мог бы взять своим девизом и хрестоматийную фразу Павла Третьякова: "Дайте мне хоть лужу грязную, да чтобы в ней правда была, поэзия".

ГТГ на Крымском валу, с 29 октября по 7 декабря