Премьера театр
Центр драматургии и режиссуры выпустил первую премьеру на своей новой сцене на Беговой. Спектакль "Майзингер" по пьесе Германа Грекова, где встречаются персонажи Чехова и Беккета, посмотрела МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Имя самарянина Германа Грекова в Москве известно пока только узкому кругу ценителей современных пьес и завсегдатаям драматургических лабораторий. На последнем фестивале "Новой драмы" была представлена его пьеса "Кастинг", которой заинтересовался театр "Практика". Пока же выпущенный в Центре драматургии и режиссуры "Майзингер" — первая постановка этого автора в столице. Но судить по ней, что за птица этот драматург, довольно сложно, потому что эта пьеса — не лишенная изящества компиляция чужих образов, тем и сюжетов.
Господин Греков не задается вопросом: а что если б чеховские персонажи жили бы в наше время. Он уверен, что они и так всегда среди нас, стоит лишь оглядеться. Кажется, что герои его пьесы перекочевали сюда прямиком из "Чайки", "Дяди Вани" и "Вишневого сада". В начале спектакля они выходят на сцену и представляются, как артисты на кастинге, а уже потом погружаются в предлагаемые, знакомые до боли обстоятельства.
Немолодой и не очень успешный режиссер (Камиль Тукаев) двадцать лет безнадежно влюблен в жену, а потом и вдову своего друга утонченную красавицу-актрису (Елена Одинцова). Но у него есть соперники: не подававший больших надежд однокурсник (Анатолий Хропов) неожиданно стал банкиром, разбогател и взял под опеку одинокую женщину, в то время как его сын (Валентин Степанов), совершенно не похожий на развязного папашу интеллигентный и молчаливый мальчик, имеет виды на ее дочь (Валерия Скороходова) — нахальную оторву, связавшуюся с университетским преподавателем. Кроме того, в пьесе в лучших чеховских традициях есть доктор (Андрей Кирьян), пишущий бездарные пьесы и тоже влюбленный в хозяйку, и горничная (Светлана Михалищева), которая всегда ходит в черном и сохнет по доктору. В общем, здесь есть и пять пудов любви, и другие типично чеховские мотивы. Астровское "из меня мог бы выйти Шопенгауэр" хоть и не звучит впрямую, но читается между строк. Каждый стал не тем, кем хотел, получил не то, чего желал.
Если драматург, хоть и в пародийном ключе, старательно следует чеховским канонам, режиссер Юрий Муравицкий всячески старается уйти от пресловутой "чеховщины". Многословные высокопарные диалоги, которые постоянно ведут между собой герои, актеры проговаривают с отстранением и явно посмеиваются над своими персонажами, которые отрываются от поцелуя, чтобы договорить очередную архиважную мысль.
Но в спектакле есть мир не только дольний, но и горний. На высоком балконе над сценой обитает странный инфернальный мальчик, который носит хозяйке дома телеграммы от некоего Майзингера. Этого таинственного незнакомца герои ждут, как своего Годо, в надежде, что — чем черт не шутит — этот визит распутает узел их взаимоотношений. Но увидеться с Майзингером им не суждено. Трубач в черном плаще спускается на сцену, когда все распрощавшиеся с иллюзиями герои ее уже покинули.
Спектакль оставляет ощущение незаконченности, будто нам показали только первый акт пьесы. Пересказав старую историю о том, что жизнь опять обманула и что помощи свыше ждать тщетно, господин Греков не предложил никакого свежего поворота этой темы. О том, что драматург, похоже, не знал, что делать дальше со своими героями, свидетельствует финал пьесы. Банкир Геннадий, который одновременно выступает чем-то вроде режиссера или скорее продюсера этого спектакля в спектакле, попадает в аварию, и рулить сюжетом становится некому.