Минималистический реализм
Майкл Найман и его ансамбль в Концертном зале им. Чайковского
рассказывает Дмитрий Ренанский
Когда в 1998 году Michael Nyman Band впервые посетил Россию, аншлаги большей частью обеспечили синефилы, пришедшие на музыку из фильмов Питера Гринуэя. Сегодня Наймана слушают как Наймана — вроде бы он вошел в историю музыки и сам по себе. Тридцать с чем-то лет назад он прививал Европе минимализм, затачивая его под местную старосветскую специфику. В те же времена Арво Пярт и Хенрик Миколай Гурецкий успешно мешали тот же минимализм со святой католической простотой и славянской этникой, а Луи Андриссен, наоборот — использовал американские открытия, чтобы погромче сказать про 1968 год.
Минималистом Найман сделался не сразу. Еще в начале 1970-х он пробовал идти дорогой Кейджа, но после нескольких проб оставил это дело — соревноваться в оригинальности с Кейджем было бесполезно, к тому же пришлось бы соревноваться и с многочисленными коллегами-кейджианцами. Вероятно, Найман понимал: если уж вставать с насиженного музыковедческого кресла ради композиторской карьеры, надо подыскать надежную точку опоры. И, едва написав книжку про американский авангард, соблазнился святой троицей Райли--Райх--Гласс и стремительно входившим в моду минимализмом. Те опирались на восточные культуры и рок-музыку, надо было только применить методику американских опытов к правильно найденному материалу.
Британцу логично было оттолкнуться от жанра английского граунда, то есть островной пассакалии — мелодических колец вариаций на риффе остинатного баса. И он оттолкнулся на славу; но удалась Найману и гораздо более сложная затея — внедрить минимализм в коммерческое производство. Сложно это было потому, что на одной технологии много очков не заработать, нужна была идеологическая подложка, точная работа по месту и времени. Американские коллеги начинали в 1960-е, избрав тактику поп-культовой общедоступности; через полтора десятка лет чуткий Найман уловил, как повеяло постмодернизмом, и решил сделать ставку на стеб над классикой.
Нынешняя его гастроль открывается пьесой "In Re Don Giovanni". В 1977 году с этого трехминутного произведения, написанного по мотивам моцартовского "Дон Жуана", начинается история сегодняшнего Майкла Наймана и его ансамбля. Под зацикленные первые шестнадцать тактов "Арии со списком" (где Лепорелло расписывает мужскую силу своего хозяина) бодрые саксофоны, медь, рояль и абразивный струнный квартет с бас-гитарой бодро лишают Моцарта его неприкосновенного статуса. Моцарт как мифоемкий персонаж масскультуры стал любимым композитором Наймана вместе с другой национальной святыней — Генри Перселлом.
В первом отделении концерта собираются играть музыку с предпоследнего диска Наймана. Абсурдистский фарс Гринуэя "Отсчет утопленников" высмеивает моральные табу; этому смеху Найман аккомпанирует с профессиональной невозмутимостью патологоанатома, копаясь в медленной части из Концертной симфонии для скрипки и альта с оркестром. Гринуэй про феминизацию общества — Найман про самого женственного из классицистов. Еще будет саундтрек к гринуэевским "Letters, Riddles and Writs" из коллективного сборника короткометражек "Не Моцарт", выпущенного к 200-летию со дня смерти композитора. О Моцарте-человеке (боялся умереть, боялся деспота-отца, был бизнесменом с крепкой деловой хваткой) Найман размышляет в блестящем римейке "O Isis und Osiris", арии Зарастро из "Волшебной флейты".
Основательность и упорядоченность — это вообще едва ли не главная характеристика музыки Наймана. Он пишет веско и прочно. Вероятно, с Гринуэем, чей творческий словарь начинается со слов "порядок" и "рационализм", он сошелся не в последнюю очередь благодаря этому. Найман по-хорошему тоталитарен, он стремится все заполнить собой и подчинить себе все. Он словно проверяет, на что еще способен его метод. Музыка на открытие скоростной железной дороги. Посвящение чемпионату Европы по футболу. Саундтрек для компьютерной игры Enemy Zero. Это помимо опер, симфоний и балетов с квартетами...
Вряд ли можно усмотреть в такой активности последних лет желание Наймана, чтобы его вспоминали не только в связи с фильмами Гринуэя, но и самого по себе; но даже если и так, композитор этого добился. Ведь в прошлые свои визиты он вряд ли отважился бы дать целое отделение российской премьере только что написанного 45-минутного вокального цикла. "I Sonetti lussuriosi" — восемь сонетов на тексты Пьетро Аретино (1492-1556), точнее, на его стихотворные подписи к эротическим рисункам Джулио Романо. Это самые утонченные образцы поэтической порнографии, в сравнении с которыми Барков может показаться тургеневской барышней. Аретино, кстати, вошел в историю не только как порнограф, но и как первый из крупных европейских писателей, создавших себе имя исключительно благодаря таланту и ловкости.
Найман тоже создал себе имя отнюдь не одним талантом. Еще Стравинский говорил, что плохие композиторы заимствуют, а хорошие крадут. Вот и Майкл Найман ворует откровенно, основательно. И, в отличие от главного героя "Книг Просперо", произносящего реплики за других и теряющего понятие о своем и чужом, отчетливо осознает границу между ними.
Концертный зал им. Чайковского, 1 ноября, 19.00