Дизайнер икон

В Русском музее открылась выставка Михаила Шварцмана — одного из главных российских "антихудожников" ХХ века. Осматривалась АННА МАТВЕЕВА.

       В принципе, не обязательно даже вникать в творчество Михаила Шварцмана, чтобы понять, почему он заслуживает персональной выставки в Русском музее. Можно было бы много спорить о том, каким он был художником, хорошим или плохим, сильным или слабым, новатором или подражателем, — и все равно он заслуживал бы "персоналку" в Русском. Хотя бы потому, что его человеческая судьба, независимо от художественного качества его картин, настолько показательна, что ее-то и надо выставлять в музее. Просто в назидание новым поколениям: смотрите, дети, вот как жили неофициальные художники в Союзе. Так жили, так рисовали, так боролись, так приспосабливались. И уже не так важно, что представляет собой их творчество: сама их жизнь уже стала документом эпохи.
       Михаил Шварцман родился в середине 1920-х в семье московского нэпмана. Вскоре отец был репрессирован, мать выслали в Сибирь, а будущий художник был отделен от родителей и вырос в интернате. Выйдя оттуда, он поступил в Строгановку и стал, как сейчас сказали бы, дизайнером, а по тем временам мастером промграфики. Работал в Художественно-конструкторском бюро легкой промышленности, впоследствии его возглавил, рисовал товарные знаки, логотипы. А параллельно с этим вел другую жизнь: дома после работы писал свои холсты с "иературами", привечал учеников, создал целую школу, без которой московское неофициальное искусство середины ХХ века не было бы таким, каким его сегодня знаем мы.
       Михаил Шварцман, однако, притягателен не только диссидентской биографией. В середине века в России мало было настолько ярких и чистых новаторов. Шварцман вырос из русского авангарда, стал его логическим продолжением — и в то же время был для российского искусства белой вороной. Он никуда не вписывается, его невозможно запихнуть в какие бы то ни было искусствоведческие классификации, иерархии и ячейки. Он похож на кубистов, футуристов, на Леже и Пикассо, а еще — на Малевича, Татлина, но при этом его творчество восходит к иконописи. Да-да, угловатые "иературы" Шварцмана — композиции из простых геометрических форм, образующие некие непонятные механические конструкции — художественные наследники иконописных Спаса, Богородицы и Чуда Георгия о змие. Не зря художник и писал их не на холсте, как принято, а на досках — точно таких, на которых пишут иконы. Сам Михаил Шварцман ни на минуту не сомневался, к какой традиции восходят его странноватые композиции: разумеется, они наследуют религиозному искусству. В его нагроможденных друг на друга квадратах и параллелепипедах чувствуется глубокое знание христианской эстетики и символики. Эти почти что беспредметные композиции — малопонятные "штуковины" не то из дерева, не то из картона — наглядные иллюстрации к трудам отцов Церкви. Художник не случайно придумал для них термин "иературы", то есть изображения священной иерархии: в его вселенной эти кубы и призмы символизируют "служебную лестницу" православного богословия, чьи Силы, Господства и Престолы выглядят примерно так же непостижимо, как и геометрические экзерсисы Михаила Шварцмана.
       Даже сделанные Шварцманом на его официальной работе товарные знаки и эмблемы хорошо вписываются в этот художественно-богословский ряд: если смотреть на них как на часть шварцмановского неисправимого символизма, то эмблемы легпрома выглядят чуть ли не священными символами. Художник, рисуя логотипы для легкой промышленности, определенно исходил из тысячелетней христианской концепции: как и почему одни знаки должны обозначать другие. Это в полной мере приложимо и к его основным картинам, на которых тоже простыми геометрическими формами зашифрованы религиозные смыслы. И там, и там нужно уметь их раскрывать, расшифровывать, читать и понимать. Это непростое искусство — но только тем, кто готов взяться за сложную задачу, оно сможет принести удовольствие.