Игры с пространством

Репертуар Александринского театра пополнился спектаклем режиссера Андрея Могучего по пьесе драматурга Максима Исаева "Садоводы". Побывавший на премьере ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ посчитал этот совместный проект Александринки, Формального театра и Русского инженерного театра АХЕ не авангардом и не экспериментом, а своего рода новой театральной классикой.

       "Садоводов" играют в репетиционном помещении седьмого александринского яруса (для непосвященных: Малая сцена театра. — Ъ), способном за раз вместить чуть больше четырех десятков зрителей. В последний раз Андрей Могучий работал со столь камерным пространством на Малой сцене "Балтийского дома", и на фоне сложносочиненной зрелищности его недавних постановок "Садоводы" смотрятся неожиданно лаконично — в этом спектакле нет ничего, что напоминало бы о визуальной мегаломании опусов Могучего "Между собакой и волком" или "Иванов". Главные смыслы тех "больших" спектаклей, возникали на обломках классических текстов, "взорванных" режиссерским динамитом. Необходимость подрывной деятельности в "Садоводах" отсутствовала начисто: сооснователь театра АХЕ и с недавних пор активно пишущий драматург Максим Исаев создавал свою пьесу прямо на репетициях будущего спектакля. К принципиальному для театра господина Могучего разговору о проблемах человеческой коммуникации и самоидентификации располагает само место действия пьесы господина Исаева, садоводческий интернет-форум. Поначалу на нем ведутся диалоги об удобрениях и подкормке почвы, составившие бы честь Эжену Ионеско и наливающиеся абсурдом. Но очень скоро пользователи переходят на вечные темы жизни, любви и смерти, попутно задаваясь вопросом — такие ли они в жизни, как в виртуальном пространстве? Ближе к концу спектакля выясняется, что разменявший восьмой десяток александринский патриарх Николай Мартон играет роль прикидывающегося взрослым двадцатиоднолетнего юнца, роскошная вамп-дива Ольга Муравицкая оказывается глухонемой женщиной, для которой Интернет является единственным средством общения, бодрячок в расцвете сил Александр Машанов признается, что давно на пенсии.
       В новом спектакле ситуация запутывается тем, что Максим Исаев дал своим героям имена и биографии персонажей "Вишневого сада" и кое-где ссылается на собственные пьесы. Господин Могучий также насыщает сценический текст "Садоводов" ссылками на свои спектакли (расставленные по планшету квадратных сценический подмостков телевизоры явно намекают на сценографию его "ДК Ламанчского") и легендарные постановки прошлого. Наибольшее количество смыслов липнет к фигуре Николая Мартона. Он облачен в тот же черный сюртук, в котором играл в александринском "Петербурге" Могучего. Кстати, точно таким же было облачение ожидавших прихода смерти Мистиков из "Балаганчика" Блока--Мейерхольда — а герой Мартона, напротив, пытается от нее сбежать. Эти театральные аллюзии значат в "Садоводах" то же самое, что и Бах с Брейгелем для "Соляриса" Тарковского. Для Максима Исаева с Андреем Могучим Интернет — мыслящий океан, наполненный мусором мало что значащих слов (отсюда и подчеркнутая бессмыслица садоводческих пикировок) и звуков (саунд-дизайн диджея театра АХЕ Андрея Сизинцева цитирует клише массовой музыкальной культуры), который, как и в фильме Тарковского, провоцирует героев на откровенные лирические монологи. Как и в "Солярисе", из закоулков памяти героев вытаскиваются самые больные моменты их сознания. В эти моменты начинает вибрировать и театральная структура: сквозь маску, абсолютную игровую условность вдруг проступает психологическое наполнение роли.
       Максим Исаев в фирменной стилистике АХЕ наделил предметы нехарактерными для них свойствами: "многоуважаемый шкаф" используется вместо кабинета, пианино превращено в умывальник, из рукомойника цедят чай. Андрей Могучий всласть наигрался с театральным пространством: в самом начале спектакля герои появляются из воздвигнутых в центре зала квадратных подмостков, словно выбираясь из подмостков театральной истории. Маячащие весь спектакль позади сцены железные двери открываются, обнажая кажущуюся бесконечной перспективу живописного зала Александринки — умирая, персонаж Николая Мартона попадает на самые театральные небеса. Все эти приемы по отдельности уже использовались и Могучим, и Исаевым, но в "Садоводах" их совместные усилия смотрятся гармонично и свежо. Уже сегодня очевидно, что этот спектакль — не авангард и не эксперимент, а чистой воды классика театральной современности. Именно поэтому "Садоводам" так комфортно пришлось под крышей академического Александринского театра.