Премьера книга
Издан новый роман Владимира Маканина "Асан". Впервые опубликованный в журнале "Знамя", "Асан" был выдвинут на премию "Большая книга" издательством "Гелеос", но в конце концов вышел в "Эксмо". Рассказывает ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА.
Имена лауреатов "Большой книги" станут известны 25 ноября. Однако "Асан" уже стал предметом кулуарных пересудов: говорят, что премия у именитого автора уже фактически в кармане — это при том, что в голосовании принимает участие более ста человек, так что на самом деле о его исходе можно только гадать. По выходе романа писателя стали попрекать выбранной темой: в Чечне 71-летний автор "Ключарева и Алимушкина", "Лаза", "Андеграунда", букеровский лауреат 1992 года не воевал. И если небольшой недавно экранизированный рассказ "Кавказский пленный" не вызывал нареканий, поскольку речь там шла о взаимоотношениях двух героев, то "Асан" как масштабное батальное полотно заведомо обречен на ревизию военных консультантов. Пока критики указывают на то, что мобильники, которыми частенько пользуются маканинские герои, на самом деле в горах бесполезны. На презентации "Асана" сам автор признался, что знает о чеченской войне столько же, сколько любой обыватель.
Впрочем, неудивительно, если даже с навечно прицепившимися к нему наподобие консервных банок указаниями фактических ошибок роман все равно окажется триумфальным, пусть он и не из тех текстов, что словно даруются свыше и приходят к нам бесконечно загадочными "чистовиками". Помнится, в предыдущем маканинском сборнике был рассказ под названием "Неадекватен", так вот "Асан" — вполне адекватен своему времени. Достаточно познакомиться с его главным героем, майором с толстовской фамилией Жилин. Этот персонаж, обладая смекалкой Василия Теркина и основательностью бравого солдата Швейка, заправляет на войне складом. Бензин, мазут, солярку он может выдать нашим, а может — и не нашим. Персонаж получился узнаваемо амбивалентным — и в этом залог того, что роман будет не только читаться, но и обсуждаться.
Майор Жилин вполне философски относится к своему маленькому царствованию на "гнусной войне", а вырванный клочок власти считает собственным по праву: предыстория с объяснением тоже прилагается. "Складской", "склады" с ударением на последнем слоге — слова в романе одни из самых частых. Еще одно, с каким-то мистическим постоянством возникающее слово — "Асан", имя забытого божества, "все еще мерцающего в бездонной глубине сознания горцев". "Асан хочет денег" — рефрен романа. Ирония в том, что хочет их не только идол, чье имя, возможно, происходит от имени Александра Македонского, но и его тезка Сашик Жилин, которому нужно достроить дом для жены и дочки. Семья появляется лишь в телефонных разговорах майора, однако читатели предыдущего маканинского романа "Испуг" помнят, что чувственная любовь у этого автора может выступать силой, способной противостоять даже политическому безвременью.
Роман довольно быстро набирает авантюрные обороты. Повествование ведется от лица майора, который постоянно прокручивает в голове многоходовые задачки вроде классической, как перевезти волка, козу и капусту. Ведь герою нужно не испортить отношения ни с военным начальством, ни с чеченскими стариками. Ко всему прочему он "подрабатывает за гонорары", спасая пленных солдатиков. А тут еще приезжает для задушевных алкогольных бесед его отец (одна из лучших сцен романа). Ну и, наконец, майору надо сберечь капиталец человечности, чтобы было с чем вернуться к семье: поэтому он, словно с бездомными зверьками, носится с двумя "контузиками", один из которых буквально помешан на ненависти к деньгам. Эта болезненная ненависть — тоже дополнительный игрок в сегодняшнем раскладе. И не учитывать его было бы недальновидно.
За тем, как Жилин "прокачивает" всю эту многоходовку, следишь с настоящим детективным азартом. Маканин мастерски управляет читательскими эмоциями: смешит в сценах с отцом, гневит макабрической историей о похищенной журналистке, выжимает слезу в финале. Однако автору и этого мало: он настаивает еще на одном сравнении, хочет поверить чеченской войной российский мир. Критический взгляд на военную верхушку и равнодушных журналистов, испытывающих зависть к попавшей в плен коллеге, тому подтверждение. Причем писатель корректирует и традиционное в кавказской теме противопоставление естественного человека и человека, зараженного цивилизацией. Чеченская кампания, по Маканину, вполне может поработать аналогией российскому хаосу и насилию, в котором так называемый рынок пытается исполнить дисциплинирующую роль. Но каким бы двужильным ни был главный герой, ему не всегда под силу пронести еще и эту порцию авторского резонерства.