Что бы не говорило руководство Екатеринбургского театра оперы и балета о бережном отношении к традициям, крайностей в этом деле все-таки следует избегать: ретро и вторсырье — это, как говорится, две большие разницы, и дистанция между ними определяется, в основном, качеством продукта.
По изначальному замыслу, «Каменный цветок» должен был бы стать «визитной карточкой» Екатеринбургского театра — в силу уральского происхождения литературного первоисточника. Как Бэтмен символизирует американские ценности, так и придуманная Павлом Бажовым Хозяйка Медной горы — бренд Урала.
Для постановки «визитки» пригласили художественного руководителя «Кремлевского балета» Андрея Петрова. По словам хореографа, он не чурается новаторства: если во всех предыдущих балетных воплощениях сказа Бажова имелся Каменный цветок в качестве реквизита, то Петров решил обойтись без него, выразить метания творца и его стремление к художественному идеалу — посредством танца.
Однако партия Творца — Данилы‑мастера (Михаил Евгенов), лишенного объекта творчества, — получилась вялой. Данила то и дело замирает в скульптурных позах, призванных символизировать муки творчества, пока две дамы, девушка Катерина и сама Хозяйка Медной горы, оспаривают благосклонность инертного мастера: этот любовный треугольник и стал красной нитью спектакля.
Нарушить геометрию и превратить треугольник в квадрат пытается злодей-приказчик Северьян. Это единственный персонаж, заслуживший одобрение и понимание публики: негодяй не появляется на сцене без бутылки. Сергею Кращенко не привыкать к инфернальным ролям, скажем, в «Сотворении мира» он — Враг рода человеческого. Но в «Цветке» этому сильному танцовщику, к сожалению, пришлось не столько танцевать, сколько заниматься пантомимой, иллюстрирующей вред пьянства. Другая заметная партия — Хозяйка Медной горы, однако солистка Елена Грозных способна на большее, развернуться ей не дали.
Злоупотребление жестикуляцией, «живые картины» — далеко не полный перечень недостатков хореографии спектакля. Чтобы «русским духом пахло», Петров обратился к сокровищнице народного танца, заставив балерин в пуантах плясать польку, гопак и даже дробушечки. Попытка пойти по стопам, допустим, Михаила Фокина, имитировать его постановки для «Русских сезонов» в Париже, — у Петрова не получилось, очень уж развесистой клюквой веет от земных поклонов, которые артисты бьют коллективно, попарно и соло. Ради усугубления уральского колорита, постановщик вывел на сцену не одну, а сразу трех Огневушек-поскакушек, но, нарушая законы диалектики, количество в качество не переросло.
Примитивная, за редким исключением, хореография спектакля с ее псевдонародными ухищрениями четверть века назад была бы востребована — ансамблем танца какого-нибудь дворца пионеров; из того же пионерского арсенала взяты трюки, призванные оживить действие — танец с лентами, вертеп (кукольный театр), шумно стреляющий револьвер, — которые только раздражают своей чужеродностью. В прошлое отбрасывает и танец «дружков-старателей», демонстрирующих голые торсы вроде героя культовой скульптуры Шадра «Булыжник — оружие пролетариата» (впрочем, вместо каменюки постановщик снабдил их молотками).
Столь же неожиданно появление драгкамней — Изумруда и Аметиста сотоварищи. Казалось, что танец Кристаллов, придуманный великим Достоевским в «Бесах», так и останется литературной шуткой, однако Андрей Петров смело выводит их на сцену и заставляет сочетать классические па с тайским «танцем ногтей».
Печально наблюдать унижение классического танца, небрежно склеенного с ИБТ (историко-бытовым танцем), пантомимой, цирком, кукольным театром и пионерским задором. Созерцать это эклектичное зрелище просто скучно. Такую «визитку» лучше прятать в бумажнике и никому не показывать.
Кася Попова