выставка современное искусство
В галерее "Цех" выставили живописный проект Николая Белоуса "Тоска по ЧЕловеку" — 17-серийный рассказ о жизни и ратных подвигах Че Гевары, созданный по мотивам канонических фотографий. Как именно решительное отдаление от прообраза в действительности приближает к нему, выясняла ЮЛИЯ БЕНТЯ.
В галерее "Цех" не скрывают тот факт, что Николай Белоус — их любимый художник, самый активный, плодовитый и продаваемый: за последний год с небольшим это его третья выставка. Первой персональной экспозицией была "Охота" — переведенные на холст кадры из охотничьих видеохроник. Этой весной Николай Белоус взялся за фильмы Дзиги Вертова, раскадровав их в серии "Человек с киноаппаратом". С Че Геварой в свежепредставленной экспозиции "Тоска по ЧЕловеку" произошла похожая история: серия, состоящая из 17 крупных холстов, представляет собой набор живописных копий канонических видов команданте, отобранных из газетно-журнальных хроник и байопиков.
Для Николая Белоуса цепочка "реальность--фиксация--воссоздание" превратилась в творческий принцип. Причем "воссоздание", оно же возвращение к первоисточнику,— по существу, тождественно самой реальности. Однако эта многоступенчатость скорее умозрительна и вполне удобоварима в качестве пищи для размышлений о постмодернистских палимпсестах и тотальной вторичности.
В действительности господин Белоус — художник на удивление цельный и даже прямолинейный. И, что немаловажно, абсолютно узнаваемый по почти графической фактуре изображения (разносторонние движения его широкой кисти отчетливо просматриваются даже на миниатюрных репродукциях), ограниченной цветовой гамме (разложенные на черном фоне "защитные" зеленый и коричневый, будоражащий желтый, близкие и поэтому диссонирующие синий и фиолетовый, ликующий розовый) и характерной манере подписывать работы (маленькие белые "гвоздики" букв своей фамилии Белоус выбивает на верхнем и нижнем краю полотна).
Все это присутствует и в проекте "Тоска по ЧЕловеку". У него также есть своя предыстория. Когда Николай Белоус еще был студентом, к нему обратился приятель-кубинец с просьбой нарисовать великого Че. Правда, тогда этому кубинцу не удалось провезти "запрещенную живопись" на родину: картину конфисковали, а у парня были проблемы.
Совершенно очевидно, что приятеля художника мало волновала "художественная субъективность" и "личный ракурс" изображения. Сейчас Николай Белоус не связан никакими просьбами и обязательствами, однако "иконографичность" никуда не делась. Вот "Отец и дочь" — чуть ли не буквальный перепев канонических изображений Мадонны с младенцем. Вот "Святой" — тело Че, выложенное по диагонали (в таком ракурсе мастера барокко изображали снятого с креста Христа). Дальше следует вереница портретов-символов: "Символ веры" — самый растиражированный снимок Че в берете, "Улыбка Че Гевары", на котором команданте прикрывает рот рукой, "Че в ООН" — с революционером, принявшим позу "руки в боки", "Министр промышленности" — где герой вальяжно развалился на стуле (откуда же на мятежной Кубе промышленность?).
Собственно, не художником придуман весь этот канон — и не ему отменять его. Славно поработавший на идеалы революции фотограф Альберто Корда, раз и навсегда закрепивший в памяти общественности образы-клише профессионального революционера, сознательно или подсознательно ориентировался именно на те образцы, что ближе всего народу страны без музеев,— на церковную живопись. Человеческую же сущность Че, по которой так тоскует Николай Белоус, выдает розовая краска, для которой он находит три варианта применения: просветленное лицо команданте, губы женщин и кайма наполненных бокалов.