Ровно месяц назад в Ингушетии сменилась власть. Генерала ФСБ Мурата Зязикова, отставки которого отчаянно добивалась ингушская оппозиция, заменил полковник ГРУ Юнус-Бек Евкуров. Первый президент Ингушетии Руслан Аушев в интервью, которое взял корреспондент "Власти" Муса Мурадов, заявил, что для исправления ситуации в Ингушетии Кремлю нужно прекратить попытки решать все кавказские проблемы силой. Разговаривали, как принято у вайнахов, на "ты".
"Отразиться он должен сам"
— Руслан, вот Зязикова уволили, а убийства и стрельба в Ингушетии не прекращаются...
— Только месяц прошел. Что может Евкуров? Ему надо посмотреть, оценить обстановку и сделать вывод. Мало еще времени прошло для результатов.
— Ты знаком с Евкуровым?
— Да. Еще когда он был молодым старшим лейтенантом, я его приглашал к себе работать, в систему охраны. Потом я его видел здесь, в Москве, у Белого дома, в 1993 году.
— А что он делал у Белого дома?
— Он же служил в десантных войсках, охранял Министерство обороны. Потом мы встречались, когда ему присвоили звание Героя России. Это уже в Ингушетии.
— Как, по-твоему, отразится назначение Евкурова на ситуации в Ингушетии?
— Отразиться он должен сам. Ему следует хорошо разобраться в том, что происходит в республике. Как человек военный, он, конечно, будет анализировать.
— Ты поддержал его назначение?
— Со мной вообще-то никто и не советовался. Когда узнал про назначение Евкурова, то сказал, что это хорошее назначение. По личным качествам он справится. Как там дальше будет, трудно сказать. У главы республики много таких вопросов, которые нужно решать не как военному, поэтому Евкурову надо состояться как президенту. Президент — это человек, за которым стоит уже целый народ. Это не рота, не полк и не дивизия.
— Его первые кадровые назначения комментируют как возвращение во власть людей Аушева. Ты согласен с этим?
— Все, кого успел назначить новый президент Ингушетии, работали со мной. Кто хуже, кто лучше. Тот же председатель правительства Рашид Гайсанов. Он у меня министром экономики был, толковый парень. Или глава президентской администрации Ибрагим Точиев, который руководил при мне Джейрахским районом. У них опыт есть, и самое главное — они хотят вывести республику из этой ситуации.
— Получится?
— Если захотят.
— Что ты думаешь по поводу отставки министра внутренних дел Ингушетии Мусы Медова?
— Что по этому поводу можно думать? Совершенно правильное решение. Этот человек был не на месте. Мне вообще было непонятно, как его назначили на этот пост. Медов никакой не оперативник, при мне он служил в республиканском управлении ГАИ, в подразделении, которое занималось регистрацией автомобилей. У Медова даже соответствующего образования нет — у него, насколько мне известно, диплом ветеринара.
— Тем не менее говорят, что Медова переводят в центральный аппарат МВД РФ. Чуть ли не на повышение идет.
— Не думаю, что Медова ждет повышение. Столько милиционеров при нем в Ингушетии погибло! В последнее время ингушская милиция совершенно не контролировала ситуацию в республике. Разве за это не несет ответственности министр? Думаю, что с деятельностью Медова на посту главы МВД нужно серьезно разбираться.
— Считаешь ли ты виноватым Мусу Медова в гибели владельца сайта "Ингушетия.ру" Магомеда Евлоева?
— Мне трудно об этом судить, не зная материалов дела. Но есть немало вопросов в истории с гибелью Магомеда Евлоева, которые стоит задать господину Медову. Например, почему в задержании Магомеда, которое теперь признано незаконным, участвовали личные охранники министра?
— Не знаю, как в случае с Медовым, а после отставки Зязикова люди в Ингушетии танцевали всю ночь. Почему с Зязиковым так случилось?
— Ну взять просто вайнахский дом. Если в нем хозяева все, кроме отца, в доме не будет порядка. Дети будут не обустроены, все гуляют. Так и в Ингушетии сложилось — Зязиков не был хозяином.
— Федералы отняли полномочия у Зязикова?
— Он сам отдал с удовольствием.
— Почему?
— Не знаю.
— А в Москве не видели, что он не справляется?
— Думаешь, чиновника на Рублево-Успенском шоссе волнует сегодня ситуация в глуши какой-нибудь? Абсолютно его не волнует. Он говорит: как эти горцы надоели! Как эти Чечня, Ингушетия, Дагестан надоели! Да пошли они куда подальше!
— А вот в соседней Чечне все президенту республики отдали.
— Это кто и как умеет брать. Рамзан Кадыров взял.
— Зязикову надо было быть немножко Кадыровым, да?
— Мурату Зязикову надо было быть президентом. Президент всегда берет, никогда ничего не отдает. Президент, как написано в ингушской конституции, это мяхка да (отец народа.— М. М.). Так будь отцом! Вайнахи всегда брали и не отдавали никогда.
"Человека со своим мнением на Кавказ не пошлют"
— Как ты думаешь, почему вместо Зязикова назначили малоизвестного полковника, когда был ты — известный и очень популярный не только в своей республике, но и во всей стране генерал? За тебя даже оппозиция просила.
— Не оппозиция. Насколько я знаю, там собрали подписи, около 100 тысяч.
— Тем более — народ просил. Почему ты не предложил себя?
— Потому что я знал, что меня не назначат.
— Почему?
— Мои взгляды на политику на Кавказе и взгляды Кремля — это разные вещи, вот и все. Человека со своим мнением на Кавказ не пошлют.
— В чем расходятся твои взгляды со взглядами федеральных властей?
— В национальной политике я всегда выступал и выступаю за то, чтобы президентов республик выбирали, а не так вот — непонятно, назначили или избрали. И еще. Нужно больше полномочий дать республикам и главам, для того чтобы можно было проводить результативную социально-экономическую политику. Вот моя позиция.
— А еще ты подписал интернет-прошение в поддержку помилования Светланы Бахминой.
— Конечно, подписал. Это просто позор! Как можно держать беременную женщину в тюрьме?! Я не вникал в уголовное дело, а исходил из элементарного чувства милосердия: женщина вот-вот должна родить, а ее держат в заключении. Надо же быть просто людьми!
— Кремль, видимо, считает, что твоя позиция не совпадает с интересами страны.
— Моя позиция совпадает с интересами Ингушетии. Не надо путать страну и центр. У федерального центра есть свои интересы, там вертикаль и т. д. Вспомни, как я пытался провести референдум по переподчинению республиканских силовых структур или адаптировать законы к местным обычаям. Говорят, нет. Это элемент сепаратизма. Какой это элемент сепаратизма?
— Это про многоженство?
— Они даже в постель ко мне лезут! Это моя проблема. Я, наоборот, укреплял республику, страну.
— В 2002 году тебя Путин попросил уйти?
— С Путиным мы нормально работали, я критиковал действия на Кавказе, ну и я в 2002 году ушел. Самостоятельно ушел. И для Путина, и для всей федеральной власти это была неожиданность. Единственный, кому я сказал, что не буду баллотироваться,— Абрамов, заместитель главы администрации.
— А через два года Кремлю пришлось просить тебя приехать в Беслан...
— Не Кремлю. Мне Шойгу позвонил, попросил выехать и оказать помощь.
— Боевики тебя позвали?
— Нет. Они просили Дзасохова и Зязикова. Те отказались, и ситуация была тупиковая. Началось брожение. Шойгу попросил меня вылететь. Я прилетел туда, там стоял Михаил Гуцериев, у него была связь с террористами через мобильник.
— С кем переговаривался Гуцериев? С главарем?
— Нет, пресс-секретарь их был. Я ему сказал: я, Руслан Аушев, хочу зайти. Он говорит: сейчас я передам.
— Они узнали тебя?
— Да. Он сказал: подожди 15 минут. Заходи один. Я сказал: хорошо.
— Зашел, и о чем вы говорили?
— Я спросил, чего они хотят. Они мне дали написанные на листочке из школьной тетрадки требования. Полковник (главарь террористов.— "Власть") возмущался: почему о 300 заложниках говорят, когда их 1200? Потом пришла директор школы. Она говорит: здесь тысяча с чем-то. Я спросил, сколько здесь убитых. Он говорит: двадцать. Покажите. Показал. Ну и все.
— Ты вывел больше 20 человек...
— 26. 11 женщин и 15 детей.
— Тебя за это наградили?
— Как?
— Может, грамоту какую дали?
— Какая грамота, зачем она мне? Я слышал, что кто-то даже говорил: почему он зашел, да он связан с террористами...
— Через несколько лет после Беслана у Михаила Гуцериева начались проблемы, ему пришлось уехать за границу. Можешь объяснить, что с ним произошло?
— Я не знаю, что стало причиной его проблем. Могу только одно сказать, что с Ингушетией это никак не связано.
"Надо понять, почему существуют эти боевики"
— Что в твоих действиях раздражало Кремль больше всего?
— Я и в первую, и во вторую чеченские войны говорил, что здесь не все так, как видится из Москвы. Ситуация на Кавказе, она такая, что внешне смотрится спокойно, а внутри идет процесс. Поэтому я действовал по-своему, приходилось даже поперек мнения федерального центра поступать. Разговаривал с разными людьми.
— И с боевиками?
— С ними тоже.
— Тебя обвиняли в поддержке боевиков.
— Я поддерживал отношения с чеченцами, с моим братским народом. Поддерживал, поддерживаю и собираюсь поддерживать, пока живой. Когда мне говорят, что там были только боевики, это не совсем так. У меня были беженцы. В первую войну было 120 тысяч, во вторую войну доходило до 250 тысяч. Среди них, может быть, были те, которых называют боевиками. Скажи мне, те, которые сейчас на Кавказе, в Южной Осетии и Абхазии ходят с оружием, они кто? Правильно, ополченцы. А в Чечне как было? Человека, который не согласен с тем, что к нему приехали на танках и прилетели на боевых самолетах, называли бандитом. Я говорил, что надо быть осторожным в определениях, не называть всех подряд бандитами. Ко всем, независимо от национальности, должен быть один подход — объективный. Для меня все: абхазы, осетины, грузины или чеченцы — все одинаковы. Все они заслуживают одинакового внимания.
— То есть ты считаешь, что в Чечне воевали не бандиты?
— Еще раз повторяю: не надо всех чохом называть бандитами. Там были разные. Кто-то потерял семью, мать, отца, брата и взялся по этой причине за оружие. Кто-то еще по какой-то причине. Были, наверное, и откровенные бандиты. Хорошо сидеть в больших кабинетах и рассуждать, бандит или боевик. А надо прийти и на месте разобраться, попытаться поставить себя на место того, кто потерял семью. Грозный в первую и вторую войны бомбили беспощадно, как вражеский город. И после этого мы удивляемся, что кто-то взялся за оружие! Я в 1994 году говорил руководителям страны, что не надо воевать с Чечней, я не поставил подпись под обращением о вводе войск в республику. С тех пор и начались мои трения с федеральными властями.
— А кто воюет в Ингушетии сейчас? Чеченские боевики за независимость выступали...
— Люди, которые недовольны жизнью.
— Те, кто убивает милиционеров, тоже жизнью недовольны?
— Думаю, что в горах остались боевики с первой и со второй чеченских войн.
— Они за что воюют?
— Среди боевиков, которые воюют на Северном Кавказе, много исламских радикалов. Они говорят: нас независимость республики не интересует, мы хотим построить на Северном Кавказе эмират. Это такие же кавказские талибы, как в Афганистане.
— Назови ключевую ошибку, которую допускает центр в политике на Северном Кавказе.
— Ключевая ошибка? Нужно смотреть, кого посылают туда работать, служить. У нас вот как было при царизме: на Кавказ отправляли в ссылку начальников, больших и маленьких, и до сих пор их ссылают туда. Не справился здесь — поезжай в ЮФО, не справился здесь — поезжай в оперативную группировку в Чечню, не справился здесь — поезжай в командировку в Ингушетию. Прокурор, МВД и другие, вот они приезжают туда, временщики.
— Ты поэтому скандалил с бывшим полпредом президента РФ в ЮФО Виктором Казанцевым?
— Я вообще с ним не разговаривал. Я его пару раз всего видел. Да и о чем мне с ним говорить было? Он вообще ничего не понимал, что происходит. А на Кавказе ситуация совсем иная, чем ее представляют некоторые федеральные чиновники. Там исторические мины заложены. Между Ингушетией и Осетией, например. Да и в Дагестане, Чечне, Кабардино-Балкарии и в других регионах много скрытых конфликтов. В них надо разобраться. Нельзя думать, что всюду можно силой решить. Самая главная ошибка в том, что не разбираются, что там происходит, не пытаются понять эти процессы, а чуть что — применяют силу. Что сделали с Ингушетией при Зязикове? Войска нагнали. И что? Еще хуже стало.
— А с вооруженным подпольем иным способом, кроме как силой, как можно бороться?
— Минуточку. Я тебе приведу пример по Афганистану. Мы говорим, что американцы завязли там. Правильно. И командующий натовскими силами соглашается и объясняет: надо договариваться по возможности с теми же талибами. Надо их в орган власти ввести. Если у нас есть люди, которые не согласны с нашей политикой, то надо узнать, чего они хотят.
— А есть среди боевиков люди, с которыми можно разговаривать?
— Есть. Ведь надо понять, почему существуют эти боевики. Их поддерживает часть населения, иначе бы они не выжили. А почему население поддерживает боевиков? Потому что обозлено на власть. У населения две напасти — коррупция чиновников и беспредел силовых структур. Чтобы проблему решить, надо опереться на народ. А чтобы на народ опереться, нужно сделать так, чтобы народу жилось хорошо.
— И как ты во время президентства опирался на народ?
— Ну это я долго буду рассказывать, до утра.
— А все-таки, хоть один пример?
— Я поставил во главу угла борьбу с коррупцией.
— Справлялся?
— Конечно, не так, как хотелось. Опять же эти все коррупционеры находили поддержку в федеральном центре. Вот призову кого-то к ответу, он прокурору или в другую структуру жалуется: "А вы знаете, почему меня убирает Аушев? Только потому, что я борюсь с сепаратизмом".
— Это кто так говорил?
— Да все! Любой чиновник, которого я пытался снять за коррупцию, жаловался в центр: "Вы знаете, почему Аушев убирает? Потому что я провожу вашу линию". Республиканские структуры федерального подчинения — это отмыв денег. Пенсионный фонд возьми. У меня информация была, что, например, в Ингушетии есть пять тысяч мертвых душ. На них заполняются бумаги как на живых, получают деньги. Вот и все.
— Это сейчас?
— Всегда этот механизм был.
— А в Москву ты сообщал об этом?
— А кто там в Москве? Зачем в Москве убирать свою "булочку", уберут одного — посадят другого.
"Я думаю, что чеченцы и ингуши — форпост не хуже"
— Любой президент Ингушетии обречен столкнуться с такой проблемой, как вопрос Пригородного района. Есть его решение?
— Конечно, есть. Первое, что нужно сделать, это вернуть людей в свои дома. А потом вести переговоры по статусу этого района.
— Каким может быть этот статус?
— Статус района определен всеми возможными и невозможными законами и декларациями. Декларациями мировыми, декларациями Советского Союза, декларациями РФ, всем остальным. Все же знают, что в 1944 году из Пригородного района насильно депортировали ингушей. Это была незаконная депортация. У людей незаконно отняли не просто район, я много раз говорил и еще раз повторю: у людей незаконно забрали дом, огород, землю, память, могилы, сказав, что они в чем-то виноваты. Потом, в 1957 году, сказали, что не виноваты, и вернули домой! В начале 1990-х российские власти подтвердили, что да, это было незаконно. Так что правовая основа для решения этого вопроса есть, но ничего не решается.
— Говорят, что осетинское лобби в Кремле очень сильно. Правда?
— Конечно, правда. Там же говорят, что Южная и Северная Осетия — это форпост на Северном Кавказе. Может быть, это и так. Но мы теряем другой форпост. Я думаю, что чеченцы, ингуши — форпост не хуже. И не хуже воевали и в Дикой дивизии, и в Великую Отечественную войну. Мы почему-то хвалимся батальоном "Восток". Чуть что, батальон "Восток" вперед, в Грузию. Чем хуже форпост? Надо внести справедливость. Как никто горцы любят справедливость. Никто же не говорит про особые условия. Если мой сын виноват — возьмите его, посадите его! Но так же нельзя: залететь в дом, всех перебить, потом сказать: вот он боевик! Если он виноват, привлеките его, дайте ему адвоката, решением суда его посадите, изолируйте. Но так же не бывает! Взять штурмом дом, перебить всех, женщин и детей в том числе. И объявить: это боевики! Кто сказал, что они боевики? Где? На лбу у них написано, что они боевики? Вот это и вызывает агрессию у людей.
— Признание Москвой независимости Южной Осетии и Абхазии может негативно сказаться на ситуации на Кавказе?
— Я не знаю, как это скажется. С Чечней воевали из-за чего? Столько сил Чечня потратила, стремясь получить независимость. Сказали: нет, и забудьте даже это слово. А почему тогда Южной Осетии можно? Очень серьезный прецедент появился на Кавказе. Я понимаю еще — Абхазия, там выход к морю. А Южная Осетия? Какое это государство? Смешно об этом говорить! Чечня имеет границы, другие республики имеют внешние границы. А что есть у Южной Осетии? Ясно, что в конце концов будет объединение с Северной Осетией. Вот тогда что-то у них может получиться. Но тогда это будет считаться аннексией. На это российское государство не может пойти. Я считаю, что нужно было подвесить ситуацию.
— Как подвесить?
— Не признавать самостоятельность, а оставить так, как было. Сегодня на Кавказе другие ветра дуют. Сейчас уже не о независимости речь. Все уже в глобальных масштабах. И я думаю, что война за Кавказ еще впереди.
— А кто будет воевать?
— Смотри, какие интересы тут столкнулись. Президент Дмитрий Медведев в своем послании в происшедшем на Южном Кавказе кого обвинил? Соединенные Штаты Америки. Президент четко сказал, что мы воевали не просто с Грузией, а с Грузией, за спиной которой стояли США.
— Ты считаешь, что ситуацию на Северном Кавказе, в частности в Ингушетии, провоцируют США?
— Нет. Я напомнил то, что сказал президент РФ. На Кавказе всегда были интересы у России, Турции, Ирана и Запада. Там есть трубопроводы — нефтяной, газовый, выходы к морям, а мы кувыркаемся под этими делянками. И бьют, и ласкают, и депортируют.
— В такой ситуации что, по-твоему, ждет Ингушетию?
— Ситуация в Ингушетии — это последствия событий на Кавказе в целом и в первую очередь в Чечне. Так не бывает, чтобы в одном доме горело, а соседняя квартира не загорелась. Просто Ингушетия оказалась самым слабым местом. Там командуют все кому не лень. Кроме власти. Что ждет Ингушетию, трудно сказать. Сейчас новый президент. Чего от него пока требовать можно? Только месяц прошел, посмотрим. Я думаю, что первые три-четыре месяца покажут. Но я точно знаю, что сепаратистских настроений в Ингушетии нет. В Ингушетии хотят одного — справедливости и решения проблемы Пригородного района.