В Петербурге появился новый памятник — Жертвам политических репрессий. Для двух сфинксов работы Михаила Шемякина городские власти нашли место на набережной Робеспьера, напротив следственного изолятора "Кресты". И сам памятник, и скоропалительная история его появления, и скандальная слава художника, и идеологическое содержание монумента — все это воспринимается в Петербурге весьма неоднозначно. Внедрение скульптур Шемякина в петербургский ландшафт, активно поддерживаемое Анатолием Собчаком, кажется многим насильственным. Корреспондент Ъ КИРА Ъ-ДОЛИНИНА — в числе тех, кто отнесся к памятнику критически.
Акция, которая должна была носить прежде всего политический характер, таковой не оказалась. Памятник Жертвам политических репрессий, о необходимости которого было сказано столько слов, свалился на Петербург как снег на голову. И даже те, кому, казалось бы, посвящен этот памятник — немногие оставшиеся в живых политические узники советских лагерей — оказались не готовы к такому подарку. Единоличной воли хозяина города Анатолия Собчака и его стойкой симпатии к именитым бывшим соотечественникам хватило, чтобы проект Шемякина за поразительно короткий срок оказался осуществлен. Еще недавно сфинксы, как две капли воды похожие на ныне установленных в Петербурге, продавались в одной нью-йоркской галерее, а другие такие же украшали поместье художника, где были, вероятно, более уместны, чем на городской набережной. Но, пожалуй, никто бы не возмущался "шемякинизацией Петербурга" (слова Собчака), даже несмотря на то, что она становится несколько агрессивной, если бы козырь акции — борьба с коммунистическим террором — не выглядел таким неприлично беспроигрышным.
Стиль немецкого модерна, Штука и Клингера, хорошо усвоенный Шемякиным, никогда не выходил из салонной моды, — в частности, благодаря некоторой своей таинственности и способности быть предметом разных символических интерпретаций. Шемякина действительно интерпретировать легко. Но в данном случае художник не скрывает, что сфинксы эти были созданы им не совсем в память жертв репрессий — посвящение это возникло позже, было "притянуто за уши" к уже готовым работам. Конечно, можно увидеть в этом волю Господню или обсуждать, удачно или неудачно решена тема смерти и жизни в амбивалентном образе сфинкса (что и делал избранный на роль свадебного генерала этой акции Дмитрий Лихачев). Но бросающаяся в глаза случайность и необязательность всех составляющих памятника наводит на мысль о необязательности и самого монумента.
Соавторы Шемякина по проекту архитекторы Вячеслав Бухаев и Анатолий Васильев решили, что одних только сфинксов будет недостаточно, и придумали громоздкую аллегорию тюрьмы и веры — в виде четырех прямоугольных блоков с железным крестом-решеткой посередине, которые и стали смысловым и визуальным центром композиции. По замечанию поэта Виктора Кривулина, в таком виде памятник являет нелепое сочетание брежневского стиля с эстетикой Серебряного века, на которое наложена еще и стилистика коммерческого банка. Завершила это эклектическую пирамиду своеобразная литературная композиция, записанная на табличках, опоясывающих оба пьедестала по периметру, — цитаты из текстов самых различных авторов. Их список подобран самим Шемякиным: тут есть Гумилев, Мандельштам, Ахматова, Заболоцкий, Андреев, Лихачев, Бродский, Солженицын, Галансков, Высоцкий, Буковский. Довершает этот "джентльменский набор" воспроизведение подписи Рауля Валленберга.
Многие видевшие памятник восприняли его как откровенную спекуляцию на культурной памяти, как весьма безвкусную и уж во всяком случае лишенную чувства такта профанацию. Недовольство памятником многих частных лиц и некоторых городских чиновников вызвало у художника, известного своей обидчивостью, ответное недовольство петербуржцами. Обвиняя всех и вся, отказываясь от дальнейших проектов в Петербурге, объясняя всем, кто он такой и кто они такие, Шемякин удалился.