По мере реализации правительственного курса на ограничение денежной массы (если верить официальным источникам, ее прирост в I квартале был незначительным) и вероятного снижения уровня инфляции в ближайшие месяцы экономическая политика все чаще будет испытывать на себе влияние трех противоречивых (частично и взаимоисключающих) факторов. Это неизбежный предвыборный популизм, усугубляемый активной политической игрой главы правительства и председателя Государственной думы; необходимость быстрого развития рынка государственных ценных бумаг, диктуемая законодательно оформленным обязательством финансировать бюджетный дефицит из преимущественно неинфляционных источников; и наконец, задача активизации инвестиционного процесса, без решения которой будущие президентские выборы, равно как и перспективы экономической стабилизации, оказываются под большим вопросом.
Впрочем, без президентских выборов, как показывает пример ряда дальневосточных соседей, страна может жить и не один десяток лет, в то время как продолжение спада ставит под вопрос существование единого народнохозяйственного комплекса, а следовательно, и самой страны в том виде, в каком она появилась из развалин коммунистической системы. Так или иначе, но представителям российского правительства до сих пор не удалось убедительно опровергнуть мрачные прогнозы оппозиционной официальным экономистам "школы Центрального экономико-математического института", предсказывающей 20-процентный спад в 1995 году при условии попыток реализации нынешней бюджетной концепции. Впрочем, и вожделенная стабилизация, регулярно провозглашаемая представителями истеблишмента с мая прошлого года (ранее подобные заявления также звучали, но не регулярно, а время от времени), означает, как правильно указывает министр экономики Евгений Ясин, не что иное как экономическую депрессию. Последняя в более развитых странах является практически таким же безрадостным термином, как и спад.
Прямодушие министра экономики, однако, иссякает, когда речь заходит о соотносимости предстоящих в декабре выборов и состояния национальной экономики. Уже с момента появления более или менее четких контуров предвыборных объединений — и прежде всего правоцентристского блока Виктора Черномырдина — стало очевидно, что экономике не избежать периода нового всплеска нормотворческого популизма. Именно в этом следует видеть основную опасность предвыборной гонки для федерального бюджета, а не в угрозе финансирования избирательных кампаний за счет бюджетных средств, на что настойчиво намекают политические противники "партии власти". Триумвират высшего эшелона бюрократии, финансовых магнатов и промышленного генералитета способен оплатить свои счета и из собственного кармана, однако никакие частные средства не помогут купить победу в масштабах всей страны в том случае, если массовый избиратель однозначно для себя решит, что жесткая финансовая политика, премьер со своим движением и снижение уровня жизни являются звеньями одной цепи. "Сделать" победу могут (если действительно могут) только средства госбюджета, эффектно подаренные населению. Как это делается, демонстрирует опыт памятного апрельского референдума, когда соперничающие стороны соревновались в популизме.
Не меньшую опасность такого рода несет и избирательный блок Ивана Рыбкина, который, не получившись пока социал-демократическим, оттого не стал менее проинфляционным. Аграрное движение в своих требованиях дополнительных финансовых ресурсов на весенне-летние полевые работы (порядка 20 трлн руб.) способно сокрушить и гораздо более благополучный бюджет, чем утвержденный на этот год. Останется или нет неизменной цифра в 35 триллионов рублей, которая зарезервирована за АПК в этом году (13 трлн — прямые бюджетные ресурсы, 8 трлн — погашение бюджетных ссуд за 1994 год, 11 трлн — товарные кредиты сельхозпроизводителям и 4-5 трлн — средства регионов), вопрос риторический. В любом случае, опыт исхода многолетних дискуссий вокруг поддержки АПК говорит сам за себя: еще в 60-е годы на все доводы тогдашнего союзного премьера Косыгина о бесперспективности масштабных финансовых вливаний в сельское хозяйство, в котором средства исчезали (по словам Косыгина) "как в черной дыре", Брежнев отвечал: "сельскому хозяйству надо помогать". Будучи политиком, а не хозяйственником, он по-своему был прав, о чем свидетельствует его блестящая аппаратная карьера и политическая непотопляемость. Эту "правду" прекрасно понимает и Черномырдин, в связи с чем настоятельно предлагаемая Егором Гайдаром формула финансирования предвыборного популизма ("взять у аграриев и дать малообеспеченным слоям населения") не имеет сегодня практически никаких шансов на успех.
Новый прилив популизма является лишь одной из ближайших проблем экономической политики. Еще одной становится "конфликт интересов" между Министерством финансов и блоком правительственных комиссий, возглавляемых первым вице-премьером Анатолием Чубайсом. При этом конфликт вызывается не субъективными причинами, обусловленными некими концептуальными расхождениями Владимира Панскова и Чубайса (на самом деле оба они публично выступают за жесткую финансовую политику, неинфляционное покрытие бюджетного дефицита и улучшение инвестиционного климата), а объективным различием институциональных приоритетов. Что, разумеется, не дает каких-либо оснований говорить о возможности аппаратной войны. Для Минфина, ответственного за исполнение федерального бюджета и общее состояние бюджетной системы страны, на данном этапе первостепенное значение имеет стабильное поступление доходов. При этом и жесткость налоговой системы, и неизбежность максимального развития рынка государственных ценных бумаг вступают в противоречие с необходимостью создания в стране инвестиционного климата, способного если и не привлекать, то по крайней мере и не отпугивать потенциального инвестора. Расхождение интересов наглядно демонстрируется выступлением заместителя председателя Центрального банка Андрея Козлова, заявившего в прошлую пятницу о возможности в России инвестиционного бума — при условии, что будет ликвидирован значительный разрыв между доходностью инвестиционных проектов и операций с различными финансовыми инструментами. Уже сейчас доходность ГКО не поднимается выше 170%, а в том случае, если в ближайшее время правительству и ЦБ удастся снизить доходность от любых финансовых операций хотя бы до 100%, это, считает Козлов, даст основания надеяться на резкое увеличение инвестиций в наиболее эффективные проекты. Иными словами, с финансового рынка (и рынка ГКО) значительные средства уйдут в производственные инвестиции. К сожалению, благотворный для бюджета рост доходных поступлений за счет увеличения объема налогов, следующего за активизацией инвестиционного процесса, даст о себе знать с опозданием — только к концу следующего года. Поэтому в реализации концепции нынешнего бюджета этот перелом практически бесполезен. Вопрос в том, из каких иных источников Минфин сможет почерпнуть 70 трлн рублей (по другим оценкам, 100 трлн), необходимых для того, чтобы профинансировать ту часть бюджетного дефицита, которая согласно закону "О федеральном бюджете на 1995 год" должна покрываться за счет средств российских юридических и физических лиц (около 30,6 млрд).
Не менее противоречиво и положение готовящегося закона об основах налоговой системы, касающееся отмены налога на операции с ценными бумагами. Замена его госпошлиной примерно в 0,8% объема эмиссии, которой добиваются операторы фондового рынка, пока встречает прохладную реакцию на Ильинке.
В какой-то степени все эти противоречия могут быть преодолены за счет выхода на международные рынки капитала. Так, Ъ уже сообщал о готовности министра финансов содействовать привлечению как банковских, так и небанковских зарубежных структур к реализации ценных бумаг российских эмитентов (в том числе и государства). Одной из таких структур может стать компания Merrill Lynch International Ltd. Не исключает Пансков и варианта, предложенного рядом швейцарских банков, — выпуск ими облигаций, конвертируемых в госпакеты акций российских предприятий. В то же время трудно совместить планы выпуска — причем уже в июне этого года — номинированных в валюте государственных ценных бумаг (проект Минфина) и создания нового финансового института в лице паевых инвестиционных фондов, известных в мировой практике как mutual funds (проект указа "О дополнительных мерах по созданию условий для инвестиционной активности граждан в Российской Федерации" подготовлен Федеральной комиссией по рынку ценных бумаг — см. материал на этой странице). Проект постановления правительства о генеральных условиях выпуска ценных бумаг уже внесен в правительство, проект указа соответственно направлен на подпись президенту. Оба документа нацелены на привлечение преимущественно средств индивидуальных инвесторов, рост сбережений которых здесь отличается особым динамизмом даже по восточноазиатским меркам. Уровень сбережений, по различным оценкам, составляет в России от 20 до 40% совокупного дохода средней семьи. Правительственные эксперты оперируют цифрой в $20 млрд валютных средств, находящихся в данный момент на руках у населения. Эти-то миллиарды и влекут к себе в равной степени и Минфин, и Федеральную комиссию. Ценные бумаги, названные в проекте постановления "облигациями федерального займа", будут распространяться как среди коммерческих структур, так и среди населения. На население рассчитаны и паевые инвестиционные фонды, которые по мысли Федеральной комиссии, должны стать связующим звеном между массовым мелким инвестором и крупными хозяйственными структурами, нуждающимися в новом капитале.
Пока трудно сказать, насколько они действительно будут пригодны к этой роли. В том случае, если ориентирующаяся в большей степени на американское законодательство Федеральная комиссия введет впоследствии подобные существующим в США ограничения на максимальный пакет акций одного эмитента, который может приобретать паевой инвестиционный фонд (там это 10 процентов), инвестиционный потенциал фондов будет в значительной степени распылен. Хорошо это или плохо для переходной экономики России, не возьмется сейчас уверенно утверждать ни один специалист.
Зато специалисты вполне единодушны в скептицизме по поводу перспектив другого проекта, разработанного под эгидой Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг, а именно — закона "Об инвестиционных траст-фондах". Последние, в отличие от паевых инвестиционных фондов, образуются как юридические лица и, как можно догадаться по использованию термина "траст", являются составной частью института доверительной собственности, отсутствующей не только в российском праве (в ст. 209 Гражданского кодекса говорится о "доверительном управлении", т. е. право собственности признается абсолютным), но и в законодательных системах большей части европейских стран. В своей приверженности нормам англосаксонского права (отличного от романо-германского "континентального") комиссия готова мириться даже с тем, что ее проектам так никогда и не придется увидеть свет. Иначе трудно поверить в искренность ее экспертов, вслед за заместителем председателя комиссии Дмитрием Васильевым (известным своей критикой ряда положений ГК) повторяющих формулу законотворчества "принимать законы, противоречащие ГК, одновременно внося изменения и в сам Гражданский кодекс". Как свидетельствует битва вокруг положений принятого во втором чтении Думой законопроекта "О рынке ценных бумаг", проигранная Федеральной комиссией несмотря на свой внушительный аппарат из 117 человек, подобная тактика дает осечки.
РОМАН Ъ-АРТЕМЬЕВ