Председатель совета директоров УК "Тройка Диалог" Павел Теплухин считает, что конец финансового кризиса уже близок: он закончится, когда списания банковских убытков достигнут $3 трлн против нынешних $2,7 трлн. Об этом финансист рассказал в интервью корреспонденту "Денег" Ольге Кочевой.
Какое впечатление на вас производит состояние мировой экономики?
— Мировая экономика находится в ситуации кризиса, в некоторых странах — в состоянии шока. Фактически кризис начался не вчера и не два месяца назад, он начался существенно раньше — тогда, когда правительство США коренным образом поменяло свою экономическую политику и начало политику двойного дефицита: дефицита федерального бюджета и дефицита внешнеторгового баланса. Это довольно редкое явление и довольно странный выбор, но тем не менее администрация Буша это сделала. В результате начал накапливаться очень большой государственный долг, при этом было большое отрицательное сальдо торгового баланса. Эта политика дала сбой тогда, когда отрицательное сальдо торгового баланса достигло $2 млрд в день, то есть американцы съедали на $2 млрд в день больше, чем производили, и когда государственный долг превысил $10 трлн.
Эксперимент не удался. Те, кто его поставил, только потом поняли, что надо бороться с инфляцией, которая пришла из высокого государственного долга. Государственный долг финансируется за счет печатания дополнительных долларов, а значит, размещения американских долговых обязательств. Чтобы все больше размещать, необходимо было повышать привлекательность, а для этого надо было повышать процентную ставку. Стоило только повысить процентную ставку, как это сразу ударило по самым бедным слоям населения, у которых были закладные по недвижимости. Даже минимальное изменение процентной ставки привело к тому, что они отказались по ним платить. Как только это случилось с первым десятком семей, начал работать эффект домино. Теперь даже те люди, которые и могли бы выплачивать свою ипотеку, отказались от нее. Действительно, зачем, когда можно отказаться от своего дома, а потом через месяц купить этот же дом на 20% дешевле? Они мыслили рационально и были правы. Но в совокупности это привело к тому, что в США было списано активов на $3 трлн. Для того чтобы списать $3 трлн в активах, надо эту же сумму списать в пассивах, так как в консолидированной финансовой системе с обеих сторон должен быть баланс. Но как это сделать? Кто-то должен что-то потерять. Этот кто-то — акционеры банков, держатели облигаций банков, держатели ипотечных облигаций и так далее по списку по всему миру. То есть надо списать с финансовых институтов два ВВП России глобально. К чему это приведет? К тому, что большинство финансовых институтов останутся банкротами.
То есть это нам еще предстоит пережить, кризис далек от завершения?
— В финансовой сфере кризис закончится тогда, когда списания составят $3 трлн. Сейчас мы подобрались к $2,7 трлн. Уже близко.
Довольно быстро, ведь прошло меньше года...
— Да, финансовая сфера очень гибкая. Она очень быстро упала и теоретически могла бы быстро восстановиться. За последние 70 лет финансовая сфера часто работала по принципу "упала — поднялась за 7-8 месяцев".
Что мешает событиям развиваться по аналогичному сценарию сейчас?
— Проблема заключается в том, что она упала и задержалась внизу. Это привело к тому, что стали рушиться нормальные финансовые потоки между финансовыми институтами, произошел кризис доверия. Логично, что если вы уменьшаете свой собственный капитал, то это трансформируется в необходимость сокращать кредитование. Если у вас понизился объем выдаваемых кредитов, значит, у вас понизился уровень доверия. Кому вы выдаете кредиты? Тем, кого вы знаете: friends and family (друзья и семья.— "Деньги"). До остальной экономики деньги не доходят, ее развитие тормозится. И здесь запускается вторая волна домино, в которую уже вовлекается реальный сектор экономики. Это означает, что люди станут получать меньшую заработную плату и, соответственно, еще меньше будут платить за свое жилье. И здесь возможна третья волна кризиса — дальнейшее сокращение цен на жилье. Эта сумма исчисляется еще $3 трлн. Этот круг, который мы медленно, но целенаправленно проходим, нужно разорвать.
Каким образом?
— Теоретически надо впрыснуть ликвидность в экономику. США этим занимаются, но там есть политические сложности. Более 50% населения США против спасения финансовой системы. Американцы еще не понимают, что спасение финансовой системы означает спасение их рабочих мест. У них эта связка в головах не работает. Они думают, что "план Полсона" направлен на то, чтобы спасти американские банки. И их можно понять: дети голосующих сегодня американцев будут жить существенно беднее, чем они сами. Им придется обслуживать государственный долг, который их родители увеличили в полтора раза. Практических рецептов по спасению экономики, кроме общих слов относительно того, что нужно добавить ликвидность и восстановить доверие инвесторов, на сегодняшний день не существует.
Не кажется ли вам, что в России довольно поздно осознали опасность для собственной экономики процессов, происходящих в США?
— Не то странно, что это осознание произошло поздно. Странно то, что до многих оно еще не дошло. Сами американцы не знали, что кризис будет столь глубоким. Никто не знал, что эта зараза, триггером которой стал простой безработный американец в Монтане, который первым не смог расплатиться по ипотечным закладным, до них тоже докатится. Все думали, что это чисто американская проблема. Ну кому по большому счету интересен этот безработный в Монтане?
Еще в начале этого года в США существовало пять крупнейших инвестиционных банков, страховая компания AIG, которая по-прежнему выписывала страховки на кредиты, выдаваемые ипотечными агентствами. На сегодняшний момент ни одного банка из этих пяти не осталось, AIG была национализирована. До августа масштабов кризиса никто не знал и не понимал.
Люди в России, в том числе и те, кто занимает высокие посты, до сих пор думают, что кризис где-то за рубежом, а мы боремся с его последствиями. Я считаю, что у нас кризис присутствует в полном масштабе, потому что строительство сворачивается, металлурги и горняки сокращают производство. Проявлений кризиса масса. Мы еще всей статистики не видели, увидим ее только в январе-феврале.
Ранее вы говорили, что бегство инвесторов с российского фондового рынка носит больше эмоциональный характер. Что-то изменилось с тех пор в ваших взглядах?
— Если мы возьмем самый плохой сценарий, а именно снижение темпов роста ВВП, обесценивание рубля, увеличение инфляции, снижение золотовалютных резервов, падение цен на нефть до $40 за баррель... При всех этих негативных факторах индекс РТС должен был опуститься с 2500 пунктов до 1300 пунктов, а он опустился ниже 600 пунктов. При этом он опускался на эмоциях, потом добавилась реальная экономика, и опять пошли эмоции. В совокупности наш рынок упал в четыре раза, а должен был упасть в два раза. Почему я говорю, что сейчас выгодное время для покупок на российском рынке? Как только народ посчитает, а аналитики напишут, взяв за основу самый плохой сценарий, они придут к этой цифре — 1300 пунктов, и индекс вырастет до нее с текущих 600. Роста до 2500 пунктов не произойдет очень быстро, нам надо будет дождаться, когда реальная экономика восстановится, так как фондовый рынок и есть зеркало реальной экономики. Но даже при самом плохом сценарии, который только можно придумать, мы все равно должны вырасти в два раза.
Последний месяц на российских биржах часто приостанавливали торги. Насколько оправданно такое вмешательство регулятора в рыночные процессы?
— Любая мера подобного рода хороша, когда применяется редко. У нас это стало нормой, и в этом случае такая мера теряет свою эффективность. У нас ею злоупотребляют.
А от чего ФСФР пыталась таким образом защитить рынок?
— Наверное, от маржинальных трейдеров, эмоций. Возможно, от роботов, которые действительно очень часто продавливали акции до какого-то смешного состояния, продавая залоги по сделкам репо.
Как долго управляющие компании будут демонстрировать устойчивость?
— Управляющие компании по своей природе существенно более устойчивы, чем банки, страховые компании или любой другой финансовый институт. Связано это с тем, что сами по себе управляющие компании никаких рисков не несут. Они упаковщики: есть продукт, в который они набирают ингредиенты с рынка и затем отдают его клиенту. Клиент несет риски рынка. Он не несет риски УК, но и управляющая компания в отличие от банка не несет риски рынка. При этом у УК возникает другой риск: а хватит ли ей собственного капитала, чтобы в условиях, когда нет притока средств пайщиков, выплачивать зарплату своим сотрудникам? В принципе УК может два-три года выжить на собственном капитале. Хочу напомнить о требованиях к размещению собственного капитала управляющей компании. Мы не имеем права размещать его на фондовом рынке. Многие ведь, что греха таить, это правило нарушали, размещая на депозитах материнских банков свои средства, и поэтому могут "накрыться" вместе с материнским банком. Те, кто не нарушал, сейчас чувствуют себя значительно лучше, так как их собственные активы не связаны с рыночным риском. Они смогут спокойно жить два-три года.
Что вы рекомендуете делать инвесторам — стоит ли сейчас заходить на фондовый рынок?
— Всегда нужно помнить о трех составляющих — ликвидности, доходности и надежности. Двухмерное пространство — риск и доходность — вообще выкиньте из головы. В условиях кризиса это трехмерное пространство становится особенно актуальным. Многие думают, что им посчастливилось не потерять на фондовом рынке, так как они вложились в квартиру. Сейчас они с этой квартирой ничего не могут сделать, так как она не продается. Мы клиентам советуем смотреть на эти три критерия. В них можно дальше искать нюансы.
Например? Что конкретно вы рекомендуете?
— Сейчас выгодно покупать облигации. Но, судя по всему, мы наблюдаем атаку на рубль, которая будет длиться ближайшие несколько месяцев. Вот почему на этот период в ваш рублевый портфель облигаций, который на самом деле все это время был привлекательным, было бы правильным добавить значительную долю валютных российских корпоративных облигаций, чтобы застраховать себя от валютного риска.
Рекомендация вторая: нужно сократить количество эмитентов в вашем портфеле. В типичном хорошо диверсифицированном портфеле порядка 150 эмитентов. В текущей ситуации имеет смысл сократить их число, возможно, до 20, которые будут вам более понятны. Не надо распыляться на ценные бумаги тех компаний, которые вы не в состоянии отслеживать.
Третья рекомендация — для тех, кто хочет инвестировать, потому что рынок упал, но все-таки боится еще большего падения. Этой категории инвесторов я бы посоветовал вкладывать по принципу сохранения инвестированной суммы и покупать продукты с защитой капитала. Но в этом случае вы теряете частично в ликвидности, потому что такого рода контракты нельзя расторгнуть через месяц, их действие прекращается только в установленную дату.
Кризис как-то изменил ваши принципы инвестирования? Некоторые компании признаются, что в текущих условиях предпочитают формировать портфели из акций эмитентов, близких к государству.
— Нет, мы ничего не меняли в стратегии инвестирования. У нас 15 фондов на любой вкус. Хотите инвестировать в бумаги компаний с государственным участием — вот вам фонд "ТД — Федеральный", в компании металлургического сектора — фонд "ТД — Металлургия". Хотите всего понемножку — фонд "ТД — Добрыня Никитич".
Как кризис отразился на деятельности самой компании?
— Работы стало больше. Наша работа состоит в общении с клиентом. Общения стало больше: если раньше клиенты интересовались состоянием своего портфеля раз в несколько месяцев, то теперь они делают это каждый день.
Появились новые продукты с защитой капитала, которые раньше никому не были нужны, так как рынок рос. Сейчас они востребованы. Много времени мы проводим с эмитентами облигаций — все-таки мы довольно крупный инвестор на российском долговом рынке. Разговор с ними довольно жесткий, но пока компании в большинстве своем платят по своим долгам.
Нужно как-то мотивировать пайщиков на то, чтобы они не уходили с рынка?
— Люди ведут себя по-разному. Среди них есть те, кто понимает, что крупные российские компании продолжают работать и, даже если у них падает производство, производят прибыль, которая и является основой стоимости их акций. Например, одна крупная металлургическая компания планирует сократить объем производства на 50%. У них не убытки от этого образуются, а прибыль сокращается на 10%. На самом деле для акционеров прибыль компании важнее, чем валовая выручка. Сегодняшние уровни привлекательны для инвестирования. Кто-то, вложившись в 2001 году, заработал большие деньги, и сейчас есть шанс повторить этот успех. Осознание этого и должно стать мотивацией.
Что для вас станет признаком улучшения ситуации в глобальной экономике?
— Для меня таким сигналом будет быстрое снижение процентных ставок межбанковского кредитования. Это будет свидетельствовать как о наличии ликвидности в экономике, так и о восстановлении доверия между банками.
Не кажется ли вам курс на девальвацию рубля в текущих условиях социально опасным?
— Безусловно. На мой взгляд, в нынешних условиях обменный курс должен определяться рыночным спросом-предложением. Если народ хочет переложиться в доллар, то надо ему дать такую возможность по рыночному курсу. В долгосрочной перспективе доллар будет ослабевать по отношению к рублю, так как экономика США будет накачиваться деньгами, будет увеличиваться долг с вытекающей отсюда инфляцией. По отношению к евро доллар может вырасти. Там другая история: США быстрее выскочат из рецессии, чем Европа. Европейские страны только сейчас втягиваются в рецессию, а Америка следующей весной будет уже выходить из нее.
Сейчас обсуждается вопрос о выработке подходов к регулированию финансовой системы, которые были бы едины для ведущих экономик. Насколько нужен такой глобальный подход?
— Не думаю, что это вообще возможно. У нас в масштабе Европы не могут договориться, например, по поводу регулирования рынков внутри ЕС. Что уж говорить, когда мы переходим на регулирование разнокалиберных, исторически сильно разных экономических систем. Я не верю в возможность существования глобального регулирования.