Событие недели — "Сад" (2008) Сергея Овчарова, самого оригинального режиссера России, создателя невиданных киножанров: сказа, нескладухи, небывальщины, русской народной антиутопии (5 декабря, "Первый канал", 23.40 ***). Экранизации "Левши" и "Истории одного города" казались в этом контексте логичными: первоисточники соответствовали его режиссерскому темпераменту. Но то, что он взялся за "Вишневый сад", озадачивало. Слишком силен стереотип интеллигентных, импрессионистических экранизаций писателя. Слишком далек Чехов от лубочной, раешной интонации Овчарова. Но и на этот раз он не изменил себе. Резонно напомнив, что Чехов назвал "Вишневый сад" комедией, режиссер стилизовал фильм под "немую комическую". Что ж, логично: немое кино, еще не отравленное высокой культурой, было самым что ни на есть народным, фольклорным видом творчества. Гэги обрушиваются на зрителя с первых же кадров. Фирс бродит по дому, привязав себя длинной бечевкой, чтобы не заблудиться. Начитавшийся Ницше "сверхчеловек Епиходов" выламывает дверь, долго шарится с ней по комнате, прежде чем рухнуть на пол. В процессе разговора вытаскивает револьвер и размахивает им в опасной близости от голов собеседников. Это не глумление, это добрый холодный душ: сил нет больше смотреть фильмы по Чехову, сделанные "как положено", с нюансами и подтекстом. Овчаров от любого подтекста отказывается, берет текст, чуть тасует его, меняет интонации и достигает удивительного эффекта. Диалоги в фильме никакие не диалоги, а пересекающиеся монологи аутистов, напрочь не слышащих собеседника и талдычащих о чем-то своем. И хорошо еще, когда просто талдычащих: Фирс ухает филином, Лопахин хрюкает, Гаев вообще агукает, судорожно подергивая пальцами. Даже "глубокоуважаемый шкаф" силится вступить в разговор, пуча глаза-тарелки и разевая пасть-бюро. Но в том, как усаживаются, словно перед телеэкраном, прочие персонажи, хохоча над репризами этих клоунов, есть какая-то холодная и, если честно, нудная жестокость, не позволяющая смеяться вместе с ними. Только два персонажа вызывают сочувствие. Смущенный, застенчивый мямля Лопахин, которого до вырубки сада доводит безумная семейка притворно сентиментальной стервы Раневской. И сам сад, то восхитительно искусственный, расстилающийся куда-то до горизонта, то расцветающий самыми настоящими цветами.
Еще одна знаменитая экранизация — "Здравствуй, грусть" (Bonjour, tristesse, 1957): Отто Преминджер перенес на экран модную повесть Франсуазы Саган (6 декабря, "Первый канал", 2.20 ***). В Америке фильм осудили как "недостаточно французский" по духу, во Франции, напротив, полюбили. Преминджер собрал на экране, кажется, все бренды французского гламура конца 1950-х: платья от Живанши, драгоценности от Картье, спортивные автомобили, за рулем одного из которых погибает героиня. Лазурный берег снят в цвете, Париж — в черно-белом изображении. Интрига в меру "экзистенциальна", в меру пикантна, в меру буржуазна. Плейбой-вдовец азартно охотится на девушек, в чем ему способствует 17-летняя дочь. Но когда в действие вмешивается бывшая любовница отца, зрелая, умная и все еще красивая, грозя положить конец этому вечному празднику жизни, доченька со своим ухажером разыгрывает злую интригу, завершающуюся трагедией. Но в отличие от других фильмов той эпохи о "сладкой жизни", фильм Преминджера не списать в архив как устаревший курьез. Наверное, потому, что Преминджер не изменил своей интонации трезвого и горького циника: недаром же ему лучше всего удавались нуары. И кроме того, фильм остался в истории как свидетельство нежной, юной красоты 17-летней Джин Сиберг. Через два года она сыграет в "На последнем дыхании" Жан-Люка Годара, а потом ее жизнь и карьера пойдут под откос, завершившись странной и жутковатой гибелью в Париже 1981 года.
"Звезда" (The Star, 1952) Стюарта Хайслера — еще один классический голливудский фильм, правда, поставленный режиссером не столь высокого полета, как Преминджер, да еще и откровенно спекулирующий на успехе "Бульвара Сансет" (1950) Билли Уайлдера (5 декабря, "Культура", 21.05 **). Безнадежно состарившаяся и всеми позабытая кинозвезда, сыгранная великой Бетт Дэвис, отчаянно пытается вернуться на экран. Пусть и в роли второго плана: она надеется, что режиссер, восхищенный ее мастерством, отдаст ей главную роль. Лишь ее дочь, сыгранная Натали Вуд, и влюбленный в нее механик и актер, которому она покровительствовала, пытаются внушить ей, что жизнь и кино не синонимы и можно просто жить, даже не будучи звездой. Но в отличие от Билли Уайлдера, у Хайслера получилась не великая мелодраматическая трагедия, а просто мелодрама.