120 лет назад, в 1888 году, в Российской империи были открыты первые городские ломбарды. Однако ссудные казны, где ссужали деньгами под залог вещей и ценностей, существовали в России при благотворительных учреждениях еще с конца XVIII века. С 1840 года в них перестали принимать в залог что-либо, кроме золота, серебра и драгоценностей, и в крупных городах появились частные ссудные кассы с грабительскими условиями. Ссуду их клиенты получали под 60% годовых, залог оценивался во много раз ниже реальной стоимости, а все более или менее ценные вещи никогда владельцу не возвращались. После появления городских ломбардов цена кредита под залог упала, но чаще всего превышала 20% годовых.
Папский процент
Когда возникла проблема вещного кредита, наверное, не может ответить никто. Заимодавцы всегда хотели гарантировать себя от невозврата долгов и потому постоянно искали способы получения залогов, стоимость которых сводила бы риск потери одолженных средств к минимуму. В мирные времена они охотно принимали в обеспечение кредита недвижимость должника или его ценные вещи. Вот только во время кровавых и затяжных войн дома и замки страдали от набегов, осад и пожаров не меньше тканей и мехов, а потому не гарантировали от потерь. Так что ростовщики (впрочем, как и банкиры в более поздние времена) перекладывали всю тяжесть своих убытков на добросовестных заемщиков, устанавливая сверхвысокие проценты по займам. В Средние века в Европе стоимость кредитов доходила до 300% годовых, что неизбежно вызывало почти полное исчезновение оборотных средств у мелких торговцев и мастеровых и очень быстро приводило к экономическому коллапсу местного масштаба.
Вдобавок серьезное уменьшение доходов ремесленников и торговцев сокращало и размеры налогов, которые они платили церкви. Поэтому за поиск выхода из тупика взялись члены влиятельного монашеского ордена францисканцев, которые предложили выдавать небольшие ссуды под залог ценных вещей.
"Историю ломбардов в современном понятии этого слова,— писал крупнейший русский знаток вопроса И. А. Кириллов,— можно начинать с 1462 года, когда в Италии, в городе Перудже, возникло и упрочилось кредитное учреждение с выдачей ссуд под заклады. Основателем этого учреждения был францисканский монах Барнабе де Терни. Для противодействия лихоимству ростовщиков он предложил произвести сбор на основание банка благотворительного характера. Предложение Барнабе де Терни имело успех, и на собранные средства возникла банкирская контора для выдачи небольших ссуд без процентов. Конторе дали название "Монт ди Пиета". Вскоре после этого в Савойе, Мантуе и Флоренции благодаря стараниям монастырей открылись аналогичные конторы для выдачи мелких беспроцентных ссуд. Спустя 30 лет, в 1493 году, францисканскими монахами были учреждены "монт ди пиета" в разных местах Италии, но уже на более широких началах, и так как существование этих контор требовало расходов, то выдача ссуд производилась со взиманием процентов (размером около 6% годовых)".
В германских государствах аналогичные учреждения возникли в 1492 году. Но во Франции и других европейских странах возникли серьезные проблемы.
"Следует оговориться,— писал Кириллов,— что учреждение Mont de Piete не везде проходило без противодействия. Против вновь народившегося учреждения раздавались голоса из разных сословий. Споры продолжались до Латеранского собора (в 1512-1517 гг.), на котором "монт ди пиета" получили папскую санкцию; в папской булле, данной в 1515 году, было между прочим оговорено, что взимаемые проценты не должны превышать расходов на администрацию и по ведению дела".
Но у французов и после папского благословения дело не сдвинулось с мертвой точки.
"Во Франции,— свидетельствовал тот же автор,— попытки учредить "монт ди пиета" были сделаны в XVII веке, а именно в 1611 году, когда был составлен проект Гюга Делестра, королевского наместника в Лангре, автора первого плана французского Mont de Piete. Затем в 1614 году обедневшее дворянство представило в сословное собрание проект учреждения Mont de Piete, но он был отвергнут "как средство ввести новых ростовщиков во Франции, где их уже и так довольно". После этого издавались указы об учреждении Mont de Piete в 1626, 1643 и в 1664 году, но по разным причинам открытие Mont de Piete в Париже состоялось лишь в 1777 году, когда был утвержден проект парижского Mont de Piete. Впоследствии парижский Mont de Piete превратился в обширное учреждение, имеющее в Париже, в различных частях города 24 отделения, деятельность которых за последнее время возросла до громадных размеров. В настоящее время во Франции открыто до 40 ломбардов с оборотным капиталом в 150 мил. франков".
Чуть раньше, в 1708 году, появился ломбард в Англии, где его сочли полезным средством для борьбы с ростовщиками, бравшими до 80% годовых. Но опыт оказался не очень удачным. В 1730 году ломбард обворовал его же собственный кассир, и учреждение доступного кредита пришлось закрыть.
Ложный покров добродетели
Россия не стояла в стороне от общеевропейского процесса благодаря императрице Анне Иоанновне, которая до восшествия на российский престол в 1730 году правила в Курляндии. Она повелела Монетной конторе выдавать кредиты из 8% годовых под залог золотых и серебряных вещей. Другая российская самодержица Елизавета Петровна в 1754 году возложила функции ломбарда на Государственный заемный банк. Однако по-прежнему в залог принимались только драгоценные предметы и вещи, и для большинства представителей дворянства и купечества кредит под залог оставался, как и прежде, недоступным.
Все изменилось при Екатерине II, которая хотела выглядеть в глазах просвещенной Европы не предводительницей варваров, а мудрой цивилизованной правительницей. В "Исторической справке о ссудных казнах" говорилось:
"Императрица Екатерина II, конфирмовав 1 сентября 1763 г. генеральный план Московского Воспитательного дома, высочайше повелела Опекунскому совету учредить, между прочим, и ссудную казну. Составление положения о ссудной казне было возложено на известного сподвижника Екатерины II в деле благотворения почетного опекуна И. И. Бецкого, который 31 марта 1767 года представил об этом особый доклад. В докладе своем Бецкий указывал, что ссудная казна будет служить "на помощь всем нужду в деньгах имеющим и в той самой нужде ростовщиками утесняемым", ибо "всякому довольно известно, сколь многокорыстно ростовщики дают на заклад деньги и бедных своих сограждан утесняют под ложным покровом добродетели, провождая сами время в праздности и ожидая добычи, которая сама собою впадает в их сети". В декабре того же 1767 года Опекунский совет, объявив, что "ссудная сия казна, учреждаемая в Москве и в С.-Петербурге, не для обогащения Воспитательного дома изобретается, но человеколюбия ради, к помоществованию терпящих нужду", распубликовал план учреждения ссудной казны с целью получить на него замечания частных лиц. Затем план этот поступил на рассмотрение Опекунского совета, который, признавая, "что корыстолюбие ростовщиков, к общему сожалению, не искоренилось", выразил надежду, что "учреждаемая сия казна при беспристрастном оною управлении сию неутолимую алчность корысти без нарушения правосудия не токмо мало-помалу приводить будет в пределы, но со временем и вовсе истребит, когда учреждение сие в непоколебимости своей на будущие веки останется"".
Однако ссудные казны в обеих столицах были учреждены только в 1772 году.
"В числе других вещей,— сообщала "Историческая справка",— допущены были к приему в залог платье, белье, всякие ткани и мягкая рухлядь (меха.— "Деньги"), но лишь "с крайнею осмотрительностью не только в рассуждении тленности, но и ради осторожности, чтобы казне не потерпеть какого-либо убытка или нарекания от заемщиков". Ссуды были выдаваемы на 3, 6, 9 и 12 месяцев с платежом по 6% в год, или по 0,5% в месяц, и со взиманием их при самой выдаче ссуды, причем взятые вперед проценты в случае выкупа заклада до срока не возвращались. Сверх 6% заемщики платили за каждый билет на три месяца по деньге с рубля, а при залоге алмазных вещей — вдвое, что составляло в общей сложности для одних залогов по 8%, а для других — по 10% в год".
Никаких средств ссудным казнам императрица не выделила, но позволила заимствовать деньги из сумм, предназначенных для благотворительности, под 5% годовых. Так что учрежденные ломбарды с первого дня оказались не столько благотворительными, сколько коммерческими организациями, принявшимися зарабатывать на разнице в процентах.
Четверть века спустя заработать на сирых и убогих решила и сама императрица. Екатерина II сочла целесообразным переложить расходы по содержанию воспитательных учреждений на тех, кто терпел нужду.
"Согласно именному высочайшему указу Опекунскому совету от 15 декабря 1797 г.,— говорилось в том же источнике,— ссудные казны сверх установленных за ссуду и на расходы 8% стали взыскивать с заемщиков особое подаяние до 4% в пользу Воспитательного дома, и, следовательно, с этого времени с заемщиков взыскивалось при получении ссуды до12% годовых".
Ссудные казны настолько успешно вели свою коммерцию, что, начав с нуля в 1772 году, к 1801 году они имели огромный для того времени капитал 445 тыс. рублей. Так что новая покровительница благотворительных учреждений супруга Павла I императрица Мария Федоровна решила изъять эти деньги и уменьшить ставку до 10% годовых.
Со временем условия кредитования неоднократно менялись. Процент увеличивали, но переставали брать его вперед, потом вновь уменьшали, предоставляя самым бедным заемщикам льготные условия. Единственным, что оставалось неизменным, было крайнее неудобство пользования ссудными казнами. Работали они далеко не каждый день, причем присутственное время даже в эти редкие дни заканчивалось в час дня. Так что даже авторы официальной "Исторической справки о ссудных казнах" признавали:
"Так как заложенные вещи большею частью не выкупаются, а перезакладываются, то при краткости сроков закладам владельцы их должны были являться в ссудную казну два раза в год, а частые перезалоги, умножая работу, влекли за собою большое стечение публики, вследствие чего в ломбардные дни бывала иногда такая теснота в залах ссудной казны, в сенях и на лестнице, что не было никакой возможности наблюсти должный порядок и удовлетворить всем требованиям многочисленных клиентов".
Поток клиентов удалось сократить не только с помощью увеличения продолжительности присутственных дней и срока заклада с полугода до года, но и с помощью радикального изменения списка принимаемых в обеспечение кредита предметов.
"Согласно высочайше утвержденному 3 февраля 1840 года докладу Опекунского совета, прекращена была выдача ссуд под залог платья, белья, всяких тканей и мягкой рухляди как по причине убытка, происходившего от сей операции, так и по недостатку места в кладовых. Так как прием других закладов (медь, бронза и пр.) фактически и ранее почти не производился, то уже с 1840 года ссудные казны стали выдавать ссуды только под заклады из золота, серебра и драгоценных камней".
И хотя Департамент государственной экономии и напоминал о том, что "ссудные казны суть учреждения благотворительные, имеющие целью доставить нуждающимся людям, преимущественно из беднейшего класса в государстве, возможность получать ссуды для своих оборотов за умеренные проценты под заклад вещей, составляющих нередко все их достояние", по существу, бедняки были раз и навсегда отрезаны от дешевых кредитов. А ссудные казны продолжали свою коммерческую деятельность вплоть до Октябрьской революции, получая от Государственного банка кредиты под 4-6% годовых и выдавая кредиты под 12-15% всем, кроме не имевших драгоценностей бедняков. Им с 1840 года начали предоставлять свои услуги многочисленные частные ссудные кассы.
Крадущие у нищего суму
Деятельность ссудных касс обсуждали и осуждали практически все русские экономисты и общественные деятели. Правительство регулярно издавало и ужесточало правила их работы, чтобы прекратить грабеж беднейших подданных империи, но после всплесков возмущения и показных проверок все возвращалось на круги своя.
"Перечислить все злоупотребления, повторяющиеся на каждом шагу,— писал публицист Л. П. Быстрицкий в 1882 году,— нет физической возможности, так как всякий раз они являются в новой и более тонкой форме, почему я и ограничусь только выходящими из ряда обыкновения и заслуживающими внимания. В Москве наряду с двумя кредитными учреждениями, выдающими ссуды под залог движимости, существует огромное количество гласных ссудных касс, имеющих огромную практику, несмотря на крайне тяжелые условия займов. А так как при этом эксплуатация ссудных касс достигла просто колоссальных размеров, то печать обязана обратить на нее внимание как на один из самых серьезных экономических недугов. Да, в самом деле, какое название можно подыскать для условий, на которых выдаются кассами ссуды? Под залог ценных вещей, т. е. без всякого риска, при оценке вдвое и втрое меньшей против действительной стоимости вещи за ссуду взимается 3% в месяц интереса и 2% за хранение, итого 5%, или 60% годовых. Капитал, пущенный ссудною кассою в рост, чрез шесть лет, если считать проценты, удесятерится. Следует при этом заметить, что многие кассы большею частью перезакладывают более ценные вещи в банках, где платят за ссуды не более 9-10% в год; другими словами, кассы за операции чисто комиссионные, за посредничество между залогодателями и банками получают чистого барыша до 50%. Мало того, содержатели ссудных касс позволяют себе отдавать напрокат вверенные им вещи, за что получают тоже известный гонорар. Замечательно, что содержатели ссудных касс нисколько не стесняются публиковать о размере взимаемых ими процентов в газетах. Но по правилам чести 5% в месяц нельзя брать при дневном свете. Брать 5% — это значит красть у нищего суму".
Кроме того, правила требовали, чтобы вещи, не выкупленные вовремя, содержатель кассы не оставлял себе, а продавал. Причем не кому-то из своих родных или служащих, а обязательно на публичном аукционе, а разницу между стоимостью проданного залога и суммой кредита с процентами возвращал залогодателю. Однако, как сетовал тот же Быстрицкий, "еще не было примера, чтобы заемщик получил излишние деньги, оставшиеся после аукциона".
А самые беспардонные содержатели ссудных касс проделывали следующий трюк:
"Он под видом ошибки записывает неправильно имя или отчество, нередко и фамилию; в случае же протеста по этому поводу со стороны залогодателя объясняет так: "что подобного рода ошибка не играет никакой роли, ибо для содержателя кассы все равно, кто бы ни пришел выкупить вещь, лишь бы внес выданную ссуду и причитающиеся за оную %, и что подобного рода записи делаются лишь для соблюдения установленных формальностей". Понятно, что подобное объяснение весьма логично, и доверчивый заемщик удовлетворяется им. Но на деле же оказывается, что подобного рода мнимая ошибка играет важную роль со стороны интереса заемщика, так как в случае пропажи вещи каким бы то ни было образом или присвоения самим содержателем кассы заемщик по предъявлении квитанции не получает своей вещи, так как контрамарка выдана не на его имя, и, чтобы получить ее, приходится доказать, что заемщик именно то самое лицо, которому принадлежит утерянная вещь, и в случае же недоказанности облюбованная кассою вещь остается в пользу ее".
Сами себе конкуренты
К тому времени, когда от ссудных касс устали уже все жители русских городов, в самом передовом в финансовом отношении городе России — Вологде — стали обсуждать проект устройства ломбарда. Там организовали первый в России общественный банк, и потому к предложению организовать городское залоговое кредитное учреждение с серьезностью отнесся император Александр III, лично утвердивший устав вологодского ломбарда. Казалось бы, после этого песенку ссудных касс можно было считать спетой. Но у вологодского и созданного вскоре пермского городского ломбардов сразу же возникли проблемы с оборотными средствами. Вологодский городской голова Х. С. Леденцов пожертвовал своему детищу 4 тыс. рублей. Но они очень скоро закончились, и выдавать новые кредиты оказалось попросту нечем.
Те же проблемы испытывали и остальные ломбарды вплоть до крупнейшего в стране — петербургского. Выделенного ему городской думой миллиона хватило на несколько недель. Петербургской думе пришлось выдавать ломбарду кредиты из городской казны, затем удваивать его капитал, а потом снова и снова давать кредиты. Существовали проблемы с хранилищами и персоналом. Современники вспоминали, что пожилые служащие наотрез отказывались принимать в заклад патефоны и прочую "умственную" технику.
Но после нескольких лет судорожной борьбы за выживание петербургский ломбард не только смог открыть отделения по всей столице, но и начал создавать филиалы в других городах. К примеру, он попортил немало крови саратовскому ломбарду, открыв в городе на Волге два своих отделения.
Другим путем пошел рижский ломбард, который начал принимать от состоятельных жителей города денежные вклады, которые затем пускались в оборот в ломбарде. А городской ломбард в Тифлисе стал работать как государственная ссудная казна, принимая только золото, серебро и драгоценности, чтобы не прогореть на неликвидных залогах.
Но большинство ломбардов, которых насчитывалось около 60, пошли путем частных ссудных касс, поднимая ставки до максимально возможного уровня. Рекордсменом считался харьковский ломбард, где ставка равнялась 24% годовых. При этом некоторые состоятельные горожане стыдились подобного рвачества городских властей, контролировавших ломбард, и на аукционах выкупали залоги бедняков и возвращали их хозяевам.
Подводя после революции итоги работы русских ломбардов, И. А. Кириллов, участвовавший в создании многих из них, констатировал, что городские ломбарды оказались учреждениями для среднего класса. Большую часть их клиентов (более 54%) составляли мелкие торговцы, ремесленники, служащие и представители свободных профессий — адвокаты, художники, писатели и журналисты. Представители имущих классов имели возможность пользоваться более дешевым кредитом в государственных ссудных казнах. А беднякам не оставалось ничего другого, как обращаться в частные ломбарды, где требования к залогу были ниже, а проценты — гораздо выше.
Опыт работы ломбардов показал, что из-за такой клиентуры они, вопреки общепринятому мнению, никогда не были в полном смысле "термометрами экономики". Во время кризисов и финансовых затруднений наблюдался не приток, а отток клиентов, поскольку торговцы и ремесленники в период спада предпочитали не влезать в долги.
Во время же затяжных кризисов в ломбарды вносили мало новых закладов, а большинство небогатых клиентов раз за разом перезакладывали свои залоги, не имея возможности выкупить их, но всеми силами пытаясь их сохранить. Именно так поступали во время первой мировой войны жены фронтовиков. И именно их заклады после революции реквизировала новая власть и отправила в Гохран.
А в 1923 году, когда во время НЭПа у мелких торговцев и промышленников возникла нужда в оборотных средствах, советское руководство вспомнило о ломбардах. И вечная тема вещного залога в очередной раз получила свое советское социалистическое продолжение.