В театре Консерватории провели вечер памяти Георгия Алексидзе "Три цвета. Белый. Черный. Красный" в исполнении Театра балета имени Леонида Якобсона. Хореографу посвятили один матрас, три кровати, пять чемоданов, много пестрых ковров и два с половиной балета. Посвящения смотрела ОЛЬГА ФЕДОРЧЕНКО.
Георгий Алексидзе — наверное, единственный хореограф, о работах которого не написано ни единого отрицательного отзыва. Но это не оттого, что он всем нравился. Господин Алексидзе для балета ХХ века значил больше, чем хореограф: интеллектуал и интеллигент, он стал пусть тихим, но неумолчным пластическим голосом российского танца. Понятно, что программой вечера памяти Георгия Алексидзе стал триптих не абы каких, а монохромных балетов.
"Белое" воплотила ученица Георгия Алексидзе, выпускница балетмейстерского отделения Академии русского балета Анастасия Кадрулева. Опус "Androginous (андрогины)" на музыку Анны Ромашковой в остроумной пластической форме с забавными визуальными эффектами трактовал философскую тему невозможности соединения. Любимая ученица Георгия Алексидзе в своем первом балете обнаружила образность хореографического мышления, ясность танцевального почерка и многозначность трактовок. Визуальный видеопролог "Андрогинов" — мучительные поиски спящей пары удобного положения на огромном матрасе — вызвал живейшее оживление и смех зрительного зала. Поисками удобного положения то в сумасшедше-быстром, то в тягуче-замедленном темпе и занимались все дальнейшее действие три пары хора и главная пара андрогинов. Положения эти были замысловаты, временами опасны, но всегда — отменно эстетичны. В финале на сцене (уже не виртуально) вновь обнаружился матрас с несчастной парочкой из пролога. Вклинившееся между родителями чадо нежным голоском пропело свирепую колыбельную песню про оленя, из шкуры которого означенное чадо собиралось шить шубу.
"Camer'ная история" выпускника кафедры хореографии Санкт-Петербургской консерватории Дмитрия Генуса на музыку Дмитрия Шостаковича являла черный цвет и послужила балету Анастасии Кадрулевой динамическим контрастом. С первых же мгновений хореограф взял немыслимый темп, начал повествование с наивысшей точки психологического напряжения и уже не снизил взятую высокую ноту до самого конца. Внезапные метания от одного эпизода к другому, возвращения к уже оттанцованному придали хореографической структуре "Истории" эффект клипа. Черного и негативного в балете господина Генуса оказалось немало. В тридцать минут насыщенного действия молодой хореограф вместил трагическую историю о женщине, у которой нет ничего в жизни, кроме жалких, сиюминутных побед; о мужчине, привыкшем к страху, ненависти и безнадежности; а также, если верить словам буклета, "трагедию Второй мировой войны и потерянного поколения". Знаменитое потерянное поколение олицетворяли пять чемоданов, которые все задействованные на сцене то настойчиво пинали, то задумчиво обнимали, то выворачивали наружу, словно человеческое нутро. Страдальческие монологи и дуэты (с соответствующей тянущей душу пластикой), впрочем, превалировали.
"Цвет граната, путь творца" в постановке Юрия Петухова завершал вечер монохромной хореографии. Спектакль-биография неторопливо рассказывал об основных этапах жизни Георгия Алексидзе. Верный друг Сергей Параджанов (эту роль исполнял сам Юрий Петухов), словно Вергилий, проводит зрителя по спиралям жизни балетмейстера. Структура спектакля предсказуема: биографические эпизоды "обвязываются" хореографическими аллегориями и прослаиваются хореографией самого Алексидзе. Расчетливо-сдержанное пластическое решение спектакля господина Петухова вполне оправдано: кто скажет лучше о балетмейстере, если не его произведения. А особенно его поздние шедевры "Страх" и "Цвет граната": размышления почти слепого хореографа-философа, стоящего перед открытой дверью, за которой — свет.