Вчера Владимир Путин в Ростове-на-Дону занимался спасением сельскохозяйственных производителей. Побочный эффект, по свидетельству специального корреспондента "Ъ" АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, состоял в том, что премьер России "в качестве временной меры, на девять месяцев" погубил иностранных производителей такой же техники, подняв ввозные пошлины на нее до пятнадцати процентов.
Когда въезжаешь на территорию завода "Ростсельмаш", сразу видишь выставку роскошных комбайнов. Они стоят, прижавшись друг к другу, может быть, немного ближе, чем следовало бы комбайнам, которые хотят показать себя. Но это пока не настораживает. Это очень похоже на то, что я видел на Московской сельскохозяйственной выставке в начале осени этого года, на ВВЦ.
Но потом едешь по огромной территории предприятия и наконец осознаешь, что никакая это не выставка. Везде, где только есть свободное место, стоят эти комбайны. В ряд, в колонну, по двое, по одному, на бордюрах, под деревьями, в кустах... Такого вы не увидите ни на одной парковке в Москве. Здесь все, что производит "Ростсельмаш". И в какой-то момент зрелище становится просто апокалиптическим. Просто уже невозможно на это смотреть.
"Ростсельмаш" работает три дня в неделю. Уволены 1300 человек. Но продукция, увы, все еще выпускается, хотя комбайны и машины стоят уже, кажется, друг на друге. Потребители отказываются от них. И это — кризис в реальном секторе экономики. И это впечатляет. Это надо видеть. А лучше не надо.
Владимира Путина здесь ждали, как, может быть, не ждали никого и никогда. Здесь ждали спасителя. С этой миссией он и ехал — ни больше ни меньше.
Премьер еще не вылетел из Москвы, а руководство цеха сборки не отпускало рабочих после смены, потому что боялось, что господин Путин приедет во время пересменки и никого на рабочих местах может не застать. Это вообще-то было бы логично и отражало бы реальную картину происходящего на "Ростсельмаше", но не входило в планы топ-менеджеров завода.
— Не знаете, когда Путин приедет? — спросил один рабочий, отойдя от какого-то станка.— А то в жизни столько не работал...
Он рассказал, что однажды такая ситуация на заводе уже была, еще в советское время. Так же везде стояли комбайны, и до них уже, кажется, не было никому никакого дела, а впрочем, нет: на шести комбайнах рабочие просто уехали в город, потом за город и все лето где-то на них ездили.
Потом, правда, вернули, руководство заметило не их пропажу, а их возвращение: они стояли откровенно грязными по сравнению с теми, которые никто не тронул.
До весны стоящим сейчас на территории завода машинам вряд ли что-то в этом смысле угрожает. Вообще-то на заводе не исключают уже и того, что зарплату его сотрудникам скоро начнут выдавать комбайнами — сразу за полгода и на несколько человек по одной штуке.
Господин Путин, почти не останавливаясь, прошел по цехам. Смотреть было особенно не на что. Все, что нужно, он увидел, пока ехал по территории завода ("Стадион какой-то просто стоит",— с каким-то даже изумлением прокомментировал позже министр промышленности и торговли Виктор Христенко.— А. К.). Господин Путин притормозил только возле рабочих (тому из них, который никогда в жизни столько не работал, не дали отойти от своего станка), и они заговорили, перебивая друг друга:
— Все затоварено, Владимир Владимирович! Не покупают!.. Не берут!..
— А комбайны-то неплохие... — с искренней обидой добавил один из них.
Он, кажется, по-честному не понимал, почему у них все это перестали покупать.
— Мы работать хотим! — отчаянно выкрикнул еще один рабочий (спина того, который все еще стоял у станка, я обратил внимание, даже не вздрогнула.— А. К.)
Господину Путину, мне кажется, трудно было понять его боль, потому что есть люди, у которых во время кризиса работы становится только больше.
Премьера все-таки отвели на выставку, действующую на территории предприятия, хотя она здесь выглядела по крайней мере странно, и я сначала подумал, что здесь одна из стоянок для никому ненужных комбайнов.
— А это что? — спросил господин Путин, показывая куда-то в кабину одного из комбайнов.
— Автопилот,— уверенно ответил генеральный директор предприятия господин Мальцев.
— Зачем? — спросил премьер.
— По полю ездить... — ответил директор, задумчиво глядя на этот механизм и сам, видимо, решая для себя на ходу этот вопрос.— А что, хорошая вещь.
Господин Путин сделал то, чего давно не делал: залез в кабину машины. Он начал изучать автопилот и остальное содержимое кабины, отдавая себе, наверное, отчет в том, что и этот жест в его исполнении является антикризисным (так активно премьера не атаковали фотовспышками уже давно). Можно сказать, что именно кризис загнал Владимира Путина в кабину комбайна.
Премьеру показали комбайн "Сталинец-1".
— Это комбайн,— рассказал господин Мальцев,— который был признан лучшим на выставке в Париже в 1937 году.
Видимо, с тех пор таких побед не было.
На совещании господин Путин сам обрисовал ситуацию на "Ростсельмаше" и в сельскохозяйственном машиностроении:
— В прошлом году предприятие выпустило продукции на шесть миллиардов рублей, в этом планировали на семь миллиардов, а контрактов заключили на четыре... По сути завод кредитует сейчас только Сбербанк... Все затарено... Больше тысячи человек уволены...
После этого дать слово президенту холдинга Константиину Бабкину было в целом жестоко.
Он искренне переживал, выступая перед премьером, просил поскорее передать деньги предприятию, если решение помочь деньгами будет принято (видимо, насмотрелся на то, как оживляли банковскую систему).
— Вопрос дисконта на нашу продукцию... — проговорил господин Бабкин как-то почти про себя.— Я знаю, предлагается такое... Ну ладно, посмотрим...
Господин Бабкин как владелец предприятия и говорящей фамилии не хотел давать дисконт на свою продукцию даже в такой отчаянной ситуации. Наоборот, он хотел, чтобы покупателям техники дали деньги на приобретение его продукции, а ему самому — на модернизацию его производства. Кроме того, было бы очень хорошо закрыть российский рынок от конкурентов на Западе. Об этом он тоже сказал, страшно волнуясь, но все-таки сказал же.
— В рамках антидемпингового расследования можно, например, ввести квоту на импорт... — продолжил он.— Можно говорить? — деликатно спросил он, увидев, что господин Путин о чем-то заговорил с вице-премьером Игорем Сечиным.— И субсидирование... Две трети ставки, которые нам даются,— это хорошо... Но мы просим сто процентов...
Господин Бабкин наверняка понимал, кажется, одно — сегодня или никогда.
Президент "Агромашхолдинга" Наталья Портасова пользовалась поэтическими сравнениями, описывая примерно ту же ситуацию, что и Владимир Путин:
— Представьте себе поезд, который уверенно идет до станции назначения, скоростной! И вдруг срывается стоп-кран и начинается экстренное торможение! И что? Поезд идет под откос, и мы никогда уже не поднимемся? Или придет МЧС, который доведет поезд до конечной станции?!
Господин Путин кивнул, давая понять, что МЧС уже здесь.
— Поезд не должен превратиться в дрезину, как туфля у Золушки! — воскликнула Наталья Портасова.
В принципе ничего удивительного в ее речи не было. Ее реакция на увиденное на "Ростсельмаше" оказалась чисто женской. До женской истерики было еще далеко, но женские слезы были где-то уже совсем рядом.
Министр сельского хозяйства Алексей Гордеев перевел эту поэзию в более или менее грубую прозу: он предложил увеличить уставной капитал "Росагролизинга" на 25 млрд руб. ("это позволило бы в конце сохранить динамику поставок техники в крестьянские хозяйства на ближайшие три месяца"), а с 2009 года прекратить субсидировать кредиты под приобретаемую импортную технику.
Господин Христенко был помягче:
— Может, не вводить совсем уж защитных мер... Это было бы неловко по отношению к некоторым странам. Но, с другой стороны,— задумчиво продолжал он,— ВТО за годы своего существования создала такие тонкие, такие изощренные меры защиты своих рынков... а мы не можем пока вооружиться ими... поэтому, может, надо так и делать...
— Почему я решил провести это совещание именно здесь? — спросил сам себя господин Путин.— Я посмотрел ситуацию в отрасли, взял таблицу: здесь сокращено, сокращено, сокращено, там заводы остановлены, остановлены, остановлены... Ситуация тревожная, люди обеспокоены, хоть я и с немногими успел поговорить...
Правда, рабочие успели высказаться от души, конечно.
— Мы сделали первый шаг,— продолжил премьер,— по поддержке финансового сектора, и было правильно...
Он настаивал на том, что деньги, розданные банкам, не пропали. Для него, видимо, принципиально важно было, что он делает все правильно.
— Теперь надо посмотреть по отдельным, критически важным секторам,— продолжил премьер.
После этого господин Путин наконец огласил свои меры:
— Бюджетные средства должны направляться только на закупку отечественной техники. Напомню: семьдесят процентов закупалось по льготным кредитам с использованием двух третей кредитной ставки (а господин Бабкин просил все сто. Значит, отказано.— А. К.).
И эти льготы должны распространяться только на отечественную технику. Господин Путин подтвердил, что в уставный фонд "Росагролизинга" направляются 5 млрд руб.
— На счет Россельхозбанка... — продолжил он.— Предлагается дополнительно капитализировать его... Надо подумать...
И он подумал:
— Сбербанк, например, кредитует производителей сельскохозяйственной техники по приемлемой ставке, а Сельхозбанк — нет. Вклад нулевой! Так что вы сначала работайте нормально, а потом мы вас докапитализируем...
Говоря о возможных скидках на продукцию затоваренных заводов, он посмотрел на господина Бабкина:
— Ну, что вы думаете?
Тот замялся:
— Ну, если делать... Ну, десять процентов было бы нормально... Но больше пятнадцати мы не потянем!
Здоровый смех в зале.
— То, что вы согласились на скидки, уже хорошо,— успокоил его премьер, а то господин Бабкин сильно, кажется, расстроился от своих собственных последних слов.
И, наконец, премьер сказал про защитные меры:
— Мы не можем,— заявил он,— закрывать полностью наш рынок от импортной техники. Это могло бы отразиться негативно на развитии многих крестьянских хозяйств. Нужно найти разумный баланс... Вместе с тем,— медленно и даже торжественно закончил он,— в условиях мирового финансового кризиса (то есть снимая с себя ответственность за то, чем он сейчас продолжит.— А. К.) все-таки полагаю возможным в качестве временной меры на девять месяцев поддержать отечественных товаропроизводителей и увеличить ввозные пошлины на новую и бывшую в употреблении импортную технику, которая прежде всего является аналогом отечественной... Это не касается, конечно, комплектующих... (конечно, не касается.— А. К.). В общем, ставка пятнадцать процентов, не менее ста двадцати евро за один киловатт мощности двигателя, является уместной.
Последние его слова потонули в бурных и продолжительных аплодисментах отечественных производителей.
Кто-то, кажется, даже смахнул навернувшуюся слезу.
Так трогательно не заканчивалось еще ни одно совещание с участием Владимира Путина.