Санкт-Петербургская филармония зарядила новую авторскую серию концертов, сочиненную музыковедом и композитором Владимиром Ранневым. С результатами второй по счету "Экспертизы", отданной на откуп Андрею Решетину и его "Солистам Екатерины Великой", знакомился ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Петербургская филармония примеряется к новому для себя формату концертов-бесед. Не то чтобы до сих пор Филармония страдала немотой, просто местные лекторские стандарты не менялись с советских времен. Словоохотливость здешних конферансье трудно назвать дружелюбной по отношению к публике, а их фирменная смесь снобистского высоколобия с любовью к школярскому упрощению исторических фактов лучше всего работает как снотворное. Современная механика концертов-бесед должна наследовать драматургии анатомического театра: заручившись поддержкой приглашенных музыкантов-экспертов, ведущий-хирург снимает с классиков пропыленные камзолы и принимается публично копаться в организмах композиторов и их нетленок. В этом направлении и движется ведущий цикла "Экспертиза". По ходу концерты цикла обретают непринужденную атмосферу и историко-художественную интригу, но иногда теряют в чисто музыкальном качестве.
В пилотном выпуске "Экспертизы" барочные крайности и романтические безумства препарировал великолепный пианист и клавесинист Петр Айду. Героем второго по счету вечера стал скрипач и худрук фестиваля Earlymusic Андрей Решетин вместе со своим ансамблем "Солисты Екатерины Великой". Лучшей кандидатуры для участия в "Экспертизе" нельзя было и сыскать: неленивый и любопытный, господин Решетин не первый год перетряхивает архивы, возвращая отечественной культуре ее забытое музыкальное прошлое. Понятно, что программу концерта под симпатичным названием "Обрусевшая классика" он составил из сочинений своих любимых персонажей — западноевропейских композиторов, работавших в России в XVIII веке и обыгрывавших элементы русского фольклора на свой, европейски-виртуозный лад.
Интрига вечера лежала на поверхности: общеизвестно, что отечественные музыканты в большинстве своем числят своим профессиональным отцом Михаила Глинку, а более раннюю музыку либо не знают вовсе, либо относятся к ней презрительно-скептически. Нельзя, мол, считать импортный продукт классикой русской музыки. Это филистерское заблуждение было очень точно театрально обыграно в начале концерта: балалаечник Денис Пенюгин примостился на филармонической завалинке и начал было наяривать "Камаринскую", но тут же был спугнут и изгнан со сцены смычками и жильными струнными "Солистов Екатерины Великой". На этом игра вокруг "Камаринской" не закончилась. Программа концерта содержала один из двух десятков скрипичных концертов Ивана Жерновика, в финале которого он устроил вариации на тему "Камаринской". И сделал это более чем на полвека раньше Глинки, который использовал тот же фольклорный стандарт в своей знаменитой симфонической фантазии. Про глинкинскую "Камаринскую" еще Чайковский написал, что вся русская симфоническая музыка заключена в ней, как дуб в желуде. А тут вышло, что культовое для русской музыкальной историософии сочинение — не более чем сиквел опуса приезжего придворного музыканта.
Увы, именно этот камаринский финал господин Решетин по непонятным причинам исполнить не решился, откланявшись после двух первых частей сочинения Ивана Жерновика. Интрига повисла в воздухе, хоть и подчеркнула правильную неакадемичность формата "Экспертизы" согласно которому публика попадает в не слишком комфортную для себя ситуацию, но зато ей приоткрывается дверь на творческую кухню. Эту дверь открывали, кстати, и в виолончельном концерте Иоганна Фациуса. Виолончелист Александр Листратов выдвинул теорию о том, что это виртуознейшее сочинение было написано специально для Николая Петровича Шереметева, которого Фациус обучал игре на виолончели — видимо, учеником князь был превосходным, так как опус его учителя может осилить только виртуоз, но уж никак не любитель. К сожалению, сам господин Листратов слишком достоверно перевоплотился в любителя и наломал в головоломной партитуре Фациуса немало дров. Все эти недоразумения вместе с неотрепетированностью мероприятия следует, вероятно, списать на следование стандартам Петербургской филармонии — без такого оммажа местным традициям результаты "Экспертизы" смотрелись бы слишком вызывающе.