Владимир Левин, адвокат (защищал Владимира Квачкова, обвинявшегося в покушении на Анатолия Чубайса):
— Да, наверное. Я берусь за дела, невзирая на политический резонанс. Главное — защищать интересы человека, а не группу лиц, которым было бы выгодно то или иное решение.
Дмитрий Аграновский, адвокат (защищал офицера Сергея Аракчеева, осужденного за убийство чеченских граждан):
— Нет. Я бы посоветовал Кунгаевым взять чеченского адвоката. Во-первых, к нему было бы больше доверия со стороны чеченцев. А во-вторых, я не хотел бы вести дело против офицера, участвовавшего в контртеррористических операциях. А Буданова пошел бы защищать, даже если он и виновен. Я хорошо знал Маркелова и думаю, это убийство не связано с каким-то одним делом. Это вызов обществу. По всем "понятиям" адвокат неприкосновенен. Но, видимо, уже и "понятий" не осталось.
Мурад Мусаев, адвокат (защищает обвиняемых по делу Анны Политковской и событиям в Кондопоге):
— Если попросят, обязательно. Сейчас адвокатов убивают не за конкретные дела, а за принципиальность. Этим Маркелов и мешал подонкам, которые его убили. Но к убийству притянут за уши "чеченский след". У любого адвоката в производстве находится одновременно пять-шесть дел. И, например, если со мной что случится, я не сразу пойму — причина ли в деле Эдуарда Ульмана, Политковской или в кондопожских событиях.
Роберт Зиновьев, адвокат (защищал Бориса Кузнецова, обвинявшегося в разглашении гостайны):
— Вряд ли, я сейчас слишком загружен, но и гипотетически не стал бы. Хорошие адвокаты не берутся за дела, которые имеют ярко выраженную направленность, а я не верю, что решение по этому делу будет объективным. Тем более что Маркелова, скорее всего, убили из мести. Сейчас профессия адвоката становится героической, и это очень печально.
Гасан Мирзоев, президент Гильдии российских адвокатов, заслуженный юрист России:
— У меня другая специализация. Я возмущен этим убийством. Тем более что адвокат защищал пострадавших и в какой-то мере он выступал обвинителем. К сожалению, это убийство еще раз показывает, что государство пока не в силах защитить своих граждан, особенно тех, которые находятся на передовой в борьбе за права человека.
Михаил Трепашкин, адвокат, бывший сотрудник ФСБ:
— Конечно, потому что у меня аллергия на нарушение закона. Поэтому в свое время я взялся за дело пострадавших от взрыва жилых домов в Москве. Тогда мне шли прямые угрозы от ФСБ и частных лиц. Мне подбросили пистолет и более четырех лет удерживали под стражей. Адвокат, берущийся за громкое дело, подвержен высоким рискам, прежде всего со стороны госструктур. Хотя к убийству Маркелова ФСБ вряд ли имеет отношение.
Генрих Падва, адвокат:
— Все зависит от моих возможностей и самого предложения. А убийство Маркелова вряд ли связано с профессиональной деятельностью.
Георгий Каганер, адвокат (защищал Алексея Пичугина, сотрудника службы безопасности ЮКОСа):
— Нет. Я никогда не веду дела потерпевшей стороны. И теоретически я скорее согласился бы защищать Буданова, ведь никто не доказал, что чеченскую девушку изнасиловали. И дело это весьма запутанное.