Репрессии в натуральную величину
Музей истории ГУЛАГа
посетил Григорий Ревзин
Боюсь быть неверно понятым, поэтому сразу говорю, что к теме ГУЛАГа отношусь с трепетом, Сталина считаю убийцей и т.д. Но это очень странный музей. Тут так принято, что когда о нем рассказывают, то рассказывают не о нем, а о 17 миллионах репрессированных (в музее придерживаются этих цифр), и получается величественно. А если рассказывать о нем, то ой-ей-ей.
Там, собственно говоря, три музея. Один, как бы сказать, краеведческий. Знаете, в краеведческих музеях — карта края, стенды, посвященные видным землякам или типичным жителям, быт и труд края, произведения местных художников. Так вот, там есть большая карта СССР, на которую нанесены 500 лагерей (без какой либо иерархии), с десяток стендов с фотокопиями из личных дел репрессированных (особое внимание уделено Соловкам и строительству Беломорканала), личные вещи з/к (кружка, самодельная ложка и т.д.), пуля из расстрельной ямы на Соловках. Еще там есть два шкафа-витрины, представляющие мирные вещи 1930-х — романы, патефонные пластинки — и, напротив, вещи з/к — сапоги, бушлат, лопату, — как бы до и после репрессирования. Есть персональные экспозиции, посвященные Владимиру Антонову-Овсеенко (дворянин, руководитель боевой группы штурма Зимнего дворца, арестовавший Временное правительство, партийный псевдоним Штык, расстрелян в 1938 году) и его сыну, директору музея Антону Антонову-Овсеенко, еще артисту Георгию Жженову и почему-то Булату Окуджаве, который, к счастью, никогда репрессирован не был, но у которого были репрессированы родственники. Так же в отдельных витринах представлены немногочисленные подлинные документы — дело из архива НКВД, письма з/к Б. Железовского. Эти разрозненные материалы дополнены работами художников — узников ГУЛАГа и на темы ГУЛАГа — в основном картинами Ростислава Горелова. Из художественных экспонатов привлекает внимание модель монумента "Трагедия народов" Зураба Церетели, который скульптор когда-то хотел поставить на Поклонной горе в качестве памятника жертвам фашизма. Как выясняется задним числом, имелись в виду жертвы сталинизма, и тогда понятно, почему этот памятник на Поклонной горе не был поставлен.
Второй музей — это персональный музей художника Игоря Обросова. Этот мастер написал цикл картин про арест своего отца, директора института Склифосовского, судьбы своей семьи и шире — на тему ГУЛАГа. Данная часть экспозиции образовалась в этом году, а три года назад Игорь Обросов показывал этот свой цикл в Академии художеств в виде персональной выставки. Меня тогда смутило сочетание темы репрессий и характерных приемов живописи видного художника "сурового стиля" 1960-х, ассоциировавшегося у меня с обложками журнала "Юность". Картины показались мне несколько неглубокими, ну, как обложки. Это мне дорого обошлось — Мария Чегодаева, авторитетнейший художественный критик позднесоветской эпохи, написала мне открытое письмо в газете "Культура", заканчивавшееся выводом: "Вы подлец, Григорий Ревзин!" Поэтому в этот раз я лучше воздержусь от художественной критики.
Третий музей — это инсталляция на темы сталинского лагеря. Двор дома на Петровке, 16, где в 1990-е годы располагался пивной ресторан, декорирован колючей проволокой, там поставлена вышка охранника, а на стенах за проволокой висят портреты видных жертв ГУЛАГа — Бухарина, Тухачевского, Вавилова, Мандельштама, Мейерхольда, Флоренского. Дальше там воссоздан кабинет следователя НКВД, фрагмент лагерного барака и карцер. Эти помещения населены восковыми куклами следователя и допрашиваемого з/к, двух з/к в бараке и одного — в карцере.
Не могу передать, насколько меня смутила эта экспозиция. Восковые персоны вообще-то — род чучел. Когда восковой Сталин с трубкой сидит в музее на своей даче в Сочи, то это кажется даже приятным — так ему и надо. А здесь... Но эта часть кажется музею самой главной, там вообще принята театрализация. Главный экскурсовод, он же главный хранитель музея, Олег Борисович Калмыков водит экскурсии, одетый в форму сотрудника НКВД. Это все находится на Петровке, соседняя дверь с бутиком Marc Jacobs, рядом Петровский пассаж, Vogue-кафе. Очень буржуазное место. И так все это как-то удивительно, так несуразно...
А вообще-то ничего удивительного. Была московская организация репрессированных (называлась Московская общественная благотворительная организация пенсионеров и инвалидов — жертв политических репрессий "Возвращение к истине"), которая в 1990-е годы получила 130 метров помещений на Петровке. В 2001 году она договорилась с Юрием Лужковым. Свою скромную коллекцию она передавала в дар городу, а взамен Юрий Михайлович выпустил постановление про организацию музея и его финансирование. И вот получилось.
В этом здании никогда ничего репрессивного не было. Это была усадьба Раевских, не имевшая отношения ни к ЧК, ни к прокуратуре. Когда музей организовывался, то Лев Колодный предлагал устроить его на Никольской, 23, в расстрельном доме НКВД, там действительно в подвалах кучу народа положили, но рядом с "Наутилусом" и Третьяковским проездом это показалось сомнительным (хотя чем Петровка лучше?). Юрий Михайлович любит так, чтобы было наглядно. Как в Царицыне он выстроил дворец Екатерины, которого не было, так и здесь — лагерь, которого не существовало. ГУЛАГ-новодел.
Это был 2001 год, когда позиции власти и общества "Мемориал" как-то разошлись. Не думаю, что был специальный политический заказ, но очень удачно нашлась организация жертв политических репрессий, альтернативная "Мемориалу". В 2005 году, когда музей открылся, Сергей Адамович Ковалев со свойственной ему мягкостью и компромиссностью призвал (через газету "Мемориала" "30 октября") жертв репрессий не сотрудничать с музеем, а москвичей не ходить туда, поскольку это фальсификация. В ответ Антон Антонов-Овсеенко в газете "МК" разругал "Мемориал", "тот самый, которым руководит позорно известный Сергей Ковалев", и заявил, что его музей — единственный законный музей репрессий, который планирует открыть филиалы на Чукотке и еще почему-то в Абхазии (пока не открылись). В общем, довольно удачно получилось: вместо того, чтобы критиковать власти, жертвы репрессий вернулись в ситуацию камеры 1937 года, когда пламенные коммунисты продолжали выяснять отношения с беспартийными в промежутках между тем, как тех и других пытали сталинские палачи.
Такой вот музей. Это стоит посмотреть, чтобы осознать, как живет тема. Есть сами репрессированные — и там разные группы, они все говорят "Сталин-Берия-ГУЛАГ", но некоторые добавляют "Ходорковский", а некоторые воздерживаются. Власть поддержала тех, которые воздерживаются, и — "Да, да, ГУЛАГ, ужас, мы вам сейчас под это финансирование, у нас мастера, все колючей проволокой затянем, вышку построим, видных жертв репрессий вывесим". — "А куклу следователя можно?" — "И куклу можно!" И теперь они там играют в лагерь, и жалуются, что финансирование недостаточное.
Из подворотни кричат "ГУЛАГ! ГУЛАГ!", а кругом Marc Jacobs, Петровский пассаж, Vogue-кафе, и не очень слышно. Посещаемость у музея — около 1000 человек в год. В основном иностранцы. Олег Калмыков, который водит экскурсии в форме энкавэдэшника, мне с удовольствием рассказал, как посетители из Франции после экскурсии расспрашивали у других сотрудников, правда ли, что он лично пытал заключенных. Так что на иностранцев все это прекрасно действует. Между прочим, в экспозиции — личные вещи его деда, А. С. Силина. Пять лет лагерей.
Улица Петровка, 16