В Мариинке-3 прошел второй вечер нового цикла программ "Артист месяца", в рамках которого Мариинский театр собирается ежемесячно предоставлять сцену своего концертного зала лучшим из молодых музыкальных кадров. Пианиста Алексея Володина, оказавшегося в мариинском фокусе первым, с удовольствием разглядывал крупным планом ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
C недавних пор Валерий Гергиев все активнее занимается продвижением отечественных звезд. В числе молодых русских музыкантов, открытых Петербургу господином Гергиевым, Алексей Володин на особом счету — в мае прошлого года он стал первым пианистом, сыгравшим на сцене Мариинки-3 сольный концерт. Тогда "темная лошадка" последних "Звезд белых ночей" предъявила свои права на лидерство в молодой гвардии отечественного пианизма столь властно, что стало ясно: и петербургской публике, и господину Гергиеву повторных встреч с господином Володиным не избежать. Весной этого года Валерий Гергиев и Алексей Володин в компании с Лондонским симфоническим оркестром отправляются в большое турне по США, а пока пианист отрабатывает почетное звание "Артиста месяца". Его январский мариинский цикл начался в первые дни нового года с исполнения Четвертого концерта Людвига ван Бетховена, а в минувший вторник Алексей Володин сыграл сольный концерт из сочинений Фредерика Шопена.
В последние годы русские пианисты крайне редко жаловали единственного польского классика полнометражными программами. Едва ли не единственными шопеновскими событиями нулевых стали монографические концерты Михаила Плетнева. Петербургский клавирабенд Алексея Володина дает все основания предположить, что в новейшую исполнительскую историю попадут и его трактовки Фредерика Шопена. Короля полонезов господин Володин рассматривает сквозь модернистскую оптику: в интерпретации любимца Валерия Гергиева Шопен выглядит ближайшим родственником одновременно Клода Дебюсси, Александра Скрябина и Антона фон Веберна. Звучащий ничуть не беднее оркестра "Моря" или "Послеполуденного отдыха фавна" дебюссистский рояль господина Володина ни на секунду не дает забыть о том, что мать Шопена была полькой, а отец французом. Шопен Алексея Володина по-скрябиновски зыбок и горячечно спонтанен, но при этом обладает идеальной архитектоникой. Веберовская эстетическая рафинированность звуковой ткани помножена на абстрактность мышления: шопеновские танцевальные формулы звучат отвлеченными фигурами музыкальной речи. Исполняя Шопена, легко впасть в две гендерные крайности — либо по-салонному изводя его музыку в женственную изнеженность, либо иссушая поляка до мужской эмоциональной скупости. Алексаей Володин избегает и одной и другой ловушки, подходя к Шопену отстраненно. Эмоции никогда не переживаются, но лишь обозначаются или даются намеком.
В своем стремлении утвердить нового Шопена и порвать с предшествующим исполнительским опытом Алексей Володин лишь на первый взгляд проявил себя заправским модернистом. Его шопеновские интерпретации генетически связаны с поздним стилем Фридриха Гульды, еще более очевидна принадлежность к школе Элисо Вирсаладзе. Ее Шопен уже балансировал на импрессионистской грани, у нее господин Володин научился и особому щипковому туше, у нее перенял манеру по-режиссерски дальнозорко выстраивать интерпретацию. Без этой последней способности решенная сугубо импрессионистично Третья соната могла бы потерять свой чеканный лик — но в результате она предстала столь же совершенной, как и фантазийные пьесы первого отделения. Именно в этом парадоксальном альянсе интеллектуальной просчитанности и сугубой сиюминутности, чувственного и головного кроется секрет успеха Алексея Володина, самой бесспорной и самой пронзительной петербургской реинкарнации Фредерика Шопена недавних лет.