Вчера президент России Дмитрий Медведев и премьер-министр Владимир Путин поочередно встретились в Москве с председателем Еврокомиссии Жозе Мануэлом Баррозу. Владимир Путин, как выяснил специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ, поблагодарил председателя Еврокомиссии за то, что Евросоюз "не пустил" Россию во Всемирную торговую организацию (ВТО), и защитил президента России от подозрений в том, что тот обсуждал с господином Баррозу проблемы строительства правового государства в России.
На переговорах в узком составе с премьером Владимиром Путиным председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу признавался, что с президентом России Дмитрием Медведевым говорил в основном о том, по словам самого португальца, что в судьбе нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС открылись новые, невиданные доселе перспективы. Поскольку разговор об этих перспективах в таком тоне идет уже не первый и не второй год, то можно предположить, что оба собеседника к нему еще не раз с удовольствием вернутся.
Встреча господина Баррозу с Владимиром Путиным была более продолжительной. Они не только поговорили, а пообедали и даже дали совместную пресс-конференцию. Обстановка перед ней была напряженной. Было очень много журналистов, ожидавших, видимо, схватки господина Путина и господина Баррозу, отношения которых с годами приняли настолько затяжной характер, что не исчерпываются даже подходящим на первый взгляд термином советских дипломатов "задушить в объятьях".
Владимир Путин, подойдя к микрофону, пояснил, что здесь, на улице Воздвиженке, в Доме приемов правительства России, только что состоялось пленарное заседание правительства РФ и руководства ЕС. Впрочем, пленарным в общепринятом смысле этого слова заседание назвать было трудно. Оно случилось впервые за последние три года (до сих пор хватало, похоже, общения на уровне тройки руководителей ЕС и президента РФ с председателем правительства).
Господин Путин объяснил и эту особенность переговоров: по его словам, таким составом встретились потому, что "в условиях мирового кризиса этот формат востребован".
Господин Путин говорил без переводчика, а господин Баррозу странно-застенчиво улыбался. Он, видимо, чувствовал себя не очень ловко: журналисты в зале время от времени смеялись, а он просто не понимал над чем. А что если над ним?
И когда начал говорить сам господин Баррозу, показалось, что он решил: уже пора начинать давать господину Путину адекватный ответ. И он тоже не позволил прервать себя переводчику.
Впрочем, его английский не был такой уж большой загадкой. По крайней мере, господин Путин несколько раз среагировал на эту речь, то усмехаясь, то еле заметно покачивая головой.
Один раз он повернулся и внимательно посмотрел на председателя Еврокомиссии: господин Баррозу рассказал, как на утренней встрече с господином Медведевым "отметил некоторые проблемы с правовым государством в России".
— Я не уверен,— добавил председатель Еврокомиссии,— что отношения России и ЕС сейчас находятся на том уровне, на котором должны находиться.
Кажется, господин Путин теперь тоже не был в этом уверен.
Жозе Мануэл Баррозу к тому же заявил, что "газовый кризис показал: вопросы энергетической безопасности сейчас выходят на первый план", и позже добавил, что "протекционизм в условиях мирового экономического и финансового кризиса не может быть плодотворным путем".
Господин Путин кивнул, и как-то обреченно, что ли. Его собственная речь по отношению к председателю Еврокомиссии была гораздо более умеренной и аккуратной, чем речь господина Баррозу по отношению к российскому премьеру. И было такое впечатление, что Владимир Путин решил: ну ладно, не я первый начал.
Между тем от одного из участников пленарного заседания мне стало известно, что и сами переговоры проходили в очень нервной обстановке.
Так, тему протекционизма сначала поднял Жозе Мануэл Баррозу. Он сказал, что повышение тарифов на сухопутные перевозки для грузовиков стран ЕС — не что иное, как протекционизм, насчет которого все вроде бы согласились, что это не выход (по крайней мере, из кризиса).
На это господин Путин заметил, что и ЕС по крайней мере не чужд протекционизма: он отчаянно субсидирует, например, европейских поставщиков молочной продукции.
После этого господин Путин заявил следующее: "И вообще мы со всей душой пытались вступить в ВТО, но, к счастью, вы нас туда не пустили!" — имея в виду, что в условиях кризиса членство в ВТО тянет страны на дно, так как они, можно сказать, намертво повязаны друг с другом взаимными обязательствами.
Кроме того, на господина Путина, видимо, сильное впечатление произвело высказывание посла ЕС в России по поводу того, что "Россия блефует насчет визового режима" (на этот раз имелось в виду, что это не ЕС, а Россия не готова к его облегчению или даже отмене).
Российский премьер заявил послу: "Вы знаете, я вам скажу честно: мы готовы пойти на то, чтобы с завтрашнего дня отменить визы, даже в одностороннем порядке. Но мне наш министр внутренних дел не разрешает: говорит, что надо на двусторонней основе это делать".
Ключевым тут, конечно, было слово "честно".
Между тем после вступительной речи господина Баррозу российский премьер, казалось, даже расслабился. Он был теперь лишен любых моральных обязательств по отношению к коллеге, неожиданно заявившему свою активную гражданскую позицию на пресс-конференции, которая, безусловно, является для каждого из лидеров очередным раундом переговоров (и выиграть ее часто означает выиграть и сами переговоры).
Было предусмотрено по два вопроса с каждой стороны. Первым задал вопрос российский корреспондент. Речь шла о том, не собирается ли ЕС поддержать проекты "Южный поток" и "Северный поток" (South Stream и North Stream) материально — так, как поддержал, например, проект Nabucco (трубопровод в обход России), выделив на его строительство €250 млн.
Председатель Еврокомиссии признался, что последний газовый кризис заставил его пройти "ускоренный курс повышения газовой квалификации" и что он "многое понял". Так, он осознал, что "диверсификация поставок — естественная позиция". Он добавил, что к Еврокомиссии никто не обращался за матпомощью в случае с "Северным потоком" и "Южным потоком". А за Nabucco просили.
Господин Баррозу, отвечая еще на один вопрос российского журналиста, заметил, что хорошо относится к тому, что в России, на Украине и в ЕС работают европейские наблюдатели, которые отслеживают объемы поставляемого через Украину в Европу газа из России.
— Тем более,— добавил господин Баррозу,— мы сами много усилий приложили к этому, чтобы убедить обе стороны принять этих наблюдателей.
То есть господин Баррозу продолжал задирать господина Путина. При этом председатель Еврокомиссии говорил длинными периодами, не обращая внимания на переводчика. Он был по всем признакам удовлетворен своей принципиальностью. Это было странно: он ведь хорошо знал господина Путина и не мог не понимать, к чему все это приведет.
Российский премьер добавил, отвечая на тот же вопрос:
— Мы просили бы продолжать контроль наблюдателей хотя бы до конца первого квартала этого года.
Говоря об этом, он имел в виду, без сомнения, возможные проблемы, конечно, не в России, а на Украине. Он давал понять, что Россия глубоко благодарна ЕС за установление этого контроля.
— И я хочу,— неожиданно произнес Владимир Путин,— ответить на третий вопрос, который не имеет отношения к вашему (и который не прозвучал на этой пресс-конференции.— А. К.). Я только что узнал, что мистер Баррозу обсуждал с господином Медведевым (важно было даже то, что Жозе Баррозу оказался в этот момент мистером, а Дмитрий Медведев — господином.— А. К.) проблему строительства правового государства в России. Обсуждал в Кремле,— Владимир Путин с веселостью оглядел журналистов,— а сообщил здесь, где господин Медведев отсутствует и не может сказать ничего!
Но тут, конечно, было кому заступиться за Дмитрия Медведева.
— Я знаю позицию российской стороны (и не понаслышке.— А. К.),— продолжил премьер.— Россия готова обсуждать любые вопросы, в том числе связанные с правами человека и свободой. Но надо это делать в комплексе!
И премьер обрушился на опешившего, не ожидавшего этого удара под дых Жозе Мануэла Баррозу с критикой всего, что оказалось в этот момент под рукой у господина Путина,— того, как "решаются проблемы русскоязычного меньшинства в Прибалтике"... Он вспомнил о "проблемах мигрантов в Европе", о "ситуации в тюремных системах в некоторых европейских государствах"...
Казалось, господину Путину давно хотелось высказаться по всему кругу внешнеполитических вопросов и он с удовольствием пользовался так опрометчиво предоставленной ему господином Баррозу возможностью.
Причем премьер, казалось, назло председателю Еврокомиссии делал теперь паузу после каждого предложения, давая возможность переводчику проявить себя.
— Я не могу говорить от президента России сейчас,— заключил Владимир Путин, и следовало, конечно, обратить внимание на вырвавшееся у него "сейчас", которое переводчик поспешил перевести как "здесь",— но примите ответную шайбу от правительства Российской Федерации.
— Я просто поделился с господином Медведевым,— решился взять слово и господин Баррозу,— тем, что есть обеспокоенность недавними событиями — убийством нескольких правозащитников и журналистов в России... Правовое государство, права человека важнее дипломатии...
Господин Путин хотел что-то ответить, потом передумал, засмеялся и сказал:
— Ну что, мы так и будем продолжать тут?..
Нет, он не договорил.
Потом они схватились еще несколько раз: председатель Еврокомиссии вспомнил про войну в Южной Осетии, а господин Путин возвращал ему его же слова насчет того, что "надо жить по единым правилам, это касается всех малых народов Европы" (переводчик перевел малые народы как "жители Косово".— А. К.).
Потом они поговорили про Энергетическую хартию, которую господин Путин предлагает дописать или даже переписать, и тоже в соответствии с едиными правилами — чтобы "у стран ЕС появились гарантии".
— Мы будем рады как можно чаще принимать здесь "великолепную десятку" из ЕС,— закончил российский премьер (вместе с господином Баррозу в Москву приехали еще девять еврокомиссаров.— А. К.).
Нет, точно не выговорился в этот раз.