Разбойники с больших экранов
Какой бывает мафия в кино
напоминает Михаил Трофименков
Мафия обосновалась на экране, едва кино вышло из младенчества. Первый фильм о ней снял гений, по легенде, придумавший крупный план и монтаж,— Дэвид Уорк Гриффит. В "Мушкетерах Свиной аллеи" (The Musketeers of Pig Alley, 1912) на бедную героиню Лилиан Гиш клал глаз Snapper Kid, главарь одной из банд Нью-Йорка. Но миф о мафии родился на излете сухого закона. Джозеф Штернберг в "Подполье" (Underworld, 1927), Мервин Лерой в "Маленьком Цезаре" (Little Caesar, 1931), Уильям Уэллман во "Враге общества" (Enemy of Society, 1931) и Ховард Хоукс в "Лице со шрамом" (Scarface, 1932) в приступе жестокого вдохновения создали все архетипы жанра. Не последний из них — "гангстерский шик", придающий грязным преступлениям леденящую красоту. Похоже, что Голливуд просто-таки навязал гангстерам их собственный имидж. Так, они подкупили портного, шившего костюмы для Джорджа Рафта, часто игравшего головорезов, чтобы копировать их для себя.
Затем подоспели французы. Следуя национальной традиции романтизировать преступников как стихийных анархистов, они тоже увидели в мафии эстетический феномен. Марсельскую мафию воспел Морис Турнер в "Жюстене из Марселя" (Justin de Marseille, 1935), кстати, смотрящемся очень актуально. Сенегальца-сутенера казнят, а опиум прячут в гробах, словно на экране Гарлем 1970-х из "Гангстера" (American Gangster, 2007) Ридли Скотта. В 1950-х экран заполнили блюдущие кодекс чести, мудрые, как Жан Габен, или пылкие, как Ален Делон, люди milieu, криминального подполья с площади Пигаль. Симпатия кино к ним объяснима просто: сценарии этих экранных баллад писали люди, прошедшие лучшие тюремные университеты Франции.
На родине мафии о ней вспомнили лишь в годы неореализма. Не сумев выжечь мафию каленым железом, дуче не пускал ее на экран. Прокурор из фильма Пьетро Джерми "Во имя закона" (Il nome della logge, 1949) — первый блюститель закона, побежденный мафией, предтеча героев политического кино 1960-70-х. Итальянцы слишком хорошо знали мафиозную реальность, чтобы любоваться или восхищенно ужасаться крутыми парнями. Они первыми отринули закон Голливуда, согласно которому, история гангстера — история его краха. Для итальянцев мафия вообще не персонифицируется. Она анонимна. Крах терпят те, кто бросает ей вызов, как генерал Далла Кьеза, изрешеченный киллерами вместе с женой в фильме режиссера Джузеппе Феррара "Сто дней в Палермо" (Cento giorni a Palermo, 1984).
Итальянцы первыми связали криминал с политикой: Франческо Рози поведал о Сальваторе Джулиано (Salvatore Giuliano, 1961), сицилийском пареньке, расстреливавшем по заказу мафии коммунистов и пущенном в расход за ненадобностью. Мафия вековечна, как потрескавшаяся земля Сицилии, черные платки женщин и городские трущобы, так же скучна, тупо беспощадна и лишена любого лоска. Так что "Гоморра" — фильм, очень органичный для Италии.
Любая уважающая себя мафия возводит свою родословную едва ли не к Адаму. На Сицилии слово "mafia" считают аббревиатурой клича "Смерть Франции, вздохни, Италия!" (Morete alla Francia, Italia anela!), с которым островитяне в 1282-м вырезали французских захватчиков. Корни каморры возводят к тайному испанскому обществу Гардуна (1417). Якудза — наследники тэкия и бакуро, коробейников и игроков эпохи Эдо (1603-1868), триады — заговорщиков против династии Цин XVIII века.
Но современная мафия — сугубо тоталитарная структура ХХ века. Даже супертоталитарная, синтезировавшая и лишившая любой позитивной социальной функции все формы власти. Это школа. Мафиозо — идеал успеха для мальчишек из "Хороших парней" (Goodfellas, 1990) Мартина Скорсезе, "Шанхайской триады" (Yao a yao yao dao waipo qiao, 1995) Чжана Имоу, фильма Такеси Китано "Ребята возвращаются" (Kizzu ritan, 1996). Это патриархальная семья: Фрэнсис Форд Коппола шокировал, сняв "Крестного отца" (Godfather, 1972) по законам "Саги о Форсайтах". Это бизнес-корпорация: в "Подполье США" (Underworld U.S.A, 1961) Сэмюэля Фуллера шеф мафиозной фирмы "Нацпроекты" хвалится, что, "пока наши бухгалтерские книги в порядке и мы занимаемся благотворительностью, победа за нами". Это партия: на "Выборах" (Hak she wui, 1999) Джонни То правоту своих предвыборных программ претенденты на пост главы триады подтверждают огнем и свинцом.
Наконец, это гестапо пополам с КГБ. Легендарная "Организация", союз ранее враждовавших итальянцев, евреев, ирландцев, возник в мае 1929-го. "Совет кенгуру" выносил смертные приговоры, "Корпорация убийств" направляла палачей в любую точку США: убийства сотен людей казались лишенными какого бы то ни было мотива. В "Блюстителе правосудия" (The Enforcer, 1951) Роберта Уолша панорама камеры по извлеченным из озера, превращенного корпорацией в кладбище, ботинкам жертв взывала к памяти об Освенциме.
Второе, после тоталитаризма, главное изобретение ХХ века — глобализация. По мере стирания границ о себе заявляют на экране все новые мафии. Сидни Поллак научил зрителей слову "Якудза" (Yakuza, 1973): харизма японских убийц была столь сильна, что, подражая им, сыщик-янки отрезал себе палец. Но от самих японцев о том, что ребячливые убийцы — неотъемлемая часть национального пейзажа, мир узнал из "Сонатины" (Sonatine, 1993) Такеси Китано, хотя якудза был героем еще классического "Пьяного ангела" (1948) Акиры Куросавы. Высылка с Кубы уголовников, быстро отвоевавших место под солнцем Флориды, аукнулась "Лицом со шрамом" (Scarface, 1983) Брайана Де Пальмы. В середине 1980-х Ринго Лам и Джон Ву ввели моду на пуленепробиваемых гангстеров из Гонконга. Стивен Содерберг присудил мексиканским наркобаронам победу в глобальной войне против мафии в "Трафике" (Traffic, 2000). Наконец, пришли русские. Сначала — местечковые короли Брайтон-Бич в "Маленькой Одессе" (Little Odessa, 1994) Джеймса Грея, затем — монстры из "Порока на экспорт" (Eastern Promises, 2007) Дэвида Кроненберга. Но кино вовсе не открывает зрителям глаза на криминальное зазеркалье. Кино, в чем, собственно говоря, и заключается его миссия, плодит новые мифы. Время японской или русской "Гоморры" придет не скоро. Надо пожить в объятиях мафии несколько столетий, чтобы она встала и режиссерам, и зрителям поперек горла, как это случилось в Италии.