Роскошь ледникового периода

Это довольно невероятный музей. Частный музей палеонтологии, причем с богатой коллекцией. Мамонты, шерстистый носорог, пещерный медведь, пещерный лев, лошади волосатые, росомаха, овцебык — и еще целый зал русских и китайских произведений резьбы по кости. И так все это масштабно сделано! Прямо даже поражаешься.

Вообще, палеонтологические музеи — особый жанр. В XVIII веке их еще не было. Это следствие искреннего интереса к теме со стороны Наполеона, очень ценившего Жоржа Кювье и даже сделавшего его членом Госсовета и пэром Франции за его выдающуюся способность восстанавливать скелет животного по одной ископаемой кости. Вслед за Наполеоном другие государи Европы почувствовали, что им тоже нужно что-то делать в этом направлении, а уж грандиозная программа строительства музеев в центре Лондона, реализованная королевой Викторией, ясно всем показала, что без палеонтологического музея империи не бывает. Эстетика этих музеев плоть от плоти XIX века с его балансированием между верой в науку и верой в спиритуализм. С одной стороны, четкие описания находок, эволюционные линии, виды, подвиды — острое ощущение, что все в мире закономерно и подчинено логике. С другой — скелеты в респектабельных светских позах, черепа с выразительными пустыми глазницами и улыбающимися челюстями: загробный мир, населенный духами мамонтов и съевших их древних людей.

У нас есть такие государственные музеи. Но все они были сделаны в советское время, когда мы еще были империей, и там несколько специфическая атмосфера. Нет, там тоже страшно интересно, но там какое-то ощущение, что скелеты животных как бы несколько растерялись. Понимаете, империи ведь тем отличаются, что им до всего есть дело. Им важно знать не только, что происходит в зоне их непосредственных жизненных интересов, но и как дела в космосе, как устроена фонетика задненебных звуков у аборигенов Австралии, зачем аборигены съели Кука. Для всего этого империи устраивают экспедиции, выделяют научных сотрудников, и те чувствуют, что выполняют какую-то важную миссию, хотя и не всегда знают какую. И вот ряды скелетов в палеонтологических музеях, все эти поставленные в ряды бивни и спилы черепов мамонта как-то доказывают, что и здесь, в древности, империя тоже навела порядок, все учла и контролирует. Испытываешь гордость за родную страну. Ну вот, а обычные государства перестают этим интересоваться. Фонетика грузинского языка нас еще интересует, а языков Африки — меньше, и пусть уж они там произносят свои задненебные, как бог им на душу положит. Нам по барабану. Прискорбное явление падения общего уровня знаний наблюдается, и к палеонтологии это тоже относится. Скелеты там выглядят так, будто потеряли смысл жизни.

А тут, в ВВЦ, другие скелеты. Какие-то они бодрые, заводные. Там, как войдешь, по бокам от входа стоят чучела двух очень больших медведей — белого и бурого, и сразу такое ощущение, будто попал в ресторан "Русская сказка". Потом там начинается все с экспозиции "Москва в ледниковый период", и вот верите или нет, а я как-то сразу почувствовал присутствие Юрия Лужкова. То есть как бы это делалось в расчете на то, чтобы ему понравиться, и поэтому само собой получилось, что еще в ледниковый период Москва была готова к его приходу. Там ходят два таких мощных грузных быка с некоторой вальяжной мудростью во взоре — как бы чиновники большого уровня, как бы мэрия и федеральная власть; потом скалят зубы волк и росомаха — такой оскал крупного бизнеса у них, довольно опасный, но против чиновников недостаточный; и еще скачут по своим мелким делам тушканчики, суслики, мышки — ну, электорат.

И там все так мизансценами выстроено. Меня, скажем, до слез пронзил скелет пещерного медведя, который тоже стоит у двери вместе с чучелами белого и бурого. Такая в нем горечь, обида на несправедливость! Зимой он спал в пещерах, а зима в ледниковый период длилась по девять месяцев. И люди находили его там, спящего, и ели, и жили в его пещере, и это было так удобно, так практично, что еще до конца ледникового периода съели его совсем. Когда Ельцин воевал с парламентом в 1993 году, один мой друг принес на хвосте песню сторонников Хасбулатова "Я убит в Белом доме...". Там был такой куплет: "Бэтээры и танки/ Не жалели огня/ И в мои же останки/ Превратили меня". И пещерный медведь, он в этом ключе. Белый и бурый — пожалуйста, у них и шкура есть, и все, а он одни останки. Кости. Остальное съели, пока он спал.

О мамонтах даже не буду, тем более что они там орут время от времени (рев научно реконструировали, помножив на компьютере рев слона на технические характеристики мамонтового хобота), а когда хватает денег на рекламу — орут по радио ВВЦ. Там в зале всякие обманки с зеркалами, анимации — если посчитать все отражения, то в зале 12 тыс. мамонтов. Я хочу сказать, что, конечно, все это немного напоминает балаганное развлечение, но как-то это слишком роскошно для балагана. Гламурные какие-то скелеты и чучела. Билет в этот музей стоит 250 рублей, но видно, что билетами это вообще-то никак не окупишь. Пятизвездная экспозиция.

Вообще-то это не вполне музей, а отчасти шоу-рум фирмы "Ледниковый альянс" якутского предпринимателя Федора Шидловского, которая собирает в тундре останки древних животных, экспортирует бивень мамонта, делает чучела и научные реконструкции вымерших животных и еще занимается косторезным производством: все в основном на экспорт. Собственно, с доходов от этого бизнеса и содержится музей. Именно поэтому, я так думаю, все экспонаты и выглядят так роскошно: скелеты скелетами, а что-то в них есть от последней модели машины известной марки на автосалоне — прямо в самом лучшем виде представлены. И экскурсоводки там соответствующие. Но с другой стороны, для шоу-рума все это как-то опять слишком роскошно. Слишком серьезная научная основа — карты ареалов обитания, реконструкции; кроме того, все экспонаты подлинные, никакого пластика, что уж совсем ни к чему в шоу-руме, а важно именно для музея.

Я для себя это объяснил примерно так. Наблюдая в течение последних 20 лет за русским предпринимательством, я заметил, что на раннем этапе своего становления русский бизнесмен испытывает большую любовь к природе. Это захватывало даже банкиров. Впоследствии некоторые двигаются в другие области, начинают интересоваться театром, искусством, антиквариатом, но сначала почти неизбежно возникает глубокое удивление и восторг по поводу ландшафта, флоры и фауны каких-нибудь малодоступных мест. Это светлое и доброе, хотя несколько наивное чувство, но его можно развивать. Отдельные любители природы из этой группы начинают интересоваться разными мистическими практиками, чувствовать особую энергетику некоторых мест Земли, какие-то волны, связь с потаенными свойствами своей натуры. И вот когда господин Шидловский начинает объяснять (а он это делает в каждом интервью), что человек генетически связан с мамонтом, поскольку появился в ледниковый период, когда мамонт ушел, и само чувство прекрасного у человека опосредовано мамонтом, потому что первые художественные изделия он делал из бивня, и что мамонта надо щупать, потому что все это ощущается тактильно, я как-то очень узнаю тему. Почему-то я часто что-то такое слышу в последние лет десять — не про мамонта, а про генетическую связь с чем-нибудь, про что не подумаешь.

Еще он там делает Мамонтовую комнату и уже сделал трон. Ну, есть ведь Малахитовая комната, Янтарная комната, а он делает мамонтовую. Как доделает, я думаю, позовет Путина. Словом, вам предоставляется уникальная возможность. Вы можете увидеть, как изменился ледниковый период, когда там появился русский предприниматель. Коротко говоря, там появился элемент авантюры, романтики, когда за счет прибыли от бизнеса финансируется мечта, вкус к роскоши, явная энергия и тяга к тайной энергетике, дипломатичное заигрывание с властью. Словом, появилось то, что и везде. Но как это выглядит на материале ледникового периода! И потом это совершенно потрясающе смотрится в ВВЦ. Там два вида людей. С одной стороны, какие-то пакистанцы, жители Шри-Ланки и других совсем экзотических стран, которые опасливо торгуют самым различным "серым" импортом и контрабандой; а с другой стороны, происходит судорожная и беспорядочная торговля медом, который прет изо всех щелей. В воздухе как-то остро пахнет ОМОНом, который уже сейчас придет и всех повяжет. Поразительно, когда посреди этого появляется балаган с мамонтом. Еще поразительнее, когда туда заходишь, а он оказывается роскошным музеем, совершенно не соответствующим сегодняшнему статусу места. И думаешь: а нет ли каких других бизнесменов с такой же безумной мечтой? Вот бы их всех сюда! Глядишь, и ВВЦ было бы не стыдно никому показывать.

ВВЦ, павильон N71